Я тоже пока не стал трогать содержимое шкафа и собрался ужинать.

Но только я, усевшись за стол, потянулся вилкой за первым куском жареной докторской колбасы, как раздался осторожный стук в дверь.

– Звонок надо будет купить, – подумал я, вставая из-за стола. Натруженные за вечер ноги отозвались умеренной болью.

– Кто там? – спросил я.

За дверью раздалось недоуменное покашливание.

– Мне бы бабу Груню надобно, – ответил старческий голос.

Открыв двери я увидел субтильного дедка, лет восьмидесяти.

– Мальчик, ты кто такой? – спросил он, пытаясь заглянуть за моё плечо, в надежде увидеть хозяйку квартиры.

– Живу тут, – ответил я. – А вы сами кто такой?

– Так, эта, мне бы бабушку повидать?

– Умерла бабушка, сегодня похоронили, – сообщил я.

Дед огорчённо ахнул и прослезился.

– Что же теперь делать, как жить теперича буду – спросил он, обращаясь в никуда.

Я наблюдал за ним с профессиональным интересом. Старческий эгоизм пер из деда со страшной силой. То, что баба Груня умерла, его вообще не волновало, его заботило лишь то, что он остался без своей мази, или настойки. Не знаю, что уж ему баба Груня продавала.

Но клиентуру следовало сохранять, поэтому я спросил:

– Дедушка, а что вы покупали у бабы Груни?

Дед с подозрением глянул на меня и нехотя произнес:

– Микстурку одну она мне делала.

– Какую? – попытался я уточнить.

– Особую, – сообщил собеседник, не вдаваясь в подробности.

Что-то начало складываться в моей голове.

– Дедушка, вы не стесняйтесь, говорите всё, как есть. – ободрил я возможного клиента. – Мы с бабушкой последний год вместе снадобья варили, Может, я найду, что вам нужно.

– Не знаю, – протянул он с сомнением. – Зеленый ты еще, понимаешь ли, хоть чего в этом деле?

Я пожал плечами, вопросительно глядя на деда.

– Аа, ладно, понимаешь парень, микстурку я у неё покупал, чтобы стояк работал. – признался тот.

Сдерживая смех, я поинтересовался.

– Ну, как помогало?

– Еще как, – напыжился дед. – Бабка довольна оставалась.

– Проходите в комнату, – предложил я. – Посидите здесь, сейчас гляну, возможно, такая микстуру бабуля уже сделала.

То, что баба Груня делает и продает такие настойки, я знал, но даже не представлял, что у неё имеется такой необычный покупатель.

Пузырек с темной жидкостью, пахнущей сельдереем, я нашел довольно быстро.

– Сколько вы за неё платили, – спросил я, когда дед признал свое лекарство и убрал его в карман пиджака.

По бегающим глазам деда, сразу догадался, что тот сейчас соврет.

– Так, ты парень, может мне, как подарок отдашь, навроде, как память о покойной старушке. – промямлил он.

– Хорошо, берите, – согласился я, – только в следующий раз такой пузырек меньше чем за десять рублей не отдам.

– За скока, за скока? – возмутился дед. – Парень, совесть то имей! Бабка мне за три рубля такой пузырь продавала. Как раз на месяц хватало. А ты чего, можешь такую настойку сам сделать? – спохватился он.

– Могу, – кивнул я.

Подумав, дед полез в карман, вынул кошелек и, отсчитав от тоненькой пачки три бумажки по рублю, протянул мне.

– Ладно, заплачу, как с Груней договаривались, но смотри парень, ежели обманешь, не сможешь сварить такую же настойку, я из тебя душу выну. Приду со своей Настасьей и выну.

Даже не спросив, как баба Груня умерла и, где её похоронили, дед с довольным видом выскользнул из квартиры и, как мышь начал спускаться по лестнице.

Я же отправился доедать остывшую колбасу, облитую острым томатным соусом. Соус был неплох, в нем в отличие от кетчупов будущего, никаких модифицированных крахмалов и глютаматов еще не имелось.

– Интересно, что сейчас дед делает? – пришла в голову дурацкая мысль. – Разложил уже свою бабку, или нет?

Хмыкнув, я выбросил подобную ересь из головы и начал обдумывать свои шаги по обустройству квартиры.

