Но когда я зашел туда, в помещение кроме кадровички никого не было, хотя рабочего времени оставалось еще полчаса.

– А, Гребнев, наконец, явился, – прокомментировала она моё появление.

Я пожал плечами.

– Буквально пару минут назад закончился последний урок. Раньше никак не мог подойти. – заметил я в ответ.

– Ну-ну, – неопределенно пробормотала женщина. – Ладно, садись и пиши заявление о приеме на работу.

Пока я писал заявление, Роза Павловна рассматривала меня, как редкий экспонат.

По её виду было понятно, что ей до смерти хочется меня о чём-то спросить.

И когда я протянул ей листок с заявлением, она все же решилась.

– Виктор, вы действительно живете один в квартире умершей бабушки?

– Хм странные вопросы вы задаёте, Роза Павловна, – сообщил я равнодушно. – Хотелось бы узнать, источник ваших сведений?

Дама, улыбнулась.

– Увы, Виктор, все банально просто. Я работаю с почтой училища и ежедневно её разбираю. Так, что мне повезло первой ознакомиться с анонимным письмом, обвиняющим вас в смерти бабушки.

– Вы уже успели ознакомить Дмитрия Игнатьевича с этим пасквилем?

– К сожалению, не успела, – вздохнула кадровичка. – Почту сегодня поздно принесли, я только разбирать начала.

А мне можно взглянуть на это письмо? – спросил я без особой надежды.

– Без проблем, – заявила Елкина и подала мне вскрытый конверт с торчавшим из него письмом.

Почерк Тамары я узнал без труда, и, не удержавшись, негромко рассмеялся.

Но, заметив удивленное лицо Розы Павловны поспешил объяснить той, что письмо отправлено моей дальней родственницей, очень рассчитывающей на эту квартиру.

После чего добавил с тяжким вздохом:

– Уверен, что подобные письма будут направлены во все инстанции. Так, что Роза Павловна вы оказались первой ласточкой в этом деле. Думаю следующим на очереди для встречи со мной появится наш участковый.

Забрав мое заявление, Елкина спрятала его в сейф и заявила, что оформит все завтра, благо, что директор завтра на месте и с утра подпишет приказ о приеме на работу.

Спорить я, естественно не собирался. Однако вопросы со стороны собеседницы не иссякли.

– Витя, мне одна знакомая рассказала, что твоя бабушка могла грыжу «зашептать» у ребенка, и всякие отвары и настойки готовила.

Это правда? – с непонятной надеждой спросила она.

Я задумчиво хмыкнул. Вопрос оказался каверзный. Понятно, что Елкиной что-то было нужно от меня. Однако, меньше всего мне бы хотелось, чтобы по училищу поползли слухи о моих талантах. С другой стороны, судя по услышанному, слухи уже появились. К сожалению, баба Груня умерла и мне больше не удастся прятаться за её спиной.

– Отчасти, правда, – вздохнул я. – Бабуля была изрядной травницей. Много к ней больных приходило.

В ходе дальнейшей непродолжительной беседы я сообщил, что слишком мало времени жил с бабушкой, чтобы перенять её науку.

Разочарованная женщина отпустила, наконец, меня, сообщив, чтобы завтра я подошел расписаться в приказе и принес трудовую книжку.

Время подходило к шести вечера, однако мне захотелось посмотреть на будущее место работы, поэтому я после недолгих объяснений забрал ключ у гардеробщицы и спустился в подвал.

Искать комнату художника долго не пришлось. Около неё навалом лежали портреты членов Правительства, Политбюро и прочих властных структур.

Несчастные вы изображения, – подумал я об изображенных на портретах деятелей. – Годами валяетесь в пыльном подвале и выбираетесь наружу два раза в год.

А некоторые останутся здесь на долгие времена, если их оригиналы умрут за это время, или кому-то из них дадут хорошего пинка.

Подняв портрет лежащий сверху, вгляделся в хмурое лицо Леонида Ильича.

– Ты прям, как Гамлет, Брежнева разглядываешь, – раздался позади меня мужской голос.

Повернувшись, я обнаружил, что на меня смотрит невысокий старикан, чуть ниже меня ростом в рабочем комбинезоне. За ухом у него торчал карандаш, а в зубах сигарета.

