— Насчёт драконов я соврал, — сухо признался Бром. — Но даже если бы самих Всадников уже и не было на свете, то во власти Гальбаторикса остаётся ещё три драконьих яйца — теперь, правда, всего два: из третьего уже вылупилась Сапфира. Король забрал эти три яйца в качестве трофеев во время последней великой битвы с Всадниками.
— Значит, скоро появятся два новых Всадника, и оба будут верными слугами короля? — спросил Эрагон, и от этого вопроса у него почему-то похолодело внутри.
— Вот именно, — сказал Бром. — Они вот-вот появятся и могут стать смертельно опасными для теперешнего правителя Алагейзии, так что Гальбаторикс отчаянно пытается отыскать тех, ради кого драконы готовы будут проклюнуться из принадлежащих ему яиц. А вардены, со своей стороны, стремятся либо убить подобных кандидатов, либо выкрасть драгоценные яйца.
— Но откуда же в Спайне взялось то яйцо, из которого вылупилась Сапфира? Как его сумели отнять у короля? И откуда тебе все это так хорошо известно? — Вопросы так и сыпались из Эрагона.
— Ты слишком много хочешь сразу узнать! — грустно усмехнулся Бром. — Только это уже совсем другая история, и действие её разворачивалось задолго до твоего рождения. Тогда я был значительно моложе, но вряд ли мудрее. И я всем сердцем ненавидел Империю — причины этой ненависти я пока тебе раскрывать не стану, — мечтая любым способом нанести ей ущерб. Это страстное желание привело меня к одному учёному по имени Джоад. И Джоад рассказал мне, что в одной старинной книге нашёл описание тайного хода, ведущего в замок Гальбаторикса. Я, конечно, тут же познакомил Джоада с варденами — ибо именно их я и называл своими «друзьями», — и они устроили кражу драконьих яиц.
«Значит, все-таки вардены!»
— Однако что-то у них там не получилось, и вор сумел похитить только одно яйцо. По некоторым причинам он бежал вместе с поклажей и более к варденам не вернулся. Они искали его, но тщетно, и тогда на поиски драгоценного яйца были посланы мы с Джоадом. — Глаза Брома затуманились, он словно что-то высматривал в далёкой дали, а когда снова заговорил, голос его звучал как-то странно. — Многие бросились тогда искать это яйцо, и нам пришлось очень спешить, чтобы опередить раззаков и Морзана, последнего из Проклятых и самого преданного из слуг короля.
— Морзан! — воскликнул Эрагон. — Ведь это же он выдал Всадников Гальбаториксу! Да ему теперь, наверное, тысяча лет! — Эрагону стало не по себе при мысли о том, сколько может прожить Всадник.
— Ну и что? — приподнял бровь Бром. — Да, он стар, но все ещё очень силён и жесток. Он одним из первых перешёл на сторону короля и стал самым верным его помощником. Поскольку наши с ним отношения уже были окрашены кровью, то охота за драконьим яйцом превратилась в наш личный поединок. Когда же все концы сошлись в Гиллиде, я поспешил туда, чтобы в открытую сразиться с Морзаном за право обладать яйцом. О, это была страшная битва! Но мне все же удалось одержать победу. Однако мы с Джоадом каким-то образом потеряли друг друга. У меня не было времени его разыскивать, и я, заполучив яйцо, поспешил с ним к варденам, и они попросили меня воспитать того, кто по выбору будущего дракона станет первым новым Всадником. Я согласился и решил пока что скрыться в Карвахолле, где до этого несколько раз бывал, рассчитывая, что в нужный момент вардены непременно свяжутся со мной сами. Но вестей от них так и не получил.
— Но как же тогда яйцо Сапфиры оказалось в Спайне? Или у короля выкрали ещё одно яйцо? — спросил Эрагон.
— Ну, это-то маловероятно, — проворчал Бром. — Оставшиеся два яйца Гальбаторикс охраняет так, что было бы чистым самоубийством попытаться их выкрасть. Нет, Сапфиру у варденов забрали, и я, по-моему, знаю, кто и как это сделал. Чтобы сохранить яйцо, гонец, должно быть, воспользовался магией, чтобы добраться до меня, но был перехвачен слугами Империи. А потом, как я подозреваю, вместо гонцов варденов были направлены раззаки. Не сомневаюсь, Гальбаториксу очень хотелось меня разыскать, ведь я нарушил столько его грандиозных планов!
— Но, значит, раззакам, когда они прибыли в Карвахолл, ещё ничего не было известно обо мне, — с изумлением констатировал Эрагон.
