Но и это еще не конец!

Больше не было тумана и светлячков, вокруг было бесконечное свинцовое море и столь же темное небо, настолько похожее на водную гладь, что если бы не желтые паруса корабля, то невозможно было бы понять, где верх, а где низ. И именно в сторону этого корабля я и летел, как коршун падая с небес. Но о том, что я могу разбиться, даже не думал — воспоминания нахлынули бурным потоком и я наконец-то смог точно сказать, кто я такой и что здесь делаю. А самое главное — голос, что я слышал в тумане, был голосом Шизы, моего давнего раздвоения личности. И от этого стало легче, я даже и не заметил, как упал точно в одно из тел, что лежали длинным рядом на палубе корабля.

Упал и сразу же услышал Шизу:

«Шевелись быстрее! Еще секунда и отправишься за борт! Оживай давай!»

Но я так и не понял, что от меня хотели... Я все еще не смог осознать тот факт, что я действительно мертв...

«Да что же ты? Эх, я об этом наверняка пожалею, но придется сделать все самому! Будешь мне должен!»

— О, смотри! Этот живой! — реальность стала четче, и слух вернулся, а голос, едва различимый на фоне скрипа такелажа и плеска волн, говорил на английском. На вполне приличном английском с легким восточным акцентом.

— Пока еще живой! — ответил уже на плохом языке Туманного Альбиона первому голосу второй. — Но надолго ли? Хватай за ноги!

— Неправильно как-то это, живого за борт кидать! — возразил первый. — Тем более он с тем итальяшкой, за которым нам приказано приглядывать! И ты сам знаешь, кто приказал! Отнесем обратно?

— Тебе нужно, ты и неси! А мне мелкие гангстеры не указ — все равно это последний мой рейс, придем — схожу на берег! Хватит с меня контрабанды! Да и разве этот дохляк сможет дожить до берега? Хватит маяться дурью, хватай и тащи его за борт!

— Ты может больше и не будешь плавать! — голоса уже перешли на крик. — А мне проблемы в Неаполе не нужны! Сказано присмотреть — мы присмотрим, тем более нам за это уплачено! И ты что, думаешь, что они тебе на другом континенте не достанут? Даже если он уже и труп, но его все равно нужно довести до берега, таков уговор! Берись!

— Ух, как я тебя ненавижу! — раздраженно прошипел «второй» над моих ухом, но все же схватил за руки. — Понесли!

Зрение вернулось в самый последний момент моего пребывания на верхней палубе. Я успел рассмотреть огромные косые паруса желтоватого цвета, столь же высокие мачты, что своими концами распарывали серо-сизое подбрюшье огромного грозового вала, заполонившего все небо от горизонта до горизонта. И собственно само низкое небо, заполненное настолько тяжелыми тучами, что даже при сильном ветре они еле двигались, неспешно проплывая над нами.

— Ты смотри, глаза открыл! — закричал второй, пытаясь пересилить завывание ветра.

— Значит, жить будет! — радостно прокричал первый, несущий меня за ноги. — Слава Посейдону!

Затянутое свинцом небо сменилось деревянным потолком и неярким источником света, подвешенным на стене. Захлопнувшаяся за нами дверь отсекла часть штормовых шумов и дальнейший разговор я слышал прекрасно:

— Зачем притащили обратно? — третий голос и по интонациям мелкий начальник, у нас так обычно всякие ефрейторы и сержанты поучали рядовых.

— Так живой же! — ответит второй и старший в паре носильщиков.

— Живой?

— Вон, смотри, как глазами ворочает! Да в разные стороны сразу!

— И вправду, живой! — изумленно прошептал «начальник», склонившийся над моей головой. Зрение еще полностью не вернулось и не было никакой четкости вблизи, но бороду, отсутствие некоторых передних зубов и огромный нос картошкой я все же успел рассмотреть. Как и почувствовать запах перегара напополам с табаком, а это значит, что обоняние тоже вернулось!

А еще это значит, что все нормально и я буду жить! Жить второй раз!

— Я буду жить! — прохрипел я из последних сил, прежде чем потерять сознание.

— Ты смотри, как захрипел болезный! Может все же за борт его? — не унимается второй.

