– Ох! Ну, как я накину? – возмущалась бабушка, – Ко мне народ небогатый заглядывает. Мне с людей совестно лишнюю копейку брать.

– Мда, хреновая торгашка с нашей родственницы, – в который раз подумал я, но отказываться от такого канала сбыта не собирался, как и заводить новый. В месяц нам перепадало от старушки от тридцати до сорока рублей. Считай, вторая стипендия.

Все бы ничего, но мамина троюродная сестрица Тамара Синицына никак не могла успокоиться и периодически приходила к бабе Груне и стращала её разными карами за мою прописку. Доведя старушку до слез, она выклянчивала у той десятку, или две и покидала её до следующего раза.

Легче всего было бы это пресечь, если бы я жил вместе с бабой Груней. Но, такой подвиг был выше моих сил. Не обеднеем мы с бабкой, если Тамара выклянчит у нас двадцарик в месяц. А с пропиской у неё теперь вряд ли что получится. Ведь для того, чтобы ей прописать своего великовозрастного балбеса, Данилку, теперь нужно не только согласие бабы Груни, но и моё. А я такой глупости делать не собираюсь.

Такие мысли посещали меня, пока я стоял в очереди на получение плаката, на первомайской демонстрации. Погода сегодня разгулялась на славу. Яркое солнце, легкий ветерок и чистое весеннее небо способствовали праздничному настроению демонстрантов.

В отличие от ноябрьских праздников смеха и шуток в наших рядах было намного больше. Конечно, разница между плюс двадцатью градусами и минус десятью весьма ощутима.

Наша группа явилась на демонстрацию в полном составе, что порадовало нашего куратора. Внимательно оглядев присутствующих, она удалилась к остальным нашим преподавателям.

Я стоял в окружении своих девчонок, держа в руках портрет Андропова, и автоматически поддерживал беседу, а сам периодически кидал взгляды в сторону комсорга училища Наташи Смолянской.

Ну, никак я не мог выбросить её из головы. Сколько раз говорил сам себе, что не нужно мне сейчас никаких влюбленностей. Но подсознание было явно против. Девушки явно заметили мои взгляды и ехидно улыбались. Вероятно, вскоре, кто-нибудь из них опять вслух пройдется по моей безнадежной юношеской любви.

В училище, где большинство учащихся девушки, трудно удержать что-либо в тайне.

Так и мое внимание к Наташе было замечено и, без сомнения, донесено до неё различными путями. Надо сказать, что в течение первой сессии Смолянская меня вообще не замечала.

Однако, в феврале, иногда стала бросать на меня при встрече в коридорах задумчивые взгляды.

Я, естественно, отнес это за счет того, что прилично подрос и поправился. В школе бы меня сейчас точно не узнали. И к тому же, благодаря небольшому потоку наличности мне удалось немного разнообразить свой гардероб.

Мы медленно двигались по известному маршруту. Громко играла музыка, периодически слышались поздравления призывы диктора, комментирующего сегодняшнее шествие.

После прохождения колонны все, кто нес транспаранты, портреты членов ЦК и правительства, подходили к машине и складывали свою ношу в кузов.

Наташа Смолянская стояла рядом с водителем и о чём-то с ним беседовала.

Я подошел к машине одним из последних. После того, как мы с еще одним пареньком кинули в кузов портреты, водитель уселся в кабину и завел двигатель. Наташа махнула ему рукой и пошла по своим делам.

– Отлично! Именно то, что мне нужно, – подумал я и быстро поравнялся с девушкой. Та удивленно глянула на меня, а затем насмешливо улыбнулась, словно спрашивая, что ты мне сейчас скажешь.

– Ты куда-то торопишься? – спросил я для начала.

Наташа пожала плечами.

– Да, нет. На сегодня у меня особых планов нет. Хотела немного пройтись, уж больно погода хорошая, а потом домой.

– Ура! – мысленно воскликнул я. – Намек понял.

– Наташа, ты не против, если я составлю тебе компанию на время прогулки?

– Ну, составь, – снисходительно улыбнулась та.

Несколько моих одногруппниц, еще не успевших уйти и оживленно болтающих неподалеку, внимательно проводили нас глазами.

Моя спутница их тоже заметила и вздохнула.

– Вот еще одну тему для сплетен теперь найдут.

