Сила Бодана переполняла его. Чем невыносимее становилась боль в груди, тем сильнее жгло переносицу рвущимся на волю смертоносным огнем. Ори моргнул, прогоняя набежавшие на глаза слезы, и в упор взглянул в лицо своего мучителя.

Поздно, подумал Кешер. Он слышал приближающиеся сзади легкие шаги эглов. Скользящие, почти невесомые шаги множества тонких детских ножек. Сейчас они подойдут вплотную, сказал он себе. У тебя еще есть шанс — ты можешь повернуться и уложить десяток этих демонов, прежде чем они завалят тебя своими трупами. Но он не пошевелился. Он, как зачарованный, смотрел в ставшие вдруг удивительно прозрачными, похожими на темный хрусталь глаза Ори. Мальчик наконец очнулся. Страшная боль, которую причинял ему острый эглский топорик, разорвала невидимые оковы, наложенные Белым Слепцом. Теперь он слышал то, что шептал ему Кешер, но не собирался выполнять приказ. Вместо этого он собирался убить своего хозяина.

Прозрачная бесконечность его глаз затягивала. Что ж, подумал Кешер Аш-Тот, я знал, чем рискую. Пытаться приручить такую силу — все равно что каждый день играть со священными быками: рано или поздно все кончится распоротым брюхом.

— Ори, — сказал он, понимая, что произносит последние слова в этой жизни. — Ори, сынок, прикончи эту тварь ради меня…

— Убейте же его! — снова потребовал беспокойно ерзающий на своем троне Белый Слепец. — УБЕЙТЕ ИХ ОБОИХ!!!

Кешер рванулся, заслоняя мальчика от ударов, и увидел совсем рядом бесстрастное костяное рыло эгла. Эгл замахнулся топориком, и Кешер закрыл глаза.

Ори непонимающе смотрел, как медленно валится на пол тело человека, который только что казался ему Дагоном. Теперь это снова был мастер Кешер, да он и раньше был им, только у Ори что-то творилось с глазами.

Крик «Убейте же его!» звенел у него в ушах. Ори поднял голову и встретил мертвенный взгляд пустых глазниц, темневших на ослепительно белом панцире существа, приказавшего убить мастера Кешера. Существо мелко подрагивало всем своим огромным сегментированным телом.

Гусеница, подумал он, мерзкая, жирная, белая гусеница.

— УБЕЙТЕ! — в третий раз крикнуло существо, и Ори скрутила судорога.

Сила Бодана вырвалась на волю.

Море у берега казалось неправдоподобно спокойным — плита зеленоватого стекла, протянувшаяся от черного пляжа к белым барашкам невысоких бурунов, окаймлявшим невидимые отсюда подводные скалы. Закатное солнце плеснуло на неподвижную гладь расплавленным золотом и выковало из него сверкающую дорожку. Сидевший на краю палубной надстройки молодой, дочерна загорелый человек с длинными, забранными в тугой узел волосами цвета воронова крыла развлекался гем, что кидал в сверкающую дорожку камешками. От удачного попадания вода разлеталась во все стороны золотыми брызгами.

Капитан Цаддак подошел к молодому человеку сзади и некоторое время стоял у него за спиной, глядя на расходящиеся по воде круги. Потом несколько раз деликатно кашлянул.

— Здравствуйте, здравствуйте, Цаддак, старина, — радушно сказал молодой человек, не оборачиваясь. — И можете не кашлять — вашу медвежью походку я узнал, стоило вам подняться на палубу.

— Я говорил, — укоризненно покачал головой капитан. — Я всегда говорил кормчему — вот увидишь, Лис, если мастер Кешер вернется, он сделает это незаметно, так, словно он нас и не покидал. Как вы добрались до корабля?

— Доплыл, — пожал плечами молодой человек. — Вынужден сделать вам замечание, капитан, — вы совершенно распустили команду. Канаты свисают до самой воды, на палубе никого нет… Такое впечатление, что кривого Руима съела акула.

Капитан Цаддак повздыхал.

— Руим на берегу, вместе с половиной команды. Добывают орихалк, видите ли. Все помешались на этом орихалке. Моют его в реках, роют ямы… Впрочем, я и сам видел, что на берегу его много…

— Чепуха, — усмехнулся Кешер. — То, что можно найти на берегу, — сущие крохи. Вот когда мы придем в горы, вы узнаете, что такое орихалковые.

— Вы дошли до гор? — дрожащим голосом спросил капитан. — Вы… вам все удалось? Но как?..

