Она так и не вспоминала при мне о своих родных. С одной стороны, это и облегчало, с другой — тревожило. Подросток не может так скоро забыть своих родителей. Такой твердости нельзя требовать ни от кого, тем более — ребенка. Ей ведь всего четырнадцать лет. Но, если это не так, если это — черствость, мне пришлось бы признать, что я думаю о ней гораздо лучше, чем следовало…

За очень короткое время мы привыкли друг к другу. Иногда, я вел себя, как наставник — вспоминая о разнице меж нами. Иногда — как ровесник, обучая стрельбе или умению ходить по кручам. Но, все чаще, думал о девушке просто как о женщине, волей случая оказавшейся рядом… И, с каждым разом мне все больше хотелось отбросить условности и стать ближе — как если бы она перестала быть подростком. Останавливало даже не то, что я чувствовал ответственность и заботу за эту девушку, было еще кое-что, что не мог пересилить. Сознание вины… Далеко отсюда, в совсем иных краях, остались те, кого я любил и ради кого оказался так далеко от настоящего дома. Я не мог ничего решить для себя — живы ли они, или, я только думаю о них, как о живых. И смогу ли я их увидеть? Сквозь разрушенные города, снесенные страны, рухнувшие и поднявшиеся горы… Сквозь радиоактивные озера и моря, превратившиеся в болота… Пробиться назад в каждодневной борьбе с врагами, которых нельзя даже представить в самом кошмарном сне — нет, я не надеялся их увидеть более…

Я не всегда чувствовал себя сильным. Присутствие девушки оживило далекие образы. Я представлял себе, что могло произойти там, в чудовищной дали от этих мест — и, лишь стискивал зубы, сознавая полную беспомощность. В минуты слабости Ната, словно чувствуя, молча подходила и брала меня за руки. Мы сидели рядом, наблюдая, как горят дрова в очаге… и молчали. Слова стали не нужны.

Ее присутствие заставляло думать и об ином… Казалось, пожелай я, и то, что представлял бессонными ночами, могло произойти, само собой. Девочка не должна находиться наедине с взрослым мужчиной, к тому же — с глубоко запрятанным в нем, зверем… Я отчетливо помнил все ощущения, возникшие при мысленном общении с Нелюдем. Долго ли я смогу удерживать его в себе? Она — юная женщина. И это очень сложно. Не взирая, на возраст, похоже, знала — или понимала это! — и она…

А я — просто самец, что так ясно дал мне понять погибший получеловек. И каждое прикосновение девушки вызывало во мне чуть ли не судорогу! Рано или поздно, этот самец сорвется… о последствиях я даже не хотел думать. Избежать всего этого можно только одним путем. Привести Нату к людям. Для этого мне предстояло обучить и показать Нате все, что видел и умею сам. Это означало длительные походы, где от реакции и внимания любого из нас зависит жизнь. Я все более склонялся к мысли сделать глубокую разведку вверх по реке. Меня больше не интересовал восток, где все упиралось в воды болота. Если и есть какая-то возможность встретить людей, они не придут оттуда… Следовательно, оставался только один путь. Но так далеко я и сам никогда не забирался.

Я не знал, чем мы будем питаться в дороге. Путешествие могло оказаться очень долгим — на такой срок слишком сложно полагаться лишь на припасы, взятые с собой. Эта проблема еще как-то разрешима для щенка — он мог поедать степных зверьков. Сможем ли и мы, есть то, что ловит наш пес? А иной пищи, только-только начавшая приходить в себя, после Катастрофы, выжженная земля предоставить не могла. Да и та казалась чудом — откуда эта живность взялась, и что они ели сами?

Еще одна веская причина не торопится — существование жутких монстров, способных покончить с нами на любом отрезке предстоящего похода. Голова змея в реке, ящер в озере, крысы и вороны — все они, в состоянии расправиться с путниками, кто поодиночке, а кто — набросившись целой стаей. Это нельзя не принимать в расчет.

