— Слушай, как ты ее не удавил!? Она же просто стерва!

— Я ее люблю, — просто ответил Ник.

— Тьфу!

Перспективы у верховного волшебника были, мягко говоря, нерадостными. Где искать эту чокнутую ведьму, как отобрать у нее медальон с заточенным, и как потом расхлебывать всю эту ситуацию?! С одной стороны — она уже полноценная и полноправная ведьма. И обязана ему подчиняться. С другой стороны — он и не выдвинул ей никаких требований. Она может с невинным видом отрицать все обвинения. И наказывать ее пока не за что. Тина ведь и не обязана ему доверять. Сколько ей пакостей его дочурка учинила — кому другому на всю жизнь хватило бы. И ведь никак ее теперь не разыщешь. Если бы все шло положенным путем, Тина, побывав в Саду Двенадцати Дев, явилась бы к нему в замок. Он снял бы слепок ее сознания — и смог бы найти волшебницу в любом мире, где бы она ни оказалась. Она этого не сделала — совершенно справедливо. А искать безумную женщину во множестве миров, не имея ничего, вообще ничего, никаких ориентиров, искать после того, как она прыгнула в неизвестность по блуждающему вектору — это даже не смешно. Это поиск даже не иголки в стогу сена, а песчинки на дне океана. И даже если она применит свою силу — это ничего не изменит. Откуда верховный волшебник узнает, что это именно она, а не шаман Юкка-три-пальмы очередного недоразвитого народа!? Да и потом, отслеживать все проявления силы, в бесконечном множестве относительно подходящих для человека миров…

Не смешите мои подковы! Это будет не под силу всему сообществу волшебников, не то что одному Верховному Вэари.

Верховный колдун выматерился так, что небу над головой стало жарко.

В такие дни ему просто не хотелось жить. Он махнул рукой на Ника и дочь и перенесся к себе. В баре у него в комнате стояло одно универсальное средство от всех забот. Водка, конечно, ничего не решала, но как хотелось отдохнуть от всех проблем! Хотя бы на пару часов!

Я плюхнулась на задницу и прекратила орать. Надоело, наверное. А орала я с того исторического момента, как активировала новенькое, ни разу не деланное раньше заклинание блуждающего вектора. И было с чего. Даже в книге предупреждали, что это очень сложно, опасно и вообще, если вы не хотите, чтобы вас выследили, лучше всего применить заклинание стирания следов. Это было бы прекрасно, но, во-первых, оно в книге не приводилось, а во-вторых, я знала, что это ритуал минимум на час. Опытному магу конечно меньше, но я-то еще ноль без палочки! Хотя нет! С палочкой! Волшебной! Но от этого мне не легче! Потому что заклинание я составляла в первый раз. А оно сло-ожное! И противное. Знаете, что оно напоминает? Прыжок с поезда с закрытыми глазами! Совершенно не знаешь, куда ты прыгаешь, куда ты летишь и во что ты врежешься! Можно влепиться в мягкое одеяло, а можно в сосну или вообще в воду. Нравится? Вот и мне тоже. Блуждающий вектор потому и блуждает, что даже сам творец заклинания не знает, куда его вынесет, в конце концов. Можно задать только три условия, а потом из бесконечного множества миров заклинание выберет не первый, и даже не второй, а где-то N-попавшийся, где N — от единицы до бесконечности. Мои условия были просты. Мир должен быть с человеческим населением, не обязательно полностью, но хотя бы процентов на тридцать, чтобы я могла там затеряться, с приличной магической силой, чтобы я могла колдовать и с быстрым течением времени, чтобы там прошел месяц, а тут — день. Месяц — вовсе не обязательный срок. Можно и неделю, можно и год. Коэффициенты потом рассчитаю, благо шпаргалка есть. Лишь бы было время и магия. А дальше — посмотрим.

Смотреть пришлось гораздо ближе и быстрее. Полет по блуждающему вектору вообще удовольствие ниже среднего, но в этот раз даже приземление было на уровне! Меня просто в один прекрасный момент схватило — и выдернуло, как морковку с грядки. И я даже не знала — положено так, или это опять какая-то пакость руку приложила.

Я крепко приложилась копчиком об холодные камни — и выругалась. Мата хватило минуты на три. Потом я открыла глаза — и захлебнулась.