Молодой человек наконец повернулся к Цаддаку, и тот увидел свежий, едва затянувшийся розовый шрам, змеившийся от груди к ключице.

— Это было нелегко, старина, — серьезно ответил Кешер. — Но, как видите, я сдержал слово. Сегодня Ночь Двух Лун, и я вернулся, как обещал. Честно говоря, я мог бы успеть и раньше, но потребовалось некоторое время, чтобы затянулись раны. — Он дернул плечом. — А вы, как я вижу, так и не ушли на Острова Поющих Змей…

— Не ушли, — подтвердил Цаддак. — И правильно сделали. Водяная стена исчезла на пятую ночь после вашего отплытия, а еще через день мы смогли высадиться на острове…

— Вот это интересно, — перебил его Кешер. — Расскажите мне, что здесь творилось.

Капитан удивленно поднял брови.

— Честно говоря, я не видел почти ничего. Все случилось поздней ночью, когда я уже спал в каюте. «Копье» неожиданно подбросило на волне — да так, что я в одно мгновение очутился на полу. Честно говоря, нас мотало несколько часов без перерыва, но все это время стояла такая темень, хоть глаз выколи. А когда рассвело, от водяной стены и следа не осталось. Главная волна пошла на остров, это ясно, да вы и сами, верно, видели, что творится сейчас на берегу… Обратно в море она уже откатывалась, потеряв свою силу, тут нам повезло. А уж почему она вдруг исчезла, об этом и вовсе вам лучше знать.

Молодой человек пропустил намек мимо ушей.

— Слушайте, я чертовски голоден. На вашем корыте найдется добрый кусок жареного мяса и кружка пива?

Цаддак мгновенно налился темной кровью.

— Мастер Кешер, хоть вы и герой, но оскорблять мой корабль не позволено никому! Слышите — никому, пусть даже этот кто-то — личный друг Их Высочеств!

— Ну, полно, капитан, полно, — широко улыбнулся Кешер, очень довольный тем, что отвлек простодушного капитана от обсуждения неприятной для него темы. — Приношу вам свои искренние извинения. Хотя если бы у вас два дня не было во рту ничего, кроме сладких кореньев, я думаю, вы не стали бы придираться к словам…

— Не будем ссориться, мастер Кешер, — смягчился отходчивый Цаддак. — Я не подумал, что вы только что вернулись из дальнего странствия. Сейчас мы спустимся ко мне в каюту, и я прикажу старому пройдохе Титусу зажарить поросенка. Знаете, это странно: несколько дней назад на побережье хлынули дикие звери — кабаны, олени, косули… Не знаю, что их гонит сюда, но мы теперь каждый день едим свежее мясо, а абордажники построили на берегу коптильню, так что запасов хватит и на обратный путь.

Что их гонит, повторил про себя Кешер. Хотел бы я знать. Он и сам видел стада оленей, покидающие предгорья и движущиеся в сторону моря. Уходили не только олени — с болот и озер стаями, заслонявшими небо, улетали уточки и розовые фламинго, в лесах он встречал целые колонны муравьев, мигрирующих по направлению к берегу. Словно где-то за спиной у спасающихся бегством животных происходило нечто ужасное…

Это подземная страна, думал Кешер. Она гибнет, рассыпается, и ее распад почему-то сводит с ума животных. Жаль, что я не успел узнать у Белого Слепца, каким образом эглы подчиняют себе чудовищ, подобных снежной обезьяне. Впрочем, я вообще очень многого не успел узнать…

— Пойдемте, — кивнул он капитану, спрыгивая с надстройки. — Готов отдать самородок орихалка за кружку кислого пива.

Ужинали втроем — Кешер, Цаддак и Морской Лис. Капитан настойчиво рекомендовал всем отведать браги из плодов дынного дерева, в изобилии произраставшего на берег)’. Правда, леса побережья оказались смыты хлынувшей на остров волной, и теперь плоды потихоньку гнили в глубоких лужах. Но на бражку они все равно годились, о чем Цаддак не уставал повторять, доказывая это личным примером.

Кешер, однако, пил мало, больше налегая на жареную поросятину. Что до Морского Лиса, то он мрачно сидел над своей кружкой, время от времени шумно прихлебывая из нее и бросая подозрительные взгляды на молодого человека. Разговор не клеился. Кешеру явно не хотелось рассказывать о своих приключениях, а капитан и кормчий не решались приставать к нему с расспросами. Наконец приятно порозовевший Цаддак широко улыбнулся и спросил: