Женщины шли быстро. Все были вооружены — одни старыми пистолетами, другие проржавевшими шпагами, третьи железными прутьями. Кое у кого оказались дубинки, а остальные собирались сражаться собственными ногтями. Като точно знала, что нужно делать…

Несколько раз ночные патрули останавливали воинство Като. Начальник одного из них решил допросить хозяйку кабачка и остановить женщин. Но Като и ее воительницы так угрожающе посмотрели на него, что стражник отвязался. Впрочем, он решил, что в приближающемся кровавом действе этим дамам уготована какая-то особая роль.

Итак, они подошли к тюрьме Тампль и остановились. Женщины перекликались и посмеивались в темноте. Они больше не хотели ждать и рвались в бой. Худенькая девушка лет шестнадцати воскликнула, потрясая аркебузой:

— Пусть только попробуют его тронуть! У меня мать болела, так он к нам в лачугу пришел, принес курицу и вина!

— А меня он как-то спас от лап ищеек! — заявил хриплый голос.

— А какой красавчик! — вздохнула одна из девиц с аркебузой в руках.

— Всем молчать! — приказала Като.

Воинство притихло, но кое-кто из знавших шевалье де Пардальяна продолжал вполголоса повествовать о его подвигах.

Като решила построить свою армию в боевой порядок: впереди встали те, кому удалось раздобыть огнестрельное оружие; потом те, у кого оказались шпаги, кинжалы, палки; и, наконец, безоружные. Сама хозяйка кабачка сжимала в руках крепкий кинжал.

— Внимание! — сказала Като. — Как только дверь откроется — все за мной!

Снова воцарилась полная тишина. Перед ними высилась мрачная громада тюрьмы Тампль. Вдруг далеко, очень далеко зазвонил колокол, потом еще один…

— Набат! — сказала старая нищенка.

— Где это? — пробормотала Като. — Из-за нас, что ли? А рокот колоколов становился все громче. Звонили во всех церквях Парижа. Выстрелы из пистолетов и аркебуз взорвали тишину ночи. Воинство Като заволновалось; тревога угрожала вылиться в панику. Но неожиданно страх переродился в ярость. К реву колоколов, отдаленным крикам и глухим раскатам выстрелов присоединились ругательства и проклятия. Женщины потрясали оружием и подняли такой крик и ор, словно во время базарной перебранки. Но тут распахнулась низкая дверь и выглянули Руссотта с Пакеттой.

— Вперед! — скомандовала Като.

— Вперед! — громко откликнулись триста голосов.

— Сюда! — крикнула Пакетта.

Вся армия ринулась в дверь, которую Руссотта с Пакеттой отперли изнутри.

— Ключи у меня! — предупредила Пакетта.

— А солдат мы заперли! — добавила Руссотта.

— Скорей, скорей! В камеру! — торопилась Като. — Куда идти-то?

— Через двор!

Женщины выбежали в узкий дворик, который сразу заполнился гомоном голосов.

— Эй! Это еще что? — прогремел вдруг мужской голос. — Откуда эти ведьмы? А ну, назад!

— Вперед! — завопила Като.

— Огонь! Огонь! — раздался приказ.

Выстрелили двенадцать аркебуз, и пять женщин упали, то ли раненые, то ли убитые. Стоны и вопли заглушили шум выстрелов. Оказалось, что у стены дворика выстроилась дюжина солдат во главе с офицером. Он и отдал приказ стрелять, вот как это произошло.

В Тампле был гарнизон из шестидесяти солдат, разделенный на две группы, занимавшие две казармы. Руссотта и Пакетта, крепко связав коменданта Монлюка, вытащили у него ключи, бегом спустились вниз. Двери одной из казарм выходили в тот же двор, что и главные ворота Тампля; сорок солдат отдыхали в этот момент в казарме. Руссотта сумела подскочить и запереть снаружи массивную дверь на два поворота ключа: солдаты оказались в западне, поскольку через забранные решетками окна казарменного помещения выбраться было невозможно.

