- Что то слабо верится в эти ужасы, - поддержал Дана Тур.
- С волками жить, по волчьи выть. Правда, не правда! Я вам сколько уже говорю, что война это грязь и вонь. Мне, думаете приятно уши, да бошки резать? Да я чуть не переблевался!
- Ладно, Ермак, остынь. Надо, значит надо. Ты командир, тебе решать, - Тур примирительно поднял ладони перед собой вверх.
Покончив с трофеями, собрали всех коняшек и двинули в обратный путь, подбирая 'зверские' трофеи. На переправе, где устроили засаду, остановились только затем, чтобы пополнить мешок ушами хунхузов и обрушить на их трупы песчаный откос берега, под которым их сложили. Чем меньше следов, тем лучше.
Через три часа соединились с остальным отрядом на переправе через реку Ольгакан. Отправил Ромку наблюдать за тропой, откуда прибыли, быстро соорудили волокуши типа индейских 'травуа'. Два срубленных небольших дерева с обрубленными ветками прикреплены к седлу и связаны между собой перед высокой передней лукой монгольского седла. Сзади на шесты, также перевязанные между собой, на подложку из веток сложили завёрнутые в плащ палатки трупы офицеров, казаков и женщины с ребёнком.
' Мда... - думал я. - Шесть волокуш, двенадцать вьючных. Караван уже в двадцать девять лошадок получается. В колонну по одному больше ста пятидесяти метров. А эти проглоты, ещё по заводной лошади требуют. Всё, принимаю волевое, командирское решение'.
- Тур, Шило, Шах, ко мне! - буквально прорычал я.
Вызванные мною командиры троек подбежали ко мне, удивлённо переглядываясь между собой. Такого командирского рыка, они от меня ещё ни разу не слышали.
- Браты, слушай приказ, - начал я уже нормальным голосом. - Тур, Дана в распоряжение Шаха. Сам вместе с Лешим в головной дозор. Выходите немедленно. Находится в зоне видимости основной группы.
Получивший приказ, Тур продолжал стоять передо мной.
- Кому ждём? Тур, приказа не слышал? Вперёд!
Тур, развернувшись, побежал к своему коню, на ходу раздавая распоряжения Лешему и Дану.
- Шило, ты со своими берёшь по две волокуши заводными и выдвигаетесь за головным дозором. Дистанция не дальше пятидесяти-ста шагов. Держите Тура и Лешего перед глазами. Вперёд!
- Ермак, у меня Сыч захотел своего амурца на монгола поменять. Какой-то жеребчик, из тех, что вы пригнали, ему понравился. - Подшивалов вопрошающе уставился на меня.
- Коля, сопливых во-время целуют. Не успел, значит опоздал. Перед станицей из вьючных выберет, либо дождется, когда остатки трофеев да наших жеребчиков-стариков в станицу пригонят. Отец Женьке не откажет, отожмёт у казаков понравившегося монгола. А сейчас времени нет. Всё, разговоры закончили. Быстрее, быстрее! Вперёд! - я в нетерпении подтолкнул Шило, заставляя его быстрее поворачиваться.
- Шах, ты со своими и Дан берёте по три вьюченных и выдвигаетесь за шиловской тройкой. Где вести в поводу, где цугом, определитесь сами не маленькие. Всё, ясно?
- Ясно, Ермак. Сейчас выдвинемся. А что с остальными лошадьми? - Григорий как всегда был основательным и неторопливым.
- Остальных мы с Ромкой загоним в овраг. Где-то через две версты по тропе в сторону станицы будет глубокий овраг с родником и ручьём, мы его ещё на кроки тропы из-за этого нанесли. Вот туда оставшихся коней и загоним. По боковинам оврага они подняться не смогут, а выходы с двух сторон верёвками перекроем. Вода там есть, травы немного осталось. Три, максимум четыре дня переживут. Только бы хищники не напали.
- Хорошее решение. Вы только сёдла, на ком остались, снимите, да мундштуки выньте.
- Шах, кто два года косяки Савина пас. Не учи отца и баста!
Рассмеявшийся Шохирев, хлопнул меня по плечу и побежал к своей тройке, где его ждал ещё и Дан.
