— Неужели? Как он мог! И что же он сказал?

Я вгрызлась в бутерброд с икрой, прожевала и криво улыбнулась.

— Он просил о помощи.

— И все?

— Почти все. Еще он назвал имя. Угадай какое?

— В другой раз. Ну!?

— Рон.

Имя упало кирпичом. Лирин побледнела. Я жевала бутерброд, не мешая ей просчитывать ситуацию.

Эльфийской головной боли хватило еще на три бутерброда и стакан сока.

— И что ты теперь собираешься делать?

— Не знаю, — честно созналась я. — Поговорю с верховным волшебником.

Эльфийка расслабилась и улыбнулась.

— Я боялась, что ты с ходу заорешь: “Свободу попугаям!”

— Я бы и заорала, — честно призналась я. — По мне даже смерть лучше такого заточения. Но я не знаю, не нагадят ли милые птички мне на голову.

— Какая очаровательная аллегория. Когда говорить будешь?

— Хочешь присутствовать?

— А то!

Я поглядела на часы.

— Дай мне час — и я буду готова без двадцати одиннадцать. Идет?

— Маловато времени просишь, — съехидничала эльфийка.

Я пожала плечами с самым невинным видом.

— Если будешь общаться с друзьями — держи себя в парадной форме. А если с врагами — будь просто неотразима!

— Ах, вот оно что! Самолюбие проснулось?

Я покраснела. Ну, в общем, если честно… Проснулось! Достала меня эта сволочонка Орланда до пробуждения всех худших качеств! Еще немного — и я начну курить и материться на улице! Эльфийка несколько секунд разглядывала меня, а потом смилостивилась.

— Ладно, уж… Хорошее чувство, давно пора было его растолкать! Прислать к тебе гримера?

Я почесала нос.

— А почему бы нет? Я должна произвести хорошее впечатление на этого… верховного волшебника.

Лирин улыбнулась и исчезла за дверью.

Я задумчиво перебирала содержимое шкафа. Хотелось выглядеть жуткой очаровательной стервой. А с эльфийскими платьями это было легче легкого. Трудность была в выборе. Глаза разбегались. В итоге я остановилась на длинном серо-зеленом платье, в цвет моих глаз. Длинное, строгое, закрытое — спереди. Сзади у него как раз были два овальных выреза. Один на спине, второй — на попе. Так что трусы под это платье не оденешь. И если стесняешься своего тела — тоже его не оденешь. Дело в том, что у эльфов своеобразное отношение к наготе. Они могут расхаживать голыми где угодно и когда угодно и никто никогда не скажет им, что они нарушают правила приличия. Никто и не заметит и не подумает. У эльфов нагота так же обычна, как и одежда. И это платье считается очень скромным. Какой там вырез! Видели бы вы очаровательный наряд из золотой рыбачьей сети, который как-то раз нацепил на себя Лефроэль. Я вот видела его мельком — и потом час приходила в себя! Почему? Ну, потому! Сетка просто украшала эльфа, но ничего не скрывала. И плавки под этим нарядом тоже не предусматривались. На любом другом он смотрелся бы жутко. Но Лефроэль носил его с таким спокойствием и достоинством! Он мог бы в таком виде появиться и на улицах Москвы. И ему не было бы стыдно. Целый час я потратила на мелкую зависть в сторону Лирин. Повезло же ей такого парня отхватить! Я натянула платье и как раз вовремя. В дверь постучали, и вошел молодой эльф со здоровенным чемоданом в руках.

— Под кого гримировать будем?

Я улыбнулась.

— Под очаровательную стерву.

— Тогда я могу идти? — польстил мне эльф.

— Может быть я и стерва, но до очарования мне далеко. Но вы же мне поможете?

— Разумеется!

Эльф оказался просто волшебником. Спустя сорок минут из зеркала на меня смотрела женщина, в которой я даже не сразу признала себя. Платье делало мою фигуру тоньше, выше и изящней, глаза отливали зеленью, волосы улеглись в сложную высокую прическу, а лицо было так искусно подкрашено, что косметика казалась натуральными красками. Само очарование. Но такая стерва!

