Пел он, нещадно терзая гитарные струны.

– Выйти, что ли, посидеть на улице, – подумал я и, надев сандалеты на босу ногу, вышел из квартиры.

На этот раз Валеркин концерт собрал большую аудиторию. Несколько девчонок и парней, рассевшись на куче не распиленных брёвен, внимали местному барду.

– Валера, – надув губы, недовольно заметила Карамышева, когда Лебедев закончил с очередной тюремной темой. – Ты все поёшь про зэков и тюрьму. Спой лучше что-нибудь о любви.

– Для тебя, Нина, все, что хочешь, спою, – заверил Валера и, улыбнувшись, сверкнул золотой фиксой. Еще вчера её не было. После чего тронул струны и негромко запел, не сводя глаз с Нины.

Я слушал давно не слышанную песню и думал.

– А ведь не хуже Осина получается у дворового певца. Жаль, конечно, но сопьётся парень, скорее всего. Хотя может этого и не случится, всяко в жизни бывает.

Пока я думал о будущем своего соседа, Нина Карамышева пересела ближе ко мне.

– Витя, ты говорил, что сможешь со мной в выходной сходить позагорать, – утвердительно спросила она.

Я улыбнулся.

– Нина, с завтрашнего дня я работаю в больнице, так, что, действительно свободным остаётся только воскресенье. Сегодня среда, так, что если через три дня погода не испортится, можно сходить.

– Хорошо, – сразу согласилась Нина, чем немало меня удивила, и потом продолжила. – Знаешь, моим родителям не понравилось твоё решение. Папа так вообще сказал, что если знал, что ты устраиваешься на работу, то взял бы тебя учеником моториста. По крайней мере, получал бы намного больше чем в больнице.

В это время Валера, покончив с портретом Пабло Пикассо, перешел к другой песне.

– Ой! – воскликнула Нина, – Давай потом договорим. Мне так эта песня нравится. Я, наверно, опять плакать буду.

Возможно, концерт продолжался бы и дольше, но тучи комаров, клубившиеся над присутствующими, не способствовали адекватному восприятию дворовой музыки. Поэтому все понемногу разбрелись по домам.

Ушел домой и я, замотивировав это необходимостью рано вставать.

Нина напоследок напомнила мне про обещание, на что я с готовностью подтвердил обещанное. Карамышева загадочно улыбнулась и машинально повернула голову, и я даже понял для чего.

По привычке она искала взглядом свою подругу, чтобы удостовериться, прониклась ли та её способностями. Вот только Светка Птичкина отсутствовала и теперь уже навсегда. Так, что Нине впору искать новую дурнушку в подруги, чтобы та восхищалась талантами местной королевы красоты.

Мама еще не пришла с работы, поэтому я не стал ложиться и ближе к её приходу разогрел ужин. Благо пустой газовый баллон нам вчера заменили.

Пришлось для этого сходить на почту и оплатить квитанцию на рубль шестьдесят две копейки.

– Вить, ты чего не спишь? – встревожено спросила мама, зайдя, домой.

– Не видишь, что ли, тебя жду, – буркнул я, отдирая прилипающие к сковороде макароны. Увы, о сковородках из будущего остаётся только мечтать.

Утром, в кои веки меня разбудил будильник. Давненько я не слышал эти звуки.

Но услышал его не только я. Мама непременно желала накормить меня завтраком, как будто мне с этим делом было не справиться.

– Ну, не ворчи, Витя, не ворчи, ты уйдешь, я снова лягу, – успокаивала она не на шутку разошедшегося сына.

Ничего сложней яичницы она все равно не придумала, так, что через десять минут я бодро шагал на работу.

В больнице, когда я зашел в приемный покой, всем было глубоко пофиг, кто я такой и зачем здесь появился.

Так без вопросов я добрался до автоклавной и сразу попал в цепкие лапки Жени Лукьяновой.

– Ну, наконец, явился, не запылился! – приветствовала она меня.

Часов у меня не имелось, но в приёмном покое я глянул на часы и знал, что сейчас всего лишь семь тридцать утра. Поэтому в ответ только произнес:

– И тебе доброе утро Женя.