Пока я разговаривал с Шахом, Тур и Леший уже скрылись в лесу, двигаясь по тропе в сторону станицы. Шило, Сыч и Сава разбирали коней с волокушами, готовясь выступить в путь.
'Молодцы! - подумал я. - Быстро выдвигаются. Главное дать волшебный пендаль, а то еще бы целый час собирались, пока коней бы выбирали. Хорошо хоть между собой не переругались из-за добычи'.
За остаток дня прошли по тропе вдоль речек Дактунак и Улаган, добрались до речки Тыгды и, форсировав её вброд, встали лагерем на ночь. Высокий берег Тыгды и её ширина с глубиной брода, позволила бы отбиться от преследователей, если таковые догнали бы нас в этом месте.
Ночь прошла спокойно и с утра, когда только забрезжило, наш караван двинулся скорым маршем дальше. Оставалось каких-то тридцать вёрст до станицы, при этом почти пятнадцать из них по удобному берегу реки Источная, от которой до станицы пара вёрст оставалось. Уже к вечеру в первых сумерках вышли к озеру Большое. Вдали виднелись дома станицы.
'Хреново, - думал я, покачиваясь в седле в такт шагам Чалого. - И надо же было в трех верстах от станицы встретиться на тропе с отцом Лешего, который отправился на охоту. Теперь он с отрядом возвращается в станицу, а мы, точнее я, не успели спрятать некоторые трофеи. Ладно, с учётом суматохи, которая возникнет при нашем возвращении, заныкаю золото и патроны на дворе у Селевёрстовых, потом перетащу к себе'.
Въехали в станицу и направились к майдану у сборной избы, обрастая по дороге зрителями.
- Смотри, все на новых жеребчиках!
- Карабины то у всех какие-то не наши?!
- Двенадцать вьючных.
- А на волкушах кого везут, вроде бы все целые?
- Сумки перемётные у всех набиты!!!
- Где они были?
Гул всё нарастал. Когда въехали на площадь и разместили всех лошадей, вокруг нашего отряда в круге собралось больше половины населения станицы, а на крыльце сборной избы стояли атаман Селевёрстов, старейшины Давыд Шохирев, Митрофан Савин и Иван Лунин, да отец Дана приказный Данилов, который исполнял в станицы должность писаря.
Выехав чуть вперёд, я дал команду знаками 'Внимание' и 'В линию'. Дождавшись, когда все казачата на лошадях выстроятся влево от меня в одну шеренгу, скомандовал: 'Слезай'. Сам соскользнул с седла, перебросил поводья через голову Чалого и шепнул ему на ухо: 'Стой смирно'. Казачата между тем также соскользнули с сёдел и застыли слева от своих лошадей по всем правилам Устава строевой казачьей службы.
Я вышел перед строем и тихо приказав стоять и ждать дальнейших распоряжений, развернулся кругом и направился к крыльцу сборной избы. Поднявшись на крыльцо, я склонился к уху Селевёрстова:
- Дядько Петро, лучше не при всех докладывать!
Атаман внимательно посмотрел мне в глаза и, ничего не сказав, направился в сени сборной избы, а из них в приказную комнату. За ним потянулись старейшины, писарь, последним зашёл я.
Селевёрстов сел за свой стол и дождавшись, когда старейшины разместятся на гостевой лавке, а Данилов за своим столом, мрачно произнёс:
- Докладывай.
- Господин атаман, на третий день похода учебного отряда по маршруту станица Черняева - Зейская пристань после полудня на броде через Ольгакан головной дозор в лице Лескова Владимира обнаружил в зарослях таволги, которые росли вдоль реки метрах в двадцати от брода мёртвые тела молодой женщины с ребёнком, двух офицеров и трёх казаков.
Селевёрстов и Данилов поднялись из-за своих столов, пытаясь что-то сказать, но тут раздался удар клюки об пол и жёсткий голос старика Шохирева:
- Продолжай! А вы тихо там!
Я продолжил:
- Осмотр места преступления и тел убитых показал, что во время бивака двое казаков были зарезаны, один казак и офицер застрелены. Сопротивление оказал только старший по возрасту офицер, у него два огнестрельных и три ранения от холодного оружия. Женщину и её, вернее всего, дочь лет десяти насиловали, пока они не умерли.
- И как ты это определил? - с какой-то неприятной ухмылкой поинтересовался Данилов.