— Но, сударь, — отметил шевалье, — в таком случае и нас бы разорвало на куски. Я же хотел напомнить вам о Рамусе. Согласитесь, благодаря достойному ученому мы выбрались из очень неприятной переделки, тогда, на Монмартрской улице.

— Да, это правда… неужели мне придется примириться с человечеством?

Итак, едва ускользнув от ужасной смерти, храбрецы спокойно беседовали, подшучивая над судьбой. Однако разговор их постоянно возвращался к очаровательной и отважной молодой женщине, выступившей в роли ангела-спасителя. Обсудив все, они пришли к выводу, что после вмешательства Мари Туше их положение стало менее безнадежным, и, конечно, не сегодня-завтра она вытащит пленников из тюрьмы.

Так прошел целый день. К вечеру, когда в камере уже совсем стемнело, а снаружи было еще светло, дверь приоткрылась. Признаемся, сердца Пардальянов забились сильней: неужели им принесли весть об освобождении?.. Но в камеру вошел Руджьери. Он вошел один, с фонарем в руке, а сопровождавшие его солдаты выстроились вдоль коридора, готовые открыть огонь из аркебуз при малейшей попытке к бегству.

Астролог, подняв фонарь, шагнул прямо к шевалье:

— Вы узнаете меня? — спросил он. Жан всмотрелся в вошедшего.

— Узнаю, хотя вы сильно изменились, — ответил шевалье. — Когда-то вы почтили своим визитом мою жалкую нору, задавали странные вопросы: о дне моего рождения, о моих планах… Вы оставили мне приятный подарок: мешочек с двумястами экю по шесть парижских ливров каждый. А потом пригласили меня в дом у Деревянного моста и сами открыли дверь… Отец, позвольте вам представить: злодей каких мало, нечистая сила заслуженно может им гордиться. Знаете, для чего он пригласил меня к нашей прославленной и великодушной королеве Екатерине Медичи? Чтобы толкнуть на убийство моего друга графа де Марильяка!

Астролог содрогнулся, глаза его увлажнились, словно он вот-вот разрыдается. Но Руджьери не заплакал, а расхохотался мрачным смехом:

— Убить Деодата? Я? Я?! Безумец, трижды безумец! Ах, если бы Деодат был жив!.. Но я запер его астральное тело в магическом круге…

Шевалье схватил Руджьери за плечи и изо всех сил тряхнул:

— Как? Что вы говорите? Деодат мертв?

— Мертв! — ответил Руджьери, и глаза его зажглись безумным огнем. — Мертв!.. Но, к счастью, в моем распоряжении оба тела — астральное и материальное… молодой человек, именно поэтому я и пришел к вам… дайте руку, прошу… Но шевалье скрестил руки на груди и шептал:

— Умер! Такой молодой, такой добрый и искренний!.. Конечно, эта женщина погубила его… Ах, батюшка, вы, наверное, правы: наш мир кишит волками и волчицами…

— Черт побери! — воскликнул старый солдат, обернувшись к Руджьери. — Волков, шевалье, конечно, пруд пруди, но вот филинов тоже хватает… Вот один из них — прилетел… Отвратительная птица… От вас пахнет смертью, сударь… Убирайтесь!

— Сударь, — несмело повторил Руджьери, обращаясь к шевалье, — пожалуйста, дайте вашу руку.

Такая настойчивая мольба звучала в голосе астролога, что Жан подумал и медленно протянул ему руку со словами:

— Не знаю, что вы там натворили, но у вас слезы на глазах… вот моя рука… смотрите…

Шевалье показалось, что непрошеный гость терзается скорбью по Марильяку и просто хочет пожать руку его друга. Но астролог жадно схватил ладонь Пардальяна, осветил ее фонариком и принялся изучать, читая по линиям руки. Он уже забыл о своих отеческих страданиях, вновь захваченный безумной идеей, руководившей всеми его поступками.

— Есть! Есть доказательство! — воскликнул Руджьери. — Вот линия, что сливается с линией руки Деодата! Смотрите…

И он, наверное, не удержался бы и тут же раскрыл отвратительную тайну своей теории перевоплощения, но Пардальяну-старшему эти мрачные фокусы надоели, он схватил Руджьери за шиворот, тряхнул его как следует и одним взмахом швырнул к дверям камеры. Астролог покатился по полу, потом медленно встал, странно взглянул на шевалье и исчез за дверью.