Потом девицы открыли боковую дверцу и впустили Като с ее армией. Но, к сожалению, существовала и вторая казарма, а кроме солдат, были еще тюремщики и стражники. Совершая обход, один из офицеров и наткнулся на женщин. На шум выстрелов примчались солдаты из второй казармы, явились проснувшиеся тюремщики; стражники, оставив посты, ринулись на поле брани. Все они, увидев, что в Тампль вторглось вопящее и изрыгающее проклятия нищее воинство в лохмотьях, сначала подумали, что им привиделся какой-то всеобщий кошмар. Но удары сыпались на солдат градом; оборванные женщины стреляли, и выстрелы их достигали цели…

В течение нескольких минут во дворике поднялся такой шум, что стало не слышно даже колокола. Уже около двух десятков женщин лежало на земле, но потери солдат были не меньше.

Воительницы, приведенные Като, метались по двору, окровавленные, растрепанные, опьяненные кровью, словно ведьмы на шабаше, яростные и безумные. Солдаты отступали, бежали врассыпную. Слышались стоны раненых, мольбы и проклятия, и наконец раздался торжествующий вопль.

Оставшиеся в живых солдаты и тюремщики бросились в коридор и спрятались, захлопнув за собой дверь, насмерть перепуганные невиданным вторжением озверевших мегер. Во дворе остались лишь один офицер да солдат с сержантом.

— Вперед! — завопила Като.

Ей нанесли уже три раны кинжалом. Она рвалась, как раненая пантера, собирающаяся ринуться на свою жертву.

Като поискала глазами Руссотту и Пакетту: они лежали на земле, раненные, возможно, смертельно. Страшное проклятие сорвалось с губ кабатчицы. Она выхватила ключи из руки Пакетты и бросилась к солдату, вся в крови, бледная, растрепанная.

— Где шевалье де Пардальян? — спросила она у солдата.

— Не знаю! — ответил тот.

Като подняла кинжал и ударила с размаху. Солдат рухнул на землю.

— Ты проводишь меня! — заявила она офицеру.

— Неужели ты думаешь, шлюха, что я… — начал офицер.

Като не дала ему договорить, расправившись с ним одним ударом кинжала.

— Теперь твоя очередь! — обратилась она к сержанту.

— Я покажу тебе дорогу, — ответил бледный как смерть сержант.

Като пошла за ним, на ходу пытаясь остановить кровь, сочившуюся из ран. Но шла она уверенно, оставаясь настороже и не выпуская из рук окровавленный кинжал. Ее воительницы в беспорядке последовали за своей командиршей.

Сержант через коридор вывел женщин во второй двор. В конце этого двора начиналась сводчатая галерея, а в ней, слева — низенькая незапертая дверца. Оттуда шла вниз винтовая лестница. Тут Като остановила сержанта, положив ему руку на плечо:

— Обманешь — убью!

— Принесите фонарь! — крикнул кто-то из женщин.

— Не надо, — заметил сержант. — Испанская механика работает со светом.

— Какая еще механика? — проворчала Като.

— Увидите. Там и найдете тех, кого ищете.

Сержант начал спускаться по винтовой лестнице, бормоча в усы и ухмыляясь:

— Найдете! Конечно!.. Посмотришь, что от них осталось… Пинты две крови, не больше…

Они шагали вдоль длинного узкого коридора. Здесь уже не слышался разносившийся по улицам гром. В конце коридора перед Като открылась странная картина:

В дымном свете факела у основания винтовой лестницы стоял человек, почти карлик, с короткими ногами, чудовищным торсом и огромной головой. Это убогое существо с большим трудом вращало железный ворот.

— Что там? — спросила Като.

— Испанская механика, — ответил сержант.

— А где же они?

— Внутри… задавлены железным жерновом, — сказал он и расхохотался.

Вопль вырвался из груди Като. Ее могучий кулак обрушился на голову сержанта — тот зашатался, крутнулся на месте и упал замертво. Като перешагнула через труп, в два прыжка подскочила к карлику, который, занятый своей работой, похоже, не замечал ничего вокруг. Пальцы ее вцепились в голову тюремного механика, и Като рывком оторвала его от ворота. Скрежет машины прекратился.

Палач ошеломленно уставился на кабатчицу. Като схватила его за шиворот, развернула и приперла к стене. Теперь ее пальцы впились в горло карлика. В коридоре установилась полная тишина. Слышался лишь хрип палача и сдавленное дыхание Като.

— Не убивай! — произнес карлик, потерявший голову от страха при виде разъяренных женщин.

— Где они? — прохрипела Като.