Уходим, сказала Нина одними губами. Мальчик рванулся было наверх, но она крепко обхватила его за плечи. Опять в клетку захотел? Тигру уже не помочь, понимаешь? Он остервенело мотал головой — не понимаю, не понимаю! Нина затащила его, упирающегося, в укромную пещерку, невидимую для того, кто вздумал бы заглянуть в трещину. Он забился в угол, скорчившись под нависающей глыбой, и тут она впервые заметила у него на поясе темный металлический прямоугольник. Нина присмотрелась — и ахнула. Настоящий эгльский топорик, она такие только издали видела, когда отец брал ее с собой на весеннюю ярмарку… Давно это было, но топорики эти запомнились ей хорошо. Отец говорил, что они, хоть и легкие, но камень рассекают, словно масло, — неудивительно, что эглы с таким инструментом понастроили у себя под землей огромные города. И еще, говорил отец, эглы этими топорами воюют друг с другом — костяные панцири, которые ни мечом, ни пикой не взять, от удара невесомого топорика раскалываются пополам, надо только знать, куда бить. Тогда Нина спросила его, почему же вместо того, чтобы два раза в год отдавать проклятым демонам своих детей, люди не отберут у них чудо-оружие и не уничтожат эглов прямо в их норах. Отец невесело усмехнулся: не в одних топорах дело, дочка… Деды наши пытались — выследили как-то в горах целую сотню демонов, набросили сверху прочную сеть, завалили хворостом да сожгли к свиньям. Топоры-то ихние не горят, даже в кузнечной печи холодными остаются. Только не пригодились они никому, топоры эти. Пробудился в глубине Белый Слепец и заворочался так, что три деревни в одну ночь под землю ушли. А тех, кто чудо-топорами завладел, в горах камнями побило, до сих пор их неупокоенные кости по ущельям лежат…
Все это Нина вспомнила, глядя на мальчишку, непонятно как завладевшего чудо-оружием. Склонилась к нему и щелкнула по топорику ногтем: откуда у тебя это?
Ори зыркнул на нее исподлобья, потом махнул нехотя рукой — оттуда, мол. С тех пор, как Нина помешала ему броситься на ножи разбойников, слова из него приходилось тянуть клещами. Но тут уж она не отступилась, пристала, как репей, с вопросами: где ухитрился украсть такую штуку, как это у тебя вышло, и, главное, у кого?..
В конце концов мальчишка раскололся и рассказал, что снял топорик с тела мерзкого карлика с костяной рожей, который пытался высосать из него душу, да не рассчитал силенок. Нина не верила своим ушам: парень столкнулся лицом к лицу с эглом и мало того, что остался жив сам, так еще и подземника одолел! Не мальчишка, а просто герой из сказки… Если бы только она своими глазами не видела, как бестолково вел себя Ори в схватке у ручья, где его свалил с ног первый же удар дубины! Так она ему и сказала: не считай меня дурой, где тебе с эглом сражаться, щенку неразумному, он таких, как ты, десяток сожрет и не подавится… Мальчишка презрительно хмыкнул. Видно было, что ему ужасно хочется поспорить, да гордость не позволяет. Как ты его назвала, спросил он через минуту, эгл? Так ты, может, знаешь, кто это был?
И тут Нина, неожиданно для самой себя, принялась рассказывать мальчишке, для чего она отправилась следом за ними, вместо того чтобы вернуться на безопасное побережье. Рассказывала, даже не слишком рассчитывая, что он поймет, — просто хотела выговориться. Но Ори слушал внимательно, не перебивал, только кое-где хмурил брови, словно недослышав какое-то слово, и понемногу Нина рассказала ему куда больше, чем собиралась вначале. Об эглах, подземных демонах, живших на острове испокон веков и безраздельно владевших всеми его богатствами. О первых войнах, которые вели с ними потомки потерпевших крушение аталантцев, вторгшиеся в горы в поисках проклятого орихалка. О череде тяжких поражений, нанесенных подземниками людям, и об унизительной дани, которую все поселения острова два раза в год выплачивали эглам, чтобы не навлечь на себя гнев Белого Слепца. Каждая деревня посылала в предгорья по одному ребенку — осенью мальчиков, весной девочек. Детей уводили в черные туннели молчаливые эглы-солдаты; подростков и юношей хватали жуткие чудовища, вроде запомнившихся Нине змей. Зачем, спросил Ори, непонимающе глядя на нее, зачем им дети? Он их ест, ответила Нина, он, Белый Слепец, король эглов. Эглы охочи до человечинки, людей спасает только то, что они редко выходят за пределы предгорий, а болота их вообще смертельно пугают, сырость для них губительна… Дети считаются у эглов особым лакомством, поэтому, не довольствуясь данью, подземники еще и покупают малышей в деревнях. Расплачиваются они обычно орихалком, драгоценными камнями, золотом — всем, что так ценилось когда-то на далекой родине аталантцев и что не имеет никакого значения здесь, на острове. И все же находятся люди, с легкостью меняющие детей на никому не нужные сокровища. А между тем здоровые дети появляются на свет все реже и реже — говорят, что и этому виной черное колдовство эглов. Дикие, например, рождаются у обычных родителей — как правило, именно у тех, которые прежде отдали одного своего ребенка подземникам…
Мальчик смотрел на нее остановившимися глазами, и Нина вдруг подумала, что он ей не верит. Ну, хорошо, сказала она, а вот как ты думаешь, зачем разбойники вас схватили? Взять с вас нечего, убить вас тоже не убили, наоборот даже, охраняли и тащили на своем горбу. А куда тащили-то, знаешь? В горы, дурачок, в горы! На Кровавую Арену, откуда прямая дорога в подземное королевство, к Белому Слепцу!