– Добрый вечер, а при чём тут Гамлет? – спросил я у седого круглолицего мужчины.

– Привет, молодежь, – эхом отозвался тот. – На днях жена затащила в кино. Сказала очень хороший фильм. Так в нём этот принц датский на череп Йорика также глядел, как ты на Леонида Ильича. А вообще, я там чуть с тоски не помер. Тьфу! Глядеть не на что. Хотя нет, бывает еще хуже, ты парень, фильм «Иваново детство» видел?

Я кивнул, удивленный встречей со странным кинокритиком.

– Так, вот, – продолжил дед свою мысль. – До сих пор не понимаю, как такую х. ню разрешают показывать. Я думаю, что у режиссера не все дома. Я своей старухе так и сказал, а она завопила, что я не понимаю современного кинематографа, за двадцать пять лет службы в войсках весь ум растерял.

Я улыбнулся, но никак не прокомментировал рисковые и спорные высказывания собеседника. И постарался свернуть разговор на более актуальные темы.

– Меня Виктор зовут, теперь буду вашим соседом, вы наверно, столяром-плотником работаете?

– Именно так, кивнул тот. – Меня Григорием Ивановичем Светловым зовут, а ты, как я понимаю, будешь у нас художником подхалтуривать?

Мы вместе зашли в мою так сказать, студию. Светлов шел за мной, как привязанный, периодически ловко выдувая кольца сигаретного дыма изо рта.

Комната оказалась неожиданно большой и пустой. На заляпанном краской столе громоздилась гора пустых банок из-под гуаши, Плакатные перья валялись в художественном беспорядке на полу рядом кумачовым транспарантом с недописанным на нём лозунгом «Миру Ми..». Причем последние две буквы явно смотрели в разные стороны.

– На этом лозунге Леонтьич и сломался, – сообщил Григорий Иванович. – Заснул на нём, а утром его завхоз нашла и докладную написала.

Не знаю, что с ним тогда случилось, мы всего-то по бутылке употребили. Может, устал сильно?

– Кстати, парень? – Светлов с надеждой уставился на меня. – Ты, как, с зеленым змием дружишь? Может употребим по маленькой?

– Не дружу, решительно отрезал я.

– Не дружишь и хорошо, – сразу перестроился собеседник.

В ходе дальнейшей беседы выяснилось, что Григорий Иванович демобилизовался из армии в звании полковника, получает хорошую пенсию, но дома ему скучно, вот он и начал работать столяром в медучилище, тем более, что работать с деревом ему всегда нравилось.

При том, он так ловко вытянул из меня всю мою короткую биографию, что я задумался, в каком таком подразделении служил этот ушлый товарищ. И так ли случайно наш разговор начался с провокационного вопроса о Леониде Ильиче.

Затем мы перебазировались во владения столяра. В мастерской Светлова было гораздо уютней, чем у меня и чище.

Здесь Григорий Иванович еще раз безуспешно попытался меня соблазнить на выпивон. Могу представить, как они тут бухали с уволенным художником.

Отказу он особо не удивился, только печально развел руками, убрал бутылку столичной водки обратно в шкафчик и начал собираться в сторону дома. Но перед этим обрадовал меня заявлением, что длительные каникулы мне не светят, как и ему, мне придется ближе к августу выйти на работу, чтобы подготовить училище к новому учебному году. В принципе, для меня это новостью не явилось, и я не особо расстроился.

Интермедия.

– Ирочка, привет, – в телефонной трубке раздался голос Розы Павловны.

– А, Розочка, добрый вечер, – ответила Ирина Леонидовна Бархатова директор Прионежского ОРСа. Полная женщина лет пятидесяти пяти с остатками былой красоты на начинающем увядать лице, лежала сейчас на румынском диване, слушая голос подруги из трубки венгерского телефона цвета слоновой кости.

Молодой симпатичный парень, сидя на полу, разминал ей стопы, аккуратно перебирая пальчики с маникюрными ногтями.

– Ирочка, звоню по поводу твоей просьбы, – продолжила Елкина. – Сегодня познакомилась с мальчишкой, о котором ты говорила. Не знаю, что вы все в нём нашли. По-моему он вообще звезд с неба не хватает, странный какой-то.