– Я тебе не Женя, а Евгения Александровна, – сообщила медсестра.

– В таком случае, Евгения Александровна, можете ко мне обращаться Виктор Николаевич.

– Пф… какой ты Виктор Николаевич, ты просто мальчишка, – констатировала Лукьянова. – В общем, я тебе вчера все показала и рассказала, так, что можешь приступать к работе, а я ушла на пятиминутку.

– Мда, без часов сложновато, – подумал я и направился к кладовке, где хранились ведра, тряпки и прочий инвентарь. Кроме того, стояли банки с осветленным раствором хлорной извести и лизолом. Кстати, вчера я немало удивил свою начальницу, когда без проблем рассказал, как готовить раствор хлорки.

Пока Женя отсутствовала, к дверям автоклавной начали подъезжать каталки с биксами.

Очередная санитарка или медсестра заглядывала в помещение и кричала:

– Женька! Ты где? Давай забирай биксы, некогда нам здесь торчать.

Увидев меня, они сразу сбавляли тон.

– Смотрите, девки, Женьке помощника дали, такого же доходягу, как она, – высказалась одна из санитарок.

Я же готовил свой инвентарь, не обращая внимания на подобные возгласы.

Через двадцать минут появилась Женька.

Я еще вчера заметил, что, несмотря на свою внешность, оказалась она весьма деятельной и активной особой.

Быстро навела порядок в очереди и начала загрузку автоклавов. Притом меня о помощи не попросила.

Я человек не гордый, поэтому взялся за биксы сам. Женя ревниво смотрела, как я это делаю, и с удовольствием отмечала все мои огрехи.

Однако, после того как основная часть работы была сделана и автоклавы включены моя командирша явно устала.

– Жень, посиди немного, отдохни, – посоветовал я ей, а чтобы она не возмутилась, добавил. – И ребеночку, тоже полезно отдохнуть, а то работает вместе с тобой.

Аргумент оказался убедительным, и Женя уселась за стол. Я же приступил к первой уборке. Надо сказать, Лукьянова, выполняла обязанности санитарки из рук вон плохо. По углам хватало пыли и грязи, плиточный пол даже потерял первоначальный цвет.

В принципе, это можно было понять. Учитывая беременность, главная медсестра больницы, контролировавшая работу автоклавной, относилась к Жене снисходительно. И особо не приставала. Тем более автоклавная была не на глазах, в подвале.

Но мне на снисхождение рассчитывать нечего. Через два три дня проверка качества моей работы случится неминуемо. И получу втык не только я, но и Лукьянова, за то, что плохо требует работу с санитара.

В первые минуты работы Женя не удержалась от ехидных замечаний по поводу моих усилий.

Но в итоге, после моих язвительных ответов она успокоилась и больше с комментариями старалась не лезть. Еще бы, разве может двадцатилетняя девчонка на равных дискутировать с человеком на восьмом десятке. Но Лукьянова этого не знала, поэтому начала смотреть на меня с толикой уважения. Я же в своих словах старался особо не обижать непосредственную начальницу. Так что к трем часам дня, когда моя работа пятнадцатилетнего подростка должна была заканчиваться, Женя робко спросила:

– Витя, может, останешься до конца рабочего дня, поможешь мне с уборкой и обслуживанием автоклавов.

Естественно я согласился.

В пять часов у нас автоклавная сверкала, как наверно никогда в своей истории. Автоклавы тоже блестели оттертыми боками.

Я убирал инвентарь в кладовку, когда из бытовой комнаты меня позвала Женя.

Когда я зашел в небольшую комнатушку, медсестра протянула мне ножницы.

– Витя, разрежь, пожалуйста, завязку сзади на халате, там такой тугой узел затянулся, никак не могу развязать.

Под плотным сатиновым халатом у медсестры, похоже, кроме трусиков и бюстгальтера ничего не имелось, Наверно поэтому, когда я зашел ей за спину, чтобы глянуть на завязку, у Жени на щеках появился предательский румянец.