— Что это он на тебя так уставился? — спросил встревоженный отец.

Шевалье не ответил; потрясенный известием о смерти Марильяка, он молча мерил шагами камеру. Гнев и ярость охватили Жана. Отцу никогда не доводилось видеть сына в таком состоянии. Шевалье уже готов был взорваться и натворить каких-нибудь глупостей, но тут дверь камеры распахнулась. В коридоре появились те же солдаты, что сопровождали Руджьери, а сержант коротко приказал пленникам:

— Господа, следуйте за мной!

Надежда вновь вспыхнула в душе Пардальяна-старшего. Конечно, это последствия заступничества Мари Туше. Их пока не освобождают, но поместят в камеру побольше и посуше…

— Пошли! — сказал он сыну. — Выберемся отсюда, а там уж подумаем, как отомстить за твоего друга.

— Я отомщу! — прошептал шевалье. — Мне известно, чья рука направляла удар!

Пленники в сопровождении охраны двинулись по коридорам.

— Сударь, — спросил Пардальян-старший у сержанта, — нас переводят в другую камеру?

— Да, сударь.

— Очень хорошо.

Сержант взглянул на него с некоторым удивлением. Они дошли до конца коридора и спустились по винтовой лестнице. Такая же, но в другом крыле тюрьмы, вела и в камеру пыток.

Пардальян-старший шагал с надеждой. Он насчитал уже восемь поворотов, а после девятого лестница кончилась. Впереди оказалась низкая и узкая дверь. Старый солдат, не раздумывая, открыл ее, шагнул, за ним зашел шевалье, и тут дверь за ними захлопнулась с металлическим лязгом…

Пардальяны оказались в полной темноте. А воцарившаяся тишина не уступала установившейся тьме.

— Ты здесь? — встревоженно спросил отец.

— Здесь! — ответил сын.

Внезапно оба замолчали: их охватило изумление, сменившееся невыразимым страхом. Дело в том, что голоса здесь звучали странно, отдаваясь каким-то звучным металлическим эхом.

Инстинктивно и отец и сын вытянули вперед руки, и их пальцы встретились. Они хотели шагнуть, чтобы подойти друг к другу, но внезапно остановились: и того и другого удержал страх. Каждый из них занес ногу, но почувствовал, что пол был сделан не горизонтально, а с наклоном вниз.

Пардальян-старший быстро наклонился и ощупал пол.

— Железо! — прошептал он, вставая.

Оба попятились назад, поднимаясь вверх по наклонному полу, и шага через три наткнулись на стену. Стена тоже оказалась железной! Вокруг было сплошное железо! Их заперли в металлической коробке!

Однако у самой стены пол был ровным, наклон начинался сантиметров в тридцати от стены.

— Стой! Не двигайся! — приказал отец. — Мы попали в какую-то ужасную ловушку. Но я все-таки хочу разобраться…

Старый солдат осторожно пошел вдоль стены, громко считая шаги, чтобы шевалье слышал его. Он шел как раз по горизонтальной части пола, прилегавшей к стене. Обойдя по периметру всю камеру, Пардальян-старший вернулся к шевалье; он насчитал двадцать четыре шага: восемь с каждой стороны в длину и по шесть в ширину.

Металлическая коробка была не так уж мала. Он не обнаружил ни скамьи, ни стула, ничего из того, что обычно ставят в тюремных камерах, одни голые железные стены. Отец с сыном решили, что их заперли в этой клетке, чтобы уморить голодом и жаждой.

При мысли о такой смерти даже их бесстрашные души захлестнул ужас. Однако каждый из них считал, что не имеет права усугублять страдания другого, проявляя слабость. Чтобы поддержать друг друга, они взялись за руки.

— По-моему, — сказал Пардальян-старший, — наш жизненный путь завершается.

— Это никому не известно, — философски заметил шевалье.

— Согласен. Я бы еще с удовольствием пожил. Но сейчас меня мучит один вопрос: что это за странный пол и почему он наклонный?

— Может, просто прогнулся от собственного веса… Подождем, отец. Чего нам, собственно говоря, бояться? Голодной смерти? Признаюсь, штука довольно неприятная. Но мы можем ее избежать, когда окончательно убедимся, что именно голодная смерть нам грозит.

— Это каким же образом избежать?

— Покончив с собой, — спокойно ответил шевалье.