Вокруг был город.

Был.

Город.

Когда-то.

И очень недавно.

А ТЕПЕРЬ ЕГО НЕ БЫЛО.

Никогда в своей жизни я не видела ничего подобного. И дай мне все боги вселенных, никогда и не увидеть. Потому что это был город мертвецов. Я видела каменные дома, мостовые, черепичные красные крыши — город выглядел как картинка из детской книги. А еще всюду, всюду вокруг меня были трупы. Они лежали на мостовых вперемешку. Мужчины, женщины, дети.… Все — убиты. Ни одного раненного. И у всех — чудовищные раны. Отсеченные руки и ноги, отрубленные головы, выпотрошенные животы. У ближайшего ко мне человека была попросту срублена половина головы. Вместе с черепом и скальпом. Просто голову рассекли надвое — наискосок. И половины лица не стало. Это был молодой еще мужчина, лет тридцати. И он даже не брился этим утром. Он лежал на расстоянии вытянутой руки от меня — и я отчетливо видела черную тень щетины на его лице.

На том, что осталось от его лица.

О Господи!

Я отвернулась, пытаясь справиться с тошнотой. И у меня даже получалось. Несколько секунд. А потом мой взгляд упал на женщину с отрубленной рукой и распоротым животом. Над ее телом клубились жирные зеленые мухи. Они то взлетали, то садились — и жужжали.

Боже мой, они жужжали — и это жужжание страшным образом подчеркивало мертвую — в прямом смысле «мертвую» тишину города, делая ее еще более глубокой.

Может, я бы и справилась с собой. Может быть. Я же современный ребенок! Я смотрела на ночь «Звонок», «Дагона кровожадного» и «Кошмар на улице Вязов». Меня не пугали реки крови и трупы. Голливуд сделал из нас невероятно равнодушных тварей. Когда показали то самое сообщение о башнях-близнецах, ну, вы помните, американский торговый центр, мы с подругой обсуждали по телефону губную помаду. И минут пятнадцать думали, что это новый блокбастер. Реклама или просто сбой в программе.

Я бы справилась с собой. Но последней каплей стал запах.

Как пахнут мертвые города?

Кровью.

Разлагающейся плотью.

И — смертью.

У смерти тоже есть запах. И он вползал в меня. Вкрадчиво касался стен моего самообладания, заставляя камень воли трескаться, а металл воспитания ржаветь и рассыпаться мелкой бесполезной пылью. Впивался тонкими липкими пальцами в обнаженные нервы. Ввинчивался в мозг.

МЕРТВЫЙ запах.

Я согнулась в три погибели, и меня мучительно вырвало на мостовую остатками завтрака. Потом — желчью. А потом пошли просто сухие горячие спазмы.

Я и сама не знала, сколько времени я провела вот так — пытаясь взять себя в руки. Желудок свело так, что я испугалась — как бы не лишиться и его в приступе тошноты.

Голова разламывалась. Все тело сводили жестокие судороги. Я прижимала руки к животу, но ничего не помогало. Есть пределы и человеческому телу.

Я старалась дышать ровно и размеренно, но ощущения накатывали новыми волнами. Волнами страха, ужаса и беспомощности.

Кто убил этих людей?

Кто пришел в этот город?

Кто это сделал и зачем?

Где этот «кто-то» сейчас?

Мне очень не хотелось бы с ним столкнуться.

Инстинкт самосохранения сработал на все сто.

Мое тело прекратило корчиться на равнодушных булыжниках так быстро, словно кто-то нажал на красную кнопку.

Я перекатилась на колени и встала, стараясь не попасть рукой или ногой в лужу собственной блевотины. Мне нужно было идти. А это — это просто остановка на пути к светлому будущему. Подумаешь там — смерти! В нашем мире гибнет не меньше людей. Просто это называется по-другому. И их не собирают вот так, в одном месте. А иногда и собирают.

Печи фашистских лагерей, в которых сжигали живых «НЕДОСТОЙНЫХ ЖИТЬ» людей.

Чечня.

Башни-близнецы.

Норд-ост.

Первое сентября в Беслане.

Я кое-как выпрямилась — и сделала шаг вперед. Самый сложный — это всегда первый шаг. Он едва не разломал меня на несколько частей. Остальные будут проще.