– Вы говорили, что смущены, хозяин.

– Да. Леди Адалинда нервирует меня. Видишь эти два листка? Это ее досье. То, что КС имеет наглость называть «досье». Я бы предъявил им это как упрек, если бы сам смог найти что-нибудь более существенное. Антонио де Барбасско и Сигвес эл’Тильбор погибли, и все подозрения падают на нее. Де Барбасско отправила к праотцам любовница, некая Валери де Тароска, некогда румяный сладкий персик двадцати лет от роду. Она вспорола ему горло ножницами, причем когда это обнаружилось, она все еще была с ним. Вернее, на нем. Сидела нагишом на таком же нагом мертвеце и размеренно била ножницами в рану. На появление слуг не отреагировала, но когда ее схватили и стали оттаскивать, взбесилась, начала отбиваться, сломала взрослому мужчине челюсть, из плеча второго выгрызла кусок мяса. Следователи после беглого осмотра признали ее безумной и отправили… отправили… в дом скорби святого Жозе Нельманского. Это не так уж далеко отсюда.

– Вы солидарны с мнением арбализейских придворных, хозяин?

– Ничего не могу сказать заранее. Хочу посмотреть на труп и, если получится, на убийцу.

– Если получится?

– Мы здесь на крысьих правах. С керубимами[139] можно сладить, но не с церковниками. Им плевать на жетоны тайной службы Арбализеи, да и во мне легко признать мескийца, а значит – имезрианина. Они обращают на такое внимание. К тому же чем ближе мы будем соприкасаться с местными властями, тем быстрее меня станут связывать с мескийской разведкой.

Откинувшись на спинку кресла, я с силой потер усталые глаза. Себастина отерла мне лицо, шею и верх груди влажной губкой, слегка отгоняя душный жар.

– Завтра расследование перейдет в активную фазу.

– Я возьму больше ножей. Хозяин изволит отужинать?

Я уже направился в столовую, когда глухой стук со стороны парадной двери прервал этот путь. Себастина вихрем выметнулась из кабинета, где приводила в порядок бумаги, и пошла открывать. Заинтересованный, я постарался не отстать от нее, но моя дракулина легко оторвалась. Когда я вышел к парадной, она что-то втолковывала незваному гостю, который упорно прорывался внутрь.

– А я еще раз повторяю вам, добрый зеньор, что мой господин занят, и если вы желаете встретиться с ним, то вам лучше заранее записаться.

– Да что вы, милая барышня, – басил гость, – я же не с официальным визитом! Это же добрососедское приветствие, ха-ха! Я принес бутылочку восхитительного кьянти и хочу познакомиться!

– Зеньор, мой господин очень занят, он крайне…

– Аделина, что происходит?

Себастина развернулась ко мне, при этом продолжая надежно перегораживать дверной проем.

– Мой тан, этот зеньор настойчиво пытается пройти в дом, хотя мы его не ожидали.

– Гость в дом – счастье в дом. С кем имею че…

Мне показалось на миг, что к нам в гости заявился призрак покойного адмирала Кродера. Незнакомец оказался невысоким, почти квадратным человеком с седой, как у луня, головой и твердым морщинистым лицом. Маленькие серо-стальные глаза тускло сверкали в глубине глазниц, разглядывая меня. На широченных плечах висел потертый темно-серый пиджак, напоминавший поношенный китель. Гость поднырнул под руку Себастины, промаршировал ко мне и с улыбкой протянул широкую ладонь.

– Джек Ром! Очень приятно! А это вам, сосед! – громыхнул он.

Я принял бутылку кьянти «Чинкита Мортена».

– Не стоило. Шадал эл’Харэн, к вашим услугам. А вы, значит, мой сосед?

– Единственный, ать-два левой! Решил нанести визит вежливости! А чем это тут так пахнет?

– Вы не окажете мне чести, присоединившись к ужину?

– Окажу! Как не оказать!

– Только я ожидаю еще одного гостя.

– Чем больше гостей, тем лучше, ха-ха!

За тот неполный час, что мы ужинали, я узнал о Джеке Роме лишь то, что он умел много и громко разговаривать с набитым ртом. И еще то, что в его квадратной голове хранился мировой запас солдатских баек, скабрезностей и шуток. Слушая их, я также утверждался в мысли о том, что Джек Ром был урожденным ларийцем и, разумеется, солдатом.

