– Витя, я тоже боюсь за тебя. Ты несколько дней, как из больницы выписался. Может, скажешь Нине, что плохо себя чувствуешь?

– Нет, мам, не отговаривай, все равно от всех невзгод ты меня не убережешь, так, что начну с малого, с похода с девушкой на речку.

Мама, улыбаясь сквозь слезы, сообщила:

– Ты, только на этот каравай рот не разевай, сынок. Нина у нас птица высокого полёта, ничего у тебя с ней не получится.

Нет! Все-таки разум женщины – темная штука. Как в нем проходят мыслительные процессы ни одному мужчине не понять.

Я собрался сходить с соседкой по дому на речку, искупаться и позагорать на пару часов. А моя мамочка меня уже женит.

Наш поход на речку с бывшей одноклассницей прошел без проблем. Хулиганов, которых так опасалась мама, на пляже не имелось. Зато отдыхающих было так много, что место, где можно было расстелить покрывало найти, сразу не удалось.

Но все же такое место было найдено и мы, расстелив покрывало, начали дружно разоблачаться.

Ну, что тут говорить, не Адонис я совсем. Худой нескладный парень. Зато когда Нина начала через голову снимать платье, взгляды наших соседей мужского рода сразу остановились на ней.

Видимо, меня посчитали братом девушки, потому, что завистливых взглядов в мою сторону никто из парней не бросал.

Время прошло незаметно, мы несколько раз забирались в воду, я даже храбро переплыл на другой берег реки, благо до него было метров тридцать.

Потом лежали, отогреваясь на солнце, и болтали о всякой всячине. Конечно, я помнил о словах матери, что Нина – птица не моего полета, да я и сам не особо стремился к более близкому знакомству. Но что греха таить, лежать рядом с нимфеткой одетой только в две тряпочки, было приятно, правда, эндорфины в крови будоражили не только верхнюю голову, что доставляло определенные неудобства.

Когда мы возвращались домой, Нина задумчиво призналась.

– Витя, до меня окончательно дошло, что ты притворялся в школе. Только никак не могу понять, зачем ты это делал, и почему сейчас перестал скрывать свои знания. Сегодня, когда мы разговаривали на пляже, я иногда тебя не понимала, о чём ты говоришь, просто не знала этих слов.

– Ого! – Мысленно воскликнул я. – Надо же так проколоться, вот, что гормон животворящий делает! Совсем за речью следить перестал.

– Нина, спасибо за комплименты, – я постарался все перевести в шутку. – Думаю, что их не заслужил. А что касается знаний, то я в больнице почти за два месяца всю тамошнюю библиотеку перечитал. Вот и поднабрался книжной премудрости.

Нина ничего не ответила на мои оправдания, но её взгляд был полон подозрения.

– Может, как-нибудь еще сходим на речку, – спросила она, с надеждой глядя на меня, когда мы добрались до дома.

– Возможно, и сходим, – сообщил я и добавил. – Но если устроюсь на работу, то походы можно планировать только на выходные. Может, тебе стоит с Валеркой поговорить. Он парень бойкий, не то, что я. И на гитаре сыграет и в глаз даст, если, кто попросит.

Нина странным взглядом окинула меня.

– Витя, мы с тобой полдня на одном покрывале рядом лежали, ты пальцем до меня не дотронулся. Если с Лебедевым пойду, то спокойно загорать не получится, он все время будет приставать. Ладно, я пойду, спасибо за компанию.

Сказав это, Карамышева скрылась в подъезде. Я же медленно пошел к своему подъезду, размышляя над тем, что сейчас услышал. Хотя ничего особенного в словах девицы не имелось. Все услышанное укладывается в особенности женского организма в пубертатном периоде. И сейчас мне мягко показали, где мое место.

Домой я зашел с улыбкой на губах, мама, сразу её срисовавшая, немедленно поинтересовалась:

– Вить, ты чего веселый такой? Неужели еще собираешься с Нинкой на речку пойти?

Ну, и что прикажете отвечать? Мама и так прекрасно поняла резоны, по которым её сына выбрала в спутники красивая девчонка. Теперь переживает за меня.

– Да, нет, мама, просто предложил Карамышевой в следующий раз взять Лебедева с собой, она в ответ состроила такую рожу, мне до сих пор смешно.