Было немного странно идти рядом с девушкой, с которой уже встречался в первой жизни. Только наша встреча тогда состоялась на три года позже.

Сейчас шагая рядом с невысокой, стройной девчонкой, я пытался вспомнить, из-за чего наши дороги разошлись. И никак не мог этого сделать.

– Витя, ты чего замолчал? – спросила Наташа. – Переживаешь, что девчонки расскажут, что ты меня провожаешь?

Я улыбнулся.

– Меня это не волнует. А молчу, потому, что давно мечтал с тобой вот так пройтись по улице. Ты мне понравилась с первого взгляда, еще осенью в прошлом году.

Смолянская резко остановилась и повернулась ко мне. Её карие глаза внимательно всматривались в мое лицо.

– Витя, послушай меня, – мягко сказала она, положив мне правую ладошку на грудь. – Я давно заметила, как ты на меня смотришь. Но ты ошибаешься это не настоящая любовь, а обычная юношеская влюбленность, она скоро пройдет. Ты симпатичный, умный парень. Уверена, что ты со временем найдешь себе сверстницу. У нас с тобой ничего хорошего получиться не может. Я старше тебя на три года, Этой весной я окончу училище, и начну работать. А тебе еще учиться и учиться. В общем, молод ты для меня, мальчик.

Если Наташа думала, что её отповедь произвела на меня какое-то действие, то она глубоко ошибалась. Все эти женские штучки я слышал много раз в различных вариациях. Моей личности не шестнадцать лет, как считают некоторые девицы.

Так, что мы пошли по улице дальше, и я уже не отвлекался на воспоминания, а развлекал спутницу всяческими историями. А когда мы проходили мимо ресторана с интригующим названием «Одуванчик», я неожиданно для себя предложил туда зайти перекусить.

В вечернее время меня бы вряд ли бы пропустили в ресторан. Все же, несмотря на мои подросшие физические кондиции, было понятно, что лет мне совсем немного.

Но сейчас в первом часу дня никто таким отбором не заморачивался.

Так, что, преодолев не особо сильное сопротивление спутницы, я завел её в зал, где мы уселись за первый попавшийся столик.

– Витька, ты с ума сошел, – начала отчитывать меня наш комсомольский босс. – Зачем ты меня сюда привел. Я же все о тебе знаю, вы с мамой вдвоем живете и довольно скромно.

– Наташа, не переживай, я хоть и младше некоторых девушек, но заплатить за кофе и пирожные смогу вполне. Кстати, откуда у тебя сведения обо мне.

Задал я этот вопрос сознательно. Видимо, интересовалась моя собеседница, что это за мальчишка, каждый день встречающий её улыбкой в коридоре училища.

Девушка слегка покраснела.

– Ну, да, я интересовалась тобой. Но не задирай нос, я, как комсорг училища должна знать своих товарищей по комсомолу. Так, что ты ничем не выделен в этом плане.

Несмотря на свой гонор, от обеда Смолянская отказываться не стала. С раннего утра мы оба еще не перекусывали. Поэтому солянка и антрекот с картофелем фри были съедены моментально. После того, как мы завершили обед кофе с ватрушками, Наташа попыталась вклиниться в мои расчеты с официантом и заплатить за себя.

Слегка лысоватый мужичок лет тридцати не обратил на её попытки никакого внимания. Лишь ободряюще подмигнул мне, убирая деньги в портмоне. Типа намекнул, правильной дорогой идете, товарищ. Действуйте дальше.

По дороге до Наташиного дома мы успели обсудить множество тем. Но одну новость я услышал впервые. Оказывается, на конкурсе стенгазет училища, стенгазета, в которой я был редактором, заняла первое место. В большей мере это произошло, как призналась собеседница, благодаря моим шаржам и рисункам. Так, что после праздников стоит ждать награду в виде грамоты.

– Витя, у тебя талант. Зачем его закапывать в землю? – возмущалась Смолянская. – Тебе надо было поступать в художественное училище.

– Ну, во-первых, я его, как видишь, не закапываю, даже в редакторы стенгазеты попал, – ответил я. – А во-вторых, Наташа, я реально оцениваю свои способности. Художник – оформитель при доме культуры или заводе, вот мой будущий потолок, и такая перспектива мне не нужна.