Я в замешательстве тряхнула головой. Жаль, что нельзя прямо сейчас поговорить с дедом. Он уже несколько лет живет в споканском доме для престарелых, и мне вдруг стало стыдно, что я два года его не навещала[6]. В последний раз, когда к нему ездила мама, он ее не узнал. Собственную дочь!.. По ее словам, он назвал ее другим именем и сказал что-то такое, от чего она расплакалась. И все же мне вдруг страшно захотелось его увидеть.

– Би, а за какой проект взялась мама? – осторожно спросила я.

Она покачала головой.

– После того как ее постигла неудача, Билл заставил меня дать обещание никогда об этом не вспоминать, ради твоей мамы, да и ради всех нас тоже.

Я нахмурилась.

– Значит, не скажешь?

Би решительно сжала ладони вместе.

– Прости, дорогая, это все давно в прошлом.

У меня вспыхнуло лицо от досады.

– Выходит, все эти годы, когда мы приезжали на лето, мама не разговаривала с тобой из-за той давней истории?

– Если честно, не имею понятия, – ответила Би. – Люди меняются. Как бы то ни было, она – нужно отдать ей должное! – по-прежнему привозила вас с сестрой сюда, на остров. Знала, что вы любите проводить здесь лето, как когда-то она сама. Думаю, она сумела превозмочь обиду ради вас с Даниэль.

Я вздохнула и посмотрела в окно. Залив, казалось, сердился, волны пенились, бурлили и так свирепо обрушивались на бетонную дамбу, что соленые брызги долетали до окон. Несправедливо, что Би не посвятила меня в эти секреты. Разве я не имею право знать семейную историю, пусть и не совсем приятную?

– Прости, милая.

Она погладила меня по руке. Я снова вздохнула и отвернулась. Би всегда отличалась упрямством, а я давно научилась читать между строк и не затрагивать некоторые темы.

Тетя кивнула сама себе, словно вспоминая о чем-то тревожном. Я вгляделась в ее лицо, надеясь уловить хотя бы намек на то, что она скрывает. Свет из окна подчеркнул глубокие морщины на лбу Би, напомнив о ее весьма преклонном возрасте. Было очевидно, что тетя несет в душе тяжкое и, как я опасалась, мрачное бремя.

Я сказала Би, что пойду на пляж, хочу побыть одна. Говорить, что возьму с собой дневник, я не стала. Пройдя немного вдоль берега, я нашла подходящую корягу, к которой можно было прислониться. Конечно, не диван, зато вокруг хватало травы, чтобы подложить под спину. Холодный ветер обжег кожу. Я застегнула верхнюю пуговицу свитера, открыла тетрадь на странице, где остановилась вчера ночью, но тут зазвонил телефон. Я бросила взгляд на экран. Звонила Аннабель.

– Ага, а я уж было решила, что ты либо закрутила бурный островной роман, либо умерла! – выпалила она.

– Жива и здорова. Извини, что не звонила. Немного завертелась.

– Завертелась с лицами мужского пола?

Я хихикнула.

– Вроде того.

– Ох, ничего себе! Давай, Эмили, выкладывай!

Пришлось рассказать ей о Греге и Джеке.

– Я рада, что ты ни разу не вспомнила Джоэла.

Мое сердце ухнуло вниз, как всегда, когда я слышала имя бывшего мужа.

– Ну зачем ты это сказала?

– Что именно?

– Без него нельзя было обойтись?

– Прости, Эм. Хорошо, меняем тему. Как там у тебя дела?

Я вздохнула.

– Чудесно. Все-таки это место особенное.

Чайки в небе пронзительно кричали и хлопали крыльями. Интересно, слышит ли их Анни, подумала я.

– Видишь, а я говорила, что тебе там будет лучше, чем в Канкуне!

Я рассказала ей о вчерашнем поцелуе с Грегом на берегу, и она взвизгнула от восторга.

– Почему, почему ты не позвонила мне в три часа ночи, чтобы сообщить эту новость?

– Ты бы разозлилась, что я тебя разбудила.

– Наверное, – призналась она. – И все равно мне было бы интересно!

– Ладно. После следующего поцелуя, если, конечно, он состоится, я сразу тебе позвоню. Довольна?

– Ага. Только мне нужны все подробности!

– Идет.

– Ты там будешь еще три недели, да?

Мне вдруг показалось, что времени осталось совсем мало. Я почувствовала себя ребенком, который впадает в панику, когда в июле по телевизору показывают рекламу школьных товаров. «Разве они не знают, что учебный год начнется только через два месяца?»

– Нужно разобраться с кое-какими делами.

– Эм, у тебя все получится, даже не сомневаюсь.

– Не знаю, у меня такое ощущение, что здесь что-то серьезное и это касается моей семьи и моей тети. Семейная тайна. И еще тетрадь, которую я нашла в комнате для гостей…

– Какая тетрадь?

Судя по голосу, Анни явно заинтересовалась моей находкой.

– Старый дневник, кто-то вел его в сорок третьем году. А может, это начало книги, не знаю. Если честно, немного неловко его читать, но меня не покидает смутное чувство, что эта тетрадь не просто так попалась мне на глаза, я должна была ее найти. Странно, да?

– Вовсе нет, – быстро ответила Анни. – Однажды я наткнулась на мамин дневник, который сохранился еще со школьных времен, и прочитала его от корки до корки. За эти несколько часов я узнала о своей маме больше, чем за все тридцать три года жизни.

Помолчав, она продолжила:

– Так чей дневник? Би?

– В том-то и дело, что не знаю. Но я давно не читала с таким удовольствием.

– Может, кто-то хотел, чтобы ты его прочитала, – заметила Аннабель. – Погоди, ты же сказала, что завтра вечером у тебя свидание с этим, как там его?

– Я ужинаю с Джеком у него дома. Ну да, можно сказать, свидание.

– Эмили, если мужчина готовит для женщины, это и есть свидание.

– Ладно, пусть свидание. А как у тебя дела? Что там с Эваном?

– Ничего. Похоже, все заглохло. Буду терпеливо ждать своего Эдуарда.

Мы обе знали, что, в соответствии с ее исследованиями, для долгих и надежных супружеских отношений больше всего подходит Эