Узкая драконья морда высунулась у него из-под локтя, острые зубы осторожно сжали рубаху у Брома на спине, и Сапфира, напряжённо изогнув шею, приподняла его, точно кошка котёнка, и опустила в седло. Эрагон, просунув ступни Брома в стремена, крепко привязал его к седлу и вдруг услышал стон. Старик шевельнулся и открыл глаза, моргая, точно слепой, и прижимая руку ко лбу. Потом он озабоченно глянул на Эрагона и спросил:

— Ну что, Сапфира вовремя подоспела? Эрагон покачал головой и пообещал:

— Я тебе позже все расскажу. Ты ранен в плечо. Рану я перевязал, как сумел, но тебе надо поскорее в безопасное место попасть и отдохнуть как следует.

— Да уж. — Бром осторожно коснулся раненого плеча. — А ты не знаешь, где мой меч?.. Ах, вот он! Ты, я вижу, его подобрал…

Эрагон, затянув последний ремень, сказал ему:

— Сапфира тебя понесёт, она будет лететь рядом со мной.

— А ты уверен, что хочешь посадить меня на неё верхом? — каким-то странным тоном спросил Бром. — Я ведь могу и на Сноуфайре поехать.

— Только не сейчас. По крайней мере, в этом седле ты точно усидишь, даже если вдруг снова сознание потеряешь: ты ведь привязан.

Бром кивнул и как-то очень серьёзно сказал:

— Это большая честь для меня! — Потом здоровой рукой обнял Сапфиру за шею, и дракониха тут же с шумом взлетела, а Эрагон вернулся к лошадям, привязал Сноуфайра к седлу Кадока и поехал прочь от Язуака к той тропе, что вела на юг.

Миновав группу скал, они выехали на берег реки Найнор. Меж камнями по обе стороны от тропы все ещё зеленели папоротники, мхи да низкорослый кустарник, но деревья были уже совершенно голыми. Не чувствуя себя в безопасности, Эрагон остановился у реки лишь на несколько минут, чтобы наполнить бурдюки и дать лошадям напиться. На влажной земле он заметил знакомые следы: раззаки! «Ну что ж, — сказал он себе, — по крайней мере, мы идём в нужном направлении». Сапфира кружила у него над головой, не спуская с него глаз.

Эрагона тревожило одно: ведь они видели всего двоих ургалов, но в Язуаке «похозяйничал» явно целый отряд. Так где же остальные? «Или, может быть, — думал он, — тех, кого мы встретили, специально оставили в засаде, приказав уничтожить любого, кто погонится за основным войском?»

Он вдруг вспомнил, как убил двоих ургалов. Какая-то мысль медленно формировалась в его мозгу. Он, Эрагон, обыкновенный мальчишка из долины Паланкар, только что воспользовался… магией! Да-да, магией! Ибо только так можно было объяснить случившееся. Это казалось совершенно невероятным, но ведь он собственными глазами все видел! «Наверное, — удивлялся он, — я каким-то образом превратился в волшебника!» Однако он понятия не имел, сможет ли снова, если понадобится, воспользоваться этим средством, не знал, ни каковы пределы его нового могущества, ни каковы его возможные опасные последствия. «Откуда v меня эта сила? — спрашивал себя Эрагон. — Может быть, она свойственна всем Всадникам? И почему Бром, если он о ней знал, не предупредил меня?» Эрагон только головой качал от удивления и растерянности.

Выяснив у Сапфиры, не стало ли Брому хуже, он рассказал ей о своих сомнениях. Она была не менее удивлена столь внезапно проявившейся у него способностью к магии.

«Сапфира, — попросил её Эрагон, — не могла бы ты подыскать нам подходящее место для ночлега? С земли все же видно не так хорошо, как с воздуха».

Зов Сапфиры он услышал как раз перед тем, как дневной свет стал потихоньку меркнуть.

«Сюда!» И Сапфира послала ему мысленное изображение уютной полянки, спрятавшейся от нескромных взоров в роще на берегу реки.

Эрагон развернул лошадей и погнал их рысью. С помощью Сапфиры он очень легко отыскал это место, но сомневался, что кому-то ещё удастся столь же просто найти отлично замаскированную полянку.

На полянке уже горел небольшой и почти не дававший дыма костерок. Возле него сидел Бром, поглаживая больную руку, которую держал под каким-то странным углом. Рядом с ним клубком свернулась Сапфира. Она вроде бы Дремала, но Эрагон видел, как напряжено её тело. Дракониха внимательно посмотрела на него и спросила:

«Ты уверен, что не ранен?»