Я рассыпалась в комплиментах визажисту, а он — мне и ровно через десять минут я входила в зал связи. Там меня уже ждали Лирин и Лефроэль. Эльфы сидели так, чтобы их не было видно, и смотрели на меня. Я вздохнула, встала в очерченный золотой краской круг — и сломала печать на втором письме. Прямо передо мной появилась призрачная фигура верховного волшебника. Отвесила изящный поклон и заговорила:

“Госпожа Тина, я приношу вам свои самые искренние извинения за недопустимые поступки моей дочери. Уверяю вас, я никогда не хотел вашей гибели. Более того, я рад был бы учить вас волшебству. Вы невероятно способная и везучая женщина. И к тому же очаровательная. Знаете, я всегда считал, что Ник не заслужил ни вашей любви, ни вашей верности. Не уверен, знаете ли вы, что он изменил вам с моей дочерью под действием барутты, но спешу уверить вас, что его душа принадлежит только вам одной. Это вызывает сильнейшую ярость Орланды, отсюда же, из ревности и зависти проистекают все ее выходки…”

Я прищелкнула пальцами.

— Выходки? Сильно сказано. Учитывая, что меня хотели просто прикончить!

“…. поскольку я никогда не желал вам зла, я полагаю, что у нас найдется несколько тем для обсуждения. Госпожа Тина, то есть, я полагаю, к этому моменту уже вэари Тина, не сочтите за труд связаться со мной для прямого разговора не через письмо. Я готов говорить с вами через зеркало, телепатически или просто встретиться с вами в любом удобном для вас месте в присутствии людей, которым вы доверяете. Прошу вас уведомить меня о вашем решении как можно скорее. Со своей стороны заявляю, что согласен на любое место и время разговора, которое вы назначите.

Искренне ваш, верховный волшебник”.

Я фыркнула и вышла из круга. Мне требовалось несколько секунд на обдумывание и так, чтобы меня никто не слышал. Ну, разве что Лирин с Лефроэлем. И как это я так успела с ними подружиться?

— Интересно, что надо от тебя этому старому скунсу? — начал диалог Лефроэль.

— Я бы не стала так оскорблять животных, — вступила я.

— Медальон, который ты привезла из мира двенадцати дев, — припечатала нас обоих эльфийка.

Я покусала ногти. Медальон. Понятное дело, что он важен. Но чтобы настолько? Да кто помешал ему просто прикончить меня и забрать украшение? Что я и высказала вслух.

Лирин пожала плечами.

— Тина, ты прелесть и классная девчонка, ты сильна и из тебя получится крутая волшебница, но в теории магии ты полный профан.

— А то я сама не знаю!

— Ты можешь не знать и чего-нибудь еще. Скажем, ты могла, сама не заметив, замкнуть медальон на себя. Например, на свою смерть! Или на свою кровь, что более вероятно. Или просто — на себя. Ярость, знаешь ли, в клочья рвет любые цепи. Ни для кого это не бывает так справедливо, как для волшебников. Именно в ярости даже самый слабый волшебник может натворить такого, что сорок сильных не разгребут. Допустим, тебя схватили по приказу Орланды, ты не сомневаешься в том, что это ее приказ, у тебя отобрали медальон и собираются убить, потому что пока ты жива ты будешь представлять для нее угрозу. Что ты будешь чувствовать?

Я пинком отбросила длинный подол платья.

— Что? Да то самое!

Даже при одной мысли о подобной ситуации мне стало плохо. Ярость прокатилась по сему телу, горячая, как раскаленная лава, обжигающая и превращающая меня из человека в животное. Комната замутилась красным, или это просто у меня в глазах потемнело? Гремел гром — или просто кровь грохотала у меня в ушах?

— И что же? — голос Лирин вернул меня к реальности.

Я поежилась.

— Ты права, Лирин. Вся моя сила, все мысли были бы только об одном. Я просила бы Бога, Дьявола, предлагала бы жизнь и душу за одно — придите хоть кто-нибудь — и отомстите за меня. Моя душа меня не волновала бы. Да и жизнь тоже.

— Так-то, — эльфийка была очень довольна. — Одна мысль, а ты уже готова разнести в щепки мой многострадальный дворец. А если бы это была реальность?

Я покраснела и опустила глаза.

— Извини. Я не хотела. Сорвалась.

— Бывает. Я бы тоже сорвалась. Так что ты хочешь делать?

Я пожала плечами.