Затем незаметно начал размышлять о своей новой жизни. Как – то все у меня слишком гладко складывается. Еще год назад я попал в тело, скажем так, весьма недалекого и физически малоразвитого парня, то через год все капитально изменилось.

Мои бывшие одноклассники при встрече на улице меня просто не узнают. Кроме, пожалуй, Нинки Карамышевой, да Светки Птичкиной, девиц встречающихся со мной во дворе почти каждый день.

А теперь у меня полный карман денег и своя квартира, ну, не своя, конечно, государственная, но на данный момент моя.

И как бы эта светлая полоса в жизни не перешла в темную.

В прошлой жизни я был убежденным атеистом, но в этой, моя уверенность в отсутствии некого разумного начала Вселенского масштаба была поколеблена. Потому, что ничем другим я не мог объяснить для себя перенос в новую жизнь.

– Поймав себя на этих размышлениях, зло выругался и отправился спать. Утро, как говорится, вечера мудреней и нечего задумываться о пустом. То бишь, искать причины, по которым тебя переселили в новый мир. Надо просто жить и радоваться новой жизни, используя по полной программе свои знания о прошлом.

– Проснулся часов в семь утра. Как раз, когда кукушка на ходиках выскочила из гнезда и звонко огласила начало дня.

Ночевал я на старом видавшем виды диване. Вроде бы предрассудков у меня никаких не имелось, но на кровать бабы Груни лечь я пока не рискнул.

Можно было бы встать и позже, но, к сожалению, мне придется еще ехать домой за портфелем с учебниками и халатом.

Так, что я по быстрому позавтракал, подойдя к комоду, поправил черную ленточку на фотографии бабы Груни, после чего оделся и помчался на автобусную остановку.

Маме явно не понравилось мое решение остаться на ночь в квартире бабушки, и пока я собирался на учебу она не преминула мне об этом сообщить.

– Мам, давай об этом поговорим вечером. – отмахнулся я от её придирок и отправился на учебу.

Мой приход в аудиторию вызвал нездоровое оживление. Еще бы! За весь учебный год я вчера впервые не явился на занятия. После моих объяснений ажиотаж спал. Смерть какой-то там бабули не повод, чтобы о нём долго задумываться молодым людям.

После первого урока, я как и обещал, отправился в кабинет директора училища.

Секретарша сидевшая в приемной окинула меня равнодушным взглядом и кивнула в сторону двери кабинета.

– Проходи, Дмитрий Игнатьевич уже на месте, – сообщила она.

Зайдя в кабинет, я поздоровался и молча ждал, что будет дальше.

– Проходи, присаживайся, – предложил Москальченко.

Когда я примостился на стуле, он продолжил.

– Ко мне обратились ребята из комитета комсомола с просьбой, принять тебя на полставки художника оформителя. Они уверял меня, что ты вполне справишься с этой работой.

– Можно уточнить, а что за ребята вас об этом просили? – невинно поинтересовался я.

Москальченко ехидно улыбнулся.

– В частности об этом просила Наташа Смолянская, секретарь нашей комсомольской организации, – уточнил он и продолжил:

– Ну, так, как ты на это смотришь? Потянешь эту работу, или мне надо будет искать кого-то на стороне?

– А можно уточнить объем работы?

Директор вздохнул и приступил к рассказу.

В общем, все оказалось не так уж страшно. Но это выглядело так со стороны работодателя, Тот же понятия не имел, что у меня имеется другой, более серьезный источник дохода, тоже требующий немало времени.

На раздумья времени мне никто не давал, поэтому я согласился, чем вызвал довольную улыбку Дмитрия Игнатьевича, после чего отправился на второй урок. Сегодня придется задержаться в училище, чтобы официально оформиться художником и познакомиться с местом работы, расположенном в подвале здания.

На урок я все же опоздал, но отговорился тем, что имел беседу с директором. На, что даже у Интерны Александровны не нашлось язвительных замечаний.

После уроков я отправился в к нашей кадровичке. Роза Павловна Елкина, очень бодрая женщина лет сорока пяти успевала работать за весь отдел кадров, которого в нашем училище никогда не было, как и выделенного для этой цели кабинета. Роза Павловна работала в канцелярии, где для неё был выделен стол и сейф.