Подобно многим из ее профессиональной среды, свое имя она любила называть по любому поводу. Перенятая у западных тележурналистов манера, способствующая, по их мнению, повышению популярности.

— Алла Анохина! — услышала я впервые по телефону в самое неподходящее время — около восьми часов тусклым зимним утром, и если бы мои уши в тот момент работали как глаза, которые никак не хотели открываться, то вряд ли она достигла бы в общении даже того немногого, что ей удалось. — Алла Анохина, ведущая телепередачи «Закон и порядок» беспокоит вас.

— Зачем? — спросила я, испытывая одно желание — уткнуться носом в теплую подушку еще часа на полтора-два.

— Доброе утро, Татьяна Александровна! — напомнила она о вежливости.

— Здравствуйте.

Я наконец разлепила глаза и глянула на часы, мерцавшие зелеными цифрами.

— Вы знаете, который час?

— Рано, извините, — отвечала Алла Анохина, — но вас трудно застать дома, а номера телефона вашего офиса я найти не смогла.

Услышав про офис, которого у меня никогда не было, я почувствовала раздражение, естественное, когда прерывают сон невыспавшегося человека и несут при этом ахинею. Чтобы не проснуться окончательно, я на полуслове, в середине длинной вежливой фразы, нажимаю пальцем на рычаг. Пусть Анохина думает, что нас разъединили.

Она не позвонила больше в то утро, видимо, не поверила в технические неполадки и вежливо решила не беспокоить. Но вечером, возвращаясь домой, я услышала сзади знакомый голос:

— Татьяна Александровна!

От стоящей неподалеку машины ко мне спешила женщина, руками, засунутыми в карманы, придерживая на месте полы расстегнутой дошки собачьего меха.

— Алла Анохина! — отрекомендовалась, подойдя вплотную. — Я звонила утром, но нас разъединили.

И рассыпалась в извинениях за причиненное беспокойство.

— Вы ведущая телепередачи «Закон и порядок», — вспомнила я, бесцеремонно обрывая ее на полуслове. — Помню.

Прошедший день выдался скучно-хлопотливым: ожидание в приемных, копание в архивах, любезное общение с нелюбезными людьми, плюс головная боль от недосыпа и случайная, некачественная пища. В общем, рутина частного сыска. Утомленная всем этим, я хотела домой. Выпить крепкого кофе, выкурить сигаретку… И вот — Алла Анохина.

— Не могу пригласить вас к себе по обстоятельствам, от меня не зависящим, — решилась я на ложь, желая сохранить спокойный вечер, — в машине разговаривать тоже не совсем удобно, давайте перенесем встречу на завтра.

— Отлично! — обрадовалась она. — Вас устроит первая половина дня?

— Пожалуйста, — согласилась я, выдержав паузу. — Только, будьте добры, в двух словах, тема нашего разговора?

— Передача с вашим участием. Такое, знаете, экспресс-интервью с Татьяной Ивановой, частным детективом города Тарасова.

— Я обдумаю ваше предложение и позвоню. Хорошо?

— Хорошо!

Вручив мне свою визитку, Анохина откланялась, явно рассчитывая на мое согласие. Наутро я позвонила ей и отказалась. Отказалась, здраво рассудив, что по роду деятельности мне не нужна особая популярность ни в своем городе, ни за его пределами. Не политик я и не поп-звезда.

Но Алла была иного мнения на этот счет и в конце концов меня доняла, пользуясь проверенным способом — не мытьем, так катаньем.

Она, отбросив продемонстрированную сначала вежливость, названивала мне среди ночи, поджидала у подъезда, оставляла записки в почтовом ящике и даже расплакалась, когда я высказала ей свое возмущение. Тогда мне стало стыдно — до чего я довела человека, добросовестно пытающегося делать свое дело, и пришлось-таки согласиться.

Интервью со мной записывали три вечера. Три вечера, пожертвованных передаче «Закон и порядок». Алла испытала удовлетворение, а я — облегчение. И вот теперь она меня снова достала. В пансионате «Волжский берег», после великолепно проведенного дня с семейством моего давнего друга Владимира Кирьянова.

В пустом холле мы включили телевизор, и голос диктора торжественно объявил, что сейчас нам предстоит встреча с Аллой Анохиной и ее необычной гостьей в передаче тарасовского телевидения «Закон и порядок».

Пока шла заставка, где московский ОМОН лихо выбрасывал из машин и укладывал на асфальт согласных на все молодцов, я пыталась убедить Володю переключить программу, и это мне почти удалось, но, когда пошла запись и в студии рядом с Анохиной оказалась моя персона, пришедший в восторг Владимир отказался меня слушать.

Конечно, приятно увидеть знакомую личность на телевизионном экране. Эта черта — общечеловеческая.

Владимир ерзал в кресле, хлопал ладонями по подлокотникам и повторял, не отводя глаз от телевизора:

— Нинки нет! Ах ты, Нинки нет! Жена его, Нина, ушла укладывать их сорванцов, за день налазившихся по деревьям, досыта накувыркавшихся в не по-городскому чистом снегу, после того, как они чуть не уснули прямо здесь, в холле почти пустого сейчас пансионата.

— Алла Анохина, — бодро звучал голос ведущей, — представляет телезрителям человека редкой профессии — частного детектива Татьяну Иванову, практикующую в нашем городе уже не первый год.

Так и не поправили они запись, хоть я и доказывала, что частный детектив — это не профессия, а род занятий.

— Татьяна Александровна благодаря своим способностям и высочайшему уровню профессионализма пользуется широкой известностью у населения.

Опять неточность. Известна я определенным слоям населения — так было бы правильнее. И известна им вовсе не благодаря каким-то особым способностям к оперативно-следственной работе, а умению предвидеть изменения ситуации в очередном деле и пользоваться этими изменениями. Проще говоря, успеха я добиваюсь за счет неожиданной интриги, влияющей на обстоятельства в нужную мне сторону, и развитой интуиции.

Было неудобно перед Владимиром за похвалы, расточаемые мне Анохиной. Вот он-то был настоящим профессионалом следственных дел, и заслуги в этой области имел немалые.

Передача шла по сценарию и набирала разгон. Алла очень доходчиво объяснила значение сыскного дела в повышении уровня правопорядка, проявив осведомленность во всем, что касалось темы, но, на мой взгляд, злоупотребила при этом казенными речевыми оборотами. Татьяна Иванова на экране сидела в неподвижности, время от времени поглядывая на ведущую.