А зачем, дрогнувшим голосом снова спросил Ори. Мы ж ведь не дети вроде… ну, я-то, конечно, ростом не вышел, а господи н-то мой мужчина статный, да что я тебе рассказываю, сама ведь знаешь…
Думаешь, они только младенцев жрут, усмехнулась Нина. Они, твари ненасытные, и стариком не побрезгуют. Другое дело, что взрослых мужиков эглы побаиваются, поэтому сначала руки-ноги им все переломают, а уж потом… Зато деревне, из которой главарь ватаги, что вас захватила, этой весной дань платить не придется — если, конечно, он не захочет за Тигра деньгами взять…
Вот тогда-то мальчишка посмотрел на Нину так, что у нее все внутри похолодело. Глаза у него превратились в два маленьких хрустальных шарика, и сквозь хрусталь этот засверкали колючие, недобрые искорки. Мы должны спасти его, сказал он, ткнув рукой в низкий потолок пещерки. Мы должны во что бы то ни стало спасти мастера Кешера. Ты ведь тоже этого хочешь, ты же кралась за нами весь вчерашний день, скажи, что ты тоже хочешь спасти моего господина! Нина пожала плечами. Да, хочу, ну и что с того? Мало ли чего я хочу, дурачок. Говорила я твоему хозяину, чтобы не ходил в горы, думаешь, он меня послушал? Если бы не проснулись караульные, мы бы, может, и вытащили его, а теперь уже поздно… Погоди, перебил ее Ори, я сейчас вылезу, посмотрю, как там. Да не бойся, шуметь не буду. Змеей скользнул из пещеры, и Нина его почему-то не остановила.
Ей показалось, что рассвет успел наступить по крайней мере дважды. Несколько раз она думала, что нужно уходить из пещерки и искать себе другое убежище: если мальчишку схватили, он мог легко ее выдать. Думала — но не уходила. Мальчишка вернулся, когда она уже окончательно потеряла надежду. Двигался он действительно тихо, а сам был притихший и мрачный. Они уходят, буркнул он, не дожидаясь ее вопросов. Свернули палатки, затушили костры… Тут слабое подобие улыбки вдруг тронуло его губы. Господин жив, я его видел. (Улыбка исчезла так же неожиданно, как и появилась.) Мы должны их догнать, слышишь? Догнать, прежде, чем они успеют отдать его этим тварям!
Нина попыталась объяснить ему, что горы лежат в одном дневном переходе отсюда. Что даже если они нагонят уходящий на юг отряд, это ничего не изменит — разве что разбойники продадут эглам не одного человека, а трех. Что самый разумный выход, который у них есть, — это немедленно повернуть обратно и пытаться незамеченными добраться до безопасного берега. Но Ори ничего не хотел слушать, и она, ослабевшая, изнуренная холодом и страхом, уступила. Хорошо, сказала она, мы пойдем за ними. Только, пожалуйста, дай мне сначала отдохнуть… Мальчишка удивленно посмотрел на нее. Все равно мы не можем идти за ними след в след, объяснила Нина, когда крадешься за кем-то, нужно делать это на расстоянии. Откуда ты знаешь, подозрительно спросил он. Мой отец был охотником, ответила Нина, он многому меня научил, прежде чем… Тут она запнулась. Не хотелось рассказывать чужаку, как к ней начал свататься красавец Ликурри с Копченых Холмов и как отец отказал ему, потому что в роду Ликурри уже два поколения подряд рождалось много диких. Незадачливый жених проглотил обиду, но месяц спустя его зверовидные дядья подкараулили отца в лесной глухомани и разорвали на части. Сразу же после похорон Ликурри, словно глумясь над обычаями предков, снова прислал сватов — у одного из них из-под рукавов расшитой рубахи лезла пучками жесткая черная щетина… Тогда Нина тайком собрала в мешок еды на два дня, сунула за пояс отцов нож и рано утром ушла из дома — жить вольной, одинокой жизнью на берегу.