– …И тогда я ей говорю: «Мадлен, если после этого пойла я проснусь в канаве без порток, то вернусь сюда со своими парнями и наведу в твоем бардаке такой бардак, что ты поймешь, что прежде не понимала настоящего значения слова «бардак», ха-ха!» – Кадык Рома заходил ходуном, пока лариец заливал в глотку очередной бокал черного перченого вина.

– Аделина, наш гость появился. Приведи его.

– Слушаюсь.

Вскоре в комнату, клацая когтями по полу, вошел туклусз. Вошел, щурясь от слишком яркого для его огромных глаз света и старясь не задевать сложенными крыльями элементов интерьера. Чтобы удобно усесться, ему понадобился табурет без спинки, на который рукокрылый уселся с ногами. Зато со столовыми принадлежностями проблем не возникло. Несколько минут мы с Ромом наблюдали, как новый гость аккуратно режет филе лосося четырьмя работоспособными пальцами.

– Друг мой, будете пить фалеску, кьянти или игристое? – бодро осведомился лариец.

– Я бы не отказался от свежего виноградного сока, почтенные зеньор, тан.

– Отлично! Кстати! А я рассказывал вам, как однажды мне и еще двоим парням приказали покрасить корову в зеленый цвет, чтобы…

Покидая мою обитель, Джек Ром слегка покачивался, но в целом надежно стоял на ногах и даже почти полностью владел языком. Он благодарил меня за гостеприимство, приглашал с ответным визитом к себе и источал огромное количество положительных эмоций, смешанных с перегаром. Этот квадратный человек без посторонней помощи приговорил три бутылки вина и чувствовал себя отменно.

С чердачным гостем все обстояло иначе. Туклусзы с алкоголем не дружили, потому нетопырь сохранил полную ясность рассудка и согласился побеседовать после ужина.

– Право не знаю, чем могу быть вам полезен.

– Вы ведь абориген?

– Родился и рос в Арбализее, да.

– Очень интересно. Путешествовали?

– Сезонные миграции в Ньюмбани, гнездились в прибрежных пещерах Гуандараники и Сингуборо-Талеки. Один раз был на берегу Красного песка.

– Далекие путешествия.

– Летал всего трижды. Зов природы слабеет от поколения к поколению.

– Понимаю. Пожалуйста, расскажите мне о том, как вы видите Арадон? Я хочу знать от местного жителя.

– Не лучшего кандидата вы выбрали, митан. Голос со дна помойки, знаете ли…

– С самого дна много чего можно разглядеть, вы уж поверьте.

Туклусз пожал плечами и поведал мне довольно печальный рассказ о том, какое место судьба отвела его виду в этой стране. Он рассказал, что из-за отдаленного сходства с малодиусами туклусзы натерпелись в свое время обвинений в вампиризме. Потом их нарекли главными разносчиками бешенства и еще долго преследовали, чиня кровавые расправы. Будучи свободными от материального имущества, нетопыри не платили Арбализее никаких налогов, а потому считались бесполезными и правами приравнивались к животным. В неурожайные годы виноградари обвиняли их в обжорстве из-за любви к фруктам, а когда в море переводилась рыба, тем же грешили и рыбаки. В последнее время мученикам стало немного легче благодаря новым королевским законам. Если раньше убивать их мог кто угодно и где угодно, то теперь это позволялось, лишь если нетопырь заберется на частную собственность. То есть вчера вечером я мог просто убить это в высшей степени разумное существо безо всяких негативных последствий для себя.

– Прежде большинство моих сородичей гнездилось на борумм, в телах утесов есть неглубокие, но вполне вместительные пещеры. Но после того как пожар основательно растерзал Чердачок, мы облюбовали поврежденные, а затем и заброшенные хозяевами здания. Недавно власти города начали что-то делать на востоке этого района, кажется, там что-то строят. Если они возьмутся за дело всерьез, придется вновь выселяться. К сожалению, в Рыжих Хвостах нам прибежища не найти.

– Цыганский район?

– Район? – Огромные уши туклусза широко оттопырились, выражая хозяйское замешательство. – Там голые песчаниковые холмы, облизываемые ветром и раскаляемые солнцем. Это не район, а местность. Три цыганских клана устроили там стойбище лет сто назад и до сих пор никуда не делись. Город вырос с тех пор, подошел вплотную к их территории, и лишь поэтому Хвосты стали считаться его частью.