Все это только планировалось… Мысли о путешествии пришлось отложить на будущее. Поглядывая на мучения Наты с луком и стрелами, я снова стал задумываться о настоящем оружии. Да, я способен справится с крысой один на один, в рукопашной, могу даже расстрелять небольшую стаю, если успею занять выгодную позицию, но, против неожиданной атаки нелюдя, или, появления ящера — почти бессилен. Особенно — против последнего. И никто не знает, сколько еще сюрпризов приготовила нам природа, окончательно решившая искоренить все привычные виды зверей. Для встречи с ними — я был вынужден это признать! — гораздо лучше обладание, чем-то, более убойным… Достать такое негде. В пору моих блужданий, как бесцельных, так и направленных, я не раз пытался отыскать огнестрел, любого рода — бесполезно. В городе могли находиться тысячи стволов, как пистолетов, так и автоматов, но, по иронии судьбы, я ни разу не наткнулся, ни на один. Единственным местом, хоть как-то напоминавшим о серьезных средствах нападения и обороны, являлась огромная яма, где на дне, вповалку, лежали танки. Тогда я не смог в них проникнуть, да особо и не пытался. Теперь, с беспокойством наблюдая за тщетными потугами девушки, я вновь решил попытать счастья…

— Собирайся.

Ната отложила оружие и удивленно посмотрела:

— Куда? Ты сам говоришь — тренируйся, хоть, до упаду, но, половину стрел воткни в мишень! Я и четверти пока не добрала…

— Вот и говорю — собирайся. Поищем, кое-что, более современное. Если получится.

Ната довольно отложила лук и юркнула в подвал. Я со вздохом забрал лук и колчан, и пошел следом — приучить ее к тому, что даже возле дома оружие следует держать в руках, пока не получалось. Вероятно, именно по причине того, что она не чувствовала себя с ним защищенной.

Весна наступила, или, сезоны года тоже перемешались, как и все вокруг, но нам сопутствовала хорошая погода. Не сильно дуло, не особо лило — в общем, сносно. В первые дни ливни сбивали с ног, а от града запросто можно было получить серьезную травму. Да и мороз, от которого сводило скулы, и напрочь леденели пальцы, давно пропал. Так что я был доволен.

Угар, как водится, умчался вперед. Он заметно подрос, окреп, и уже сильно походил на вполне сформировавшегося, серьезного пса. Я не одергивал его — щенок, если его еще можно называть щенком, не нуждался в понуканиях. Его нос и слух превосходили мой и Наты, вместе взятые, и я более чем доверял ему, уделяя больше внимание тому, что под ногами. А на это уже стоило смотреть:

Поверхность земли практически полностью затянуло травой, очень мелкой, мягкой и гасящей любые шаги. Ее цвет варьировался от зеленого, до коричневого и даже серого — чуть ли не всех оттенков радуги. Ожили ранее искореженные, и, казалось, навсегда погибшие деревья — на ветках появились почки, из которых рвались на свободу крохотные листочки. Еще сильнее это сказалось на кустарниках — они на глазах набирали силу и мощь, тянулись ввысь, устремляясь к несуществующему светилу, отчего вырастали едва ли не в человеческий рост. Воздух казался прогретым, от самой земли тоже исходил легкий парок. Одним словом, хоть солнце, по-прежнему, не баловало нас своим появлением, осточертевшая зима, кажется, закончилась.

— Как быстро…

— Что? — я обернулся к Нате, которая шла за мной, ступая почти след в след.

— Да так… Мысли вслух. Думаю, как быстро исчезли все приметы прошлого. Если не фонарные столбы, рельсы иногда, ну и покосившиеся стены, представить, что мы идем по разрушенному городу, довольно сложно.

— Вот ты, о чем… Да, наверное. Знаешь, я так и предполагал, когда с неба сыпалась вся эта дрянь. По моим прикидкам, слой, выпавший на город, не меньше полутора метров. Не мудрено, что настолько укрыто.

— Пройдет пара лет, и уже никто не сможет сказать, что здесь жили люди.

Я поежился…

— Ну, не так быстро… Мы ведь, живем? Пока существует память — существует и город. Точнее — его остатки. Ладно, хватит о грустном. Мне кажется, мы уже близко.

Провал, где на дне, чуть ли не башня к башне, застыли грозные машины, на самом деле открылся через минуту… Я едва удержался на краю — Ната, задумавшись, толкнула в спину.