«Внешних ран у меня точно нет… А вот насчёт всего остального не уверен».

«Надо было мне раньше к вам прилететь!» «Не думай об этом. Мы все сегодня ошибок наделали. Мне, например, тоже надо было поближе к тебе держаться». Эрагон чувствовал, как Сапфира благодарна ему за эти слова.

— Ты как? — спросил он у Брома.

Старик мотнул головой в сторону плеча и сказал:

— Разрез довольно длинный и болезненный, но заживёт, я думаю, очень быстро. Надо бы только перевязать рану чистой тряпкой, эта, к сожалению, уже вся промокла. — Они согрели воды и промыли рану, затем Бром сам перевязал её чистой тряпицей и сказал: — Теперь нам просто необходимо поесть. Давай сперва перекусим, а уж потом поговорим.

Насытившись и чувствуя в желудках приятное тепло, они улеглись у костра, и Бром раскурил свою трубку. А потом повернулся к Эрагону.

— Теперь, пожалуй, самое время рассказывать. Мне страшно интересно, что произошло, пока я был без сознания! — Глаза его так и сверкали в пламени костра, а кустистые брови как-то особенно свирепо топорщились.

Эрагон весь подобрался и стал рассказывать, стараясь ничего не упустить. Все это время Бром с непроницаемым видом хранил молчание. Когда же Эрагон свой рассказ закончил, он опустил глаза и уставился в землю. В тишине слышался лишь треск костра, и прошло немало времени, прежде чем Бром встрепенулся и спросил:

— А раньше ты этой своей силой когда-нибудь пользовался?

— Нет. Ты что-нибудь о ней знаешь?

— Не так уж много. — Он задумчиво посмотрел на юношу. — Я в большом долгу перед тобой, ведь ты мне жизнь спас, но я очень надеюсь когда-нибудь вернуть этот долг. Тебе есть чем гордиться: мало кто ушёл живым из лап ургалов! Но тот способ, которым ты воспользовался, крайне опасен для тебя: ты запросто мог себя убить, а заодно и весь Язуак уничтожить.

— Так ведь выбора-то у меня не было! — тут же ощетинился Эрагон. — Ургалы за мной по пятам гнались. Ещё чуть-чуть, и они бы меня на кусочки разорвали!

— Но ведь ты даже понятия не имел, что делаешь! — заметил Бром, не выпуская изо рта трубку.

— Вот ты мне и объясни! — не сдавался Эрагон. — Я пытался найти ключ к этой тайне, но не знаю даже, с какого бока к ней подступиться. Что это было? Как получилось, что я смог воспользоваться колдовством? Меня ведь никто и никогда этому не учил. Я даже ни одного заклинания не знаю!

Глаза Брома сверкнули.

— Колдовству тебя учить вообще не следует! И уж тем более тебе не стоит им пользоваться!

— Так ведь я им уже воспользовался! А что, если магия снова понадобится мне в сражении? А я не смогу правильно ею воспользоваться, если ты меня этому не научишь. И что в этом такого особенного? Или, может, эти тайны мне следует знать, только когда я стану таким же старым и мудрым, как ты? А может, ты и сам ничего в магии не смыслишь?

— Замолчи, мальчишка! — взревел Бром. — Ты не просто требуешь ответов на неуместные вопросы, но и ведёшь себя с недопустимой наглостью! Если бы ты хоть что-нибудь понимал, то не донимал бы меня понапрасну. — Бром помолчал, немного успокоился и заговорил более дружелюбно. — Пойми, Эрагон: эти знания пока что слишком сложны для тебя.

От возмущения Эрагон даже вскочил.

— Странно! Меня будто бросили в мир, живущий по неведомым мне правилам, и велели в нем жить, вот только правила эти мне никто объяснять не желает!

— Я тебя понимаю, — промолвил Бром, рассеянно крутя в пальцах травинку. — И хотя сейчас уже поздно и пора спать, я все же расскажу тебе кое-что, чтобы ты перестал так тревожиться. Та магия, которой ты воспользовался — ибо это и была, конечно же, магия, — обладает своими законами и правилами, как и все на свете. И если ты эти законы нарушишь, то наказанием тебе будет неминуемая смерть. Твои деяния, таким образом, оказываются ограниченными твоей собственной магической силой, теми словами, которые ты успел выучить, и твоим воображением.