Мама недоверчиво поглядела на меня, потом звонко рассмеялась.

– Неужели так и предложил? – спросила она сквозь смех.

– Ну, да, что же мне теперь каждый день её купать ходить? – удивился я.

Мама рассмеялась еще сильней и неожиданно сморщилась.

– Мам, что случилось? – встревожился я.

– Да, вот порезала руку сегодня, пока капусту рубила, – пожаловалась она и показала большой палец левой кисти, грубо перемотанный кровавой тряпицей. – Уже час кровь не останавливается, вторую тряпку меняю.

– Понятно, – сказал я и пулей понесся на улицу. Далеко идти не пришлось, вдоль дровяных сараев все заросло подорожником и пастушьей сумкой.

Сорвав несколько листьев подорожника, и несколько стеблей пастушьей сумки я вернулся домой.

Увидев мои трофеи, мама грустно покачала головой.

– Не поможет сынок, я уже один лист привязывала, никакого толку не было.

Не отвечая, я кинул зелень в кастрюлю, залил холодной водой и приступил к поискам ступки.

Какое-то странное ощущение коснулось меня, когда я положил листья подорожника и пастушью сумку в фарфоровую ступку.

– Пастушьей сумки, надо добавить еще один стебель с цветками, – говорило оно.

Последовав неведомому советчику, я положил еще стебелек и начал растирать зелень в кашицу.

Через полминуты чуть не выронил пестик из руки, мне показалось, что он стал ощутимо теплее.

– Наверно показалось, – подумалось мне, и я продолжил процесс растирания.

– Достаточно, – еще через пару минут подсказала прорезавшаяся интуиция.

– У тебя, где-то были напальчники? – спросил я мамы, безмолвно наблюдающей за моими действиями.

– Возьми, они на второй полке в буфете лежат, – отмерла та.

– Тогда приступим к перевязке бодро сообщил я и напихав зелёной кашицы в напальчник, одел его на порезанный, кровоточащий палец.

После чего чистым широким бинтом сделал фиксирующую повязку.

Прошла минута.

– Витя, палец перестал болеть, – потрясенно сказала мама и начала разглядывать повязку, – и кровь вроде бы не идет.

Я же в это время смотрел на остатки протертого подорожника и пастушьей сумки и пытался понять, что сейчас произошло.

– Вот видишь, помогло, а ты не верила, – гордо заявил я, убедившись, что кровь, действительно остановилась.

Конечно, она бы и так остановилась через какое-то время. Просто мама волновалась, заматывала, разматывала тряпку и не давала организму возможности самому решить эту мелкую проблему.

Вообще то, перетирая подорожник и пастушью сумку, я надеялся, что после перевязки мама успокоится и не будет больше тревожить порез.

Но на то, что моя самодеятельная смесь даст такой обезболивающий эффект, не рассчитывал ни грамма.

И теперь я пытался понять имело ли место обезболивание на самом деле, или это был чисто психологический эффект типа плацебо. И еще мне никак не удавалось для себя объяснить тот момент, когда пестик потеплел у меня в руках.

– Неужели это и есть та фича, подаренная неведомой сущностью?

В голове закружились десятки мыслей и предположений, что делать и как выявить все стороны своей новой особенности. Конечно, если я не ошибаюсь, и никаких уникальных способностей у меня не имеется.

– Эй, герой-купатель и мастер перевязок ужинать будешь? – спросила мама, сразу после перевязки, загремевшая тарелками на кухне.

Конечно, буду, – ответил я, мой желудок уже давно напоминал, что за большую часть дня мы с Нинкой съели на двоих два помидора и один огурец, запив всю эту роскошь бутылкой лимонада «Крюшон» и «Дюшеса». Правда, «Крюшон» я пил один. Нинка предпочла купить бутылку «Дюшеса», все-таки он стоил всего двадцать две копейки, из которых 12 стоила бутылка. Мне никогда не нравился этот лимонад, для меня он был слишком сладкий и напоминал леденцы.

Крюшон же стоил 37 копеек и для нас был ощутимо дороже. Но что не сделаешь, чтобы вспомнить снова тот неповторимый вкус детства.