— Но о вымогательстве вы знали?

— Знала.

Она опять уткнулась носом в мех воротника, и следующие слова прозвучали глухо:

— Узнала от Дмитрия, от брата двоюродного. У них какие-то дела были общие, не знаю я. Спросила отца, он ответил, что, мол, все устроится и будет нормально.

— Почему состоялся налет на вашу квартиру? Может, отец как-то попытался надавить на рэкетиров?

— Не знаю. Я ничего не знаю!

Она повернулась ко мне, даже руку было протянула.

— Татьяна, вам действительно необходим этот разговор? Мне неприятно.

Вот нервишки у нее и взыграли.

— Поймите, Вера, случившееся с вашим отцом начинает теперь твориться с вами. Мне не хотелось бы детального повторения.

— Мне тоже, — проговорила она с расстановкой.

— Поэтому и расспрашиваю. Стараюсь вникнуть. Я была сегодня у вымогателей, что приходили к вам вчера. И выпросила продление срока уплаты им на целую неделю. Гарантией вашей исполнительности поставила вот эту машину.

Вера долго смотрела на меня. Удивилась?

— Они утверждают, что ограбление — не их рук дело.

Она все смотрела, не отрываясь.

— И что налетчиков среди них нет.

— Боже мой! — тихо прозвучало из воротника.

— И что если они определят авторов этой заварухи, а методы следствия у них отличаются, скажем так, своеобразием, то лично к вам претензий больше не будет.

— Нет-нет, не надо!

— И предъявлены будут им. Авторам то есть. Причем с очень жесткими последствиями!

— Нет!

Что это? Она почти паникует! Я насторожилась: неужто прав оказывается Володя Кирьянов и она, сучка, навела грабителей на собственную квартиру? Жаль, темновато в машине. Впору верхний свет включать, чтобы на лицо ее сейчас полюбоваться.

Я так и сделала. Остановила машину и включила верхний свет. Вера была бледна, и глаза ее бегали. Паника! Что и требовалось доказать.

— Ну почему же нет, Вера?

— Хватит жертв. Я не хочу никому зла!

Надо же, Христова ученица! Тебя ударят по щеке, а ты подставь другую! Ой, нечисто здесь!

— Уеду я! — Она всхлипнула. — Квартиру, дачу продам и уеду!

— Есть куда? — спрашиваю осторожно.

— В Чебоксары, к родственникам. А что? — Она вытерла ладонями глаза, взяла себя в руки. — Расплачусь с этими и уеду. Устала я от всего. Что вы на меня так смотрите?

— Квартиру и дачу по объявлению в газете сразу не продашь. Тут покрутиться надо.

— Брат поможет, — лепечет она скороговоркой.

— А у вас спокойной жизни — шесть дней осталось, — заканчиваю, не обращая на ее лепет внимания.

И тут она на меня, можно сказать, набросилась:

— Вы с ними, да? Заодно с уголовниками, да? Или вам что, удовольствие доставляет меня мучить?

Пришлось рассмеяться ей в лицо:

— Я с ними до того заодно, что после сегодняшнего от них скрываться придется. Вот так!

Она равнодушно приняла это к сведению. Может, не поверила мне. Я не настаивала, и мы поехали дальше.

Беда множества людей в том, что, попав в затруднительное положение, они или впадают в состояние панического бездействия, или совершают поступки, не сообразующиеся со здравым смыслом и усугубляющие ситуацию, или вообще не в состоянии до конца осознать степень грозящих им неприятностей. Вера, на мой взгляд, относилась к третьей категории и поэтому вызывала во мне и сострадание, и раздражение одновременно.

Во время естественно возникшей паузы, прерывать которую она не собиралась, я решала: отпустить ли ее сейчас восвояси или дать возможность еще помучиться.

Решить вопрос помогла случайность — зрелище аварии на одном из проезжаемых нами перекрестков.

С пешеходной скоростью, с бесконечными короткими остановками мы плелись за переполненным троллейбусом, подпираемые кавалькадой однородных «Жигулей», мимо лежащей на боку «Волги» с сорванным капотом и вылетевшими стеклами. Приткнувшийся к ней трамвай отделался глубокой вмятиной на боку. Рассмотреть подробности не давала колышущаяся толпа зевак, но кровь на асфальте и желтый автобус реанимации дополняли увиденное до полной ясности.

— Они торопились. Им было некогда.

Любой фаталист принял бы эти слова на свой счет. Я в предопределение свыше не верю. Этим, на «Волге», надо было не спешить или спешить еще больше. Как и мне с Верой. И с Верой я решила спешить.

Выбравшись из затора и вновь обретя относительную свободу, обратилась к Вере с главной на сей момент темой:

— Знаете, Вера, самое большое недоумение у меня вызывает ваш отказ от поисков денег. Компаньоны отца вам этого не простят и, доведись им наложить лапы на наследство, не дадут ни гроша, в каком бы затруднительном положении вы ни находились.

Она не прервала паузы и после этого. А когда выпростала нос из воротника, который я сейчас с удовольствием бы отрезала, оказалось, что она улыбается, ни больше ни меньше! Похоже, что истерикой придется перестрадать мне самой.

— Подъезжаем, — наконец-то разлепила губы. — Сейчас я вас настоящим кофейком угощу.

Бабенка не подарок, ясно. А я в чем-то ошибку допустила, тоже ясно.

Через минуту мы были на месте.

От моего преимущества не осталось и следа — она смотрела на меня с противной такой усмешечкой.

— Это я им ни гроша не дам! Зачем, скажите, мне искать деньги, когда они и так у меня?

Немая сцена, как в гоголевском «Ревизоре». Понадобилось время, чтобы я смогла выдохнуть.

— Где?

— На даче, — ответила она просто, будто речь шла о картошке в погребе. — Там, где их отец оставил.

— Где дача?

— Возле Синеньких, на берегу Волги. Я быстро прикинула — бензина хватит.

— Едем! — Куда?

— На дачу.

— Зачем?

— За деньгами, за кассой, черт побери!

Редкий случай — выдержка мне изменила. Хотелось эту дочь ювелира целовать и топтать ногами.

— Неужели не понятно, чудо вы длинношубое, те оборванцы, что похозяйничали в вашей квартире и неплохо поднажились, могут еще раз проявить странную информированность, снести дачу до фундамента, но до кассы добраться!

Так, не попив кофейку, пришлось двинуться к выезду из города. Мне с трудом удавалось соблюдать ограничение скорости. Помогала в этом свежая картинка в памяти — лежащая на боку «Волга». Спешить еще больше — кто знает, как это. Проще не спешить совсем. А когда мы наконец миновали монументальную, нависающую над дорогой башню КП ГАИ и выехали на тоже не безопасную по зимнему времени междугородную трассу, я полностью пришла в себя и дышала уже ровно.