— Тащи давай, а то тебя за борт отправим! Тем более у тебя как раз последний рейс! А нам свидетели не нужны! — вступается за практически покойника боцман.

Мне снился сон...

Мне снился сон.

Слишком реалистичный и слишком пугающий.

— Такого не бывает! Ведь это просто сон! — шепотом убеждал я себя, в деталях рассматривая, что же творится вокруг. — Игра сознания, занявшего уже мертвое тело, не больше! Или проделки Шизы! Вот только почему все такое реальное?

Но самовнушение не помогло — все вокруг было реальностью! И в самом центре этой реальности находился я, совсем еще мальчишка, но уже успевший на собственной шкуре ощутить, что такое война и ковровые бомбардировки.

— Это сон, просто сон! Но почему все так реально? Почему я?

Почему я видел то, что точно не мог видеть? Почему моя душа боялось этого?

Я видел закатное Солнце, чьи кроваво-красные лучи с трудом пробивались через тяжелые свинцовые облака, опустившиеся практически до самой земли. И чувствовал ветер, что гнал бесконечным потоком по закатному небу те самые облака. Ветер тоже был реальностью, ведь от его порывов мне было холодно. Слишком холодно для простого сна — ветер трепал мой видавший виды плащ и задувал в прожженные дыры столь же поношенного костюма, который был мне велик. А еще он пинал из стороны в сторону по небосводу редкие аэростаты, что кружили в воздухе над городом. Именно на эти несуразные сосиски в оплетке из веревок и сетей я и смотрел, решая про себя, сколько из них сегодня упадет на землю и уже больше никогда не взлетит обратно. Вчера ночью от вражеского огня рухнули сразу восемь штук, что моментально ополовинило весь воздухоплавательный парк. Ну и еще один сорвался и улетел, но его нельзя записывать в потери — он все еще бороздит воздушные просторы и пугает вражеские дирижабли и аэропланы. В любом случае, мне бы хотелось в это верить, ведь должен хоть кто-то сбежать от войны и остаться целым? Раз это не удалось сделать мне, так пусть уж это будет аэростат, неуклюжий покоритель воздушного моря...

Я и сам бы хотел взлететь и полностью отдаться на волю ветрам. Пусть несут меня в любую сторону, главное, чтобы подальше отсюда и вообще — подальше от фронта, который преследовал меня уже не первый год и все никак не желал отставать, постоянно наступая на пятки, стоило мне только закрепиться в новом для себя городе.

«Война! Европу разрывает война!» — наконец-то вспомнил или понял я, все так же заворожено смотря на то, как прожекторы резали тучи, и там, куда попадал их свет, появлялось чистое звездное небо, по которому летела бесконечная орда темных сигарообразных дирижаблей. Да и не тучи это были — а серый дым, который показался мне таким знакомым и родным, но что-то в нем все же не хватало.

Не хватало светлячков, что кружили тут огромными стаями. Но и их не пришлось долго ждать — вот только летали они всего в двух направлениях, с земли в воздух и обратно.

А еще появился звук.

Теперь я слышал то, что никогда не мог слышать. Тревожный звон колоколов и гудки сирен, взрывы авиабомб и длинные пулеметные очереди. Но самое страшное — свист смерти, что падала с небес на головы людей. Людей, на множестве языков кричащих об очередном налете вражеских дирижаблей и аэропланов. На улицах же в этот поздний час было многолюдно, что странно для военного времени, особенно при наличии комендантского часа. Ведь не зря же ходят слухи, что австрияки уже на Марне и до Парижа им остался всего один дневной переход. И это было правдой — послезнание, доступное сейчас мне, говорило о том, что французы и англичане выиграют это битву. Но сейчас я еще не знал этого, сейчас я смотрел, как огромное количество огненных росчерков зажигательных бомб падает с неба и приносит с собой грандиозные пожары, терзающие столицу республики уже не первую ночь.

Я был там, где точно не должен был быть. Париж, я во французской столице, в месте, в котором я точно не бывал! Да и не был Париж столицей! Берн — столица Евросоюза! Тогда откуда знания про Французскую Республику? Откуда мысли о войне, что неотрывно следует за мной? Что вообще происходит!? Откуда эти видения и знания?