— Верно, — подтвердил его догадку Бром. — И если бы эта задница Слоан держал свой рот на замке, они, возможно, так ничего бы о тебе и не узнали. И все могло бы сложиться иначе. Между прочим, я до некоторой степени именно тебя должен благодарить за спасение своей жизни: если бы раззаки не были так заняты твоими поисками, они вполне могли бы застать меня врасплох, и тогда уж точно Брому-сказителю пришёл бы конец. Они, правда, хорошо знали, что днём я все ещё легко могу справиться даже с двоими, так что, скорее всего, собирались ночью прибегнуть к какому-нибудь яду или колдовству, а уж потом как следует меня допросить.
— А ты сообщил варденам, что нашёл меня?
— Да. И уверен, что они хотели бы как можно скорее с тобой встретиться.
— Неужели ты собираешься отвезти меня к ним?
— Нет, — покачал головой Бром, — пока что не собираюсь.
— А почему? Ведь находиться под их защитой куда безопаснее, чем охотиться за раззаками в компании необстрелянного Всадника.
Бром фыркнул и любовно оглядел Эрагона.
— Вардены — люди опасные, — сказал он. — Если мы прямо сейчас направимся к ним, ты непременно сразу же попадёшь в прочные сети их политических интриг. А их предводители вполне могут послать тебя на какое-нибудь задание — даже зная, что ты это задание выполнить не в силах, — просто для того, чтобы доказать всем, сколь они сильны. Я хочу, чтобы ты был во всех отношениях подготовлен ко встрече с ними. Во всяком случае, пока мы преследуем раззаков, мне не нужно беспокоиться о том, что кто-то может отравить воду, которую ты пьёшь. Короче говоря, это пока что наименьшее из двух зол. А кроме того, — прибавил Бром с улыбкой, — неужели ты не доволен нашими уроками и тренировками? Кстати, «туатха дю оротхрим» — это просто один из этапов обучения Всадника. Он называется «испытание мудрости глупца». Я помогу тебе отыскать — а возможно, даже и убить — этих раззаков, потому что они в той же степени мои враги, что и твои. Но затем тебе придётся делать выбор.
— Какой выбор? — осторожно спросил Эрагон.
— Если ты убьёшь раззаков, то единственным способом избежать гнева Гальбаторикса для тебя будет вступление в ряды варденов и просьба о защите. Или же можно бежать в Сурду. Или же, наконец, вымолить у короля помилование и присоединиться к его войску. Впрочем, даже если ты и не убьёшь раззаков, тебе все равно вскоре этот выбор делать придётся.
Эрагон понимал, что надёжнее всего было бы присоединиться к варденам, однако же ему совсем не улыбалось всю жизнь, как они, бороться с Гальбаториксом и его Империей. Так что он решил сперва как следует обдумать сказанное Бромом.
— Но ты мне так и не объяснил, откуда тебе так много известно о драконах, — заметил он.
— И впрямь ведь не объяснил! — хитро усмехнулся Бром. — Но это подождёт до следующего раза.
«Но почему все-таки именно я должен стать Всадником? — думал Эрагон. — Что во мне такого особенного?»
— Ты знаком с моей матерью? — вдруг выпалил он.
— Да, мы встречались, — кивнул Бром.
— Какая она была? Старик только вздохнул.
— В ней всегда чувствовались достоинство и гордость, — с затаённым восхищением сказал он. — Как и в Гэрроу. Вообще-то именно гордость и послужила причиной её падения… С другой стороны, гордячкой она никогда не была. И всегда старалась помочь всяким беднякам и неудачникам, даже если сама находилась в затруднительном положении.
— Значит, ты хорошо её знал? — озадаченно спросил Эрагон.
— Достаточно хорошо, чтобы тосковать о ней, когда её не стало.
Кадок послушно шагал по дороге, а Эрагон, отпустив поводья, все пытался вспомнить, когда это Бром казался ему всего-навсего дряхлым деревенским сказителем. Впервые в жизни он понимал, до чего же был тогда глуп и как мало знал.
Разумеется, он все рассказал Сапфире. Полученные от Брома сведения очень её заинтересовали, но одна лишь мысль о том, чтобы стать предметом обладания короля Гальбаторикса, вызвала у неё отвращение. Вывод она, правда, сделала совершенно неожиданный, сказав Эрагону: «Ну, разве ты не рад, что не остался в Карвахолле? Подумай только, сколько интересных приключений ты бы тогда пропустил!» Эрагон только застонал в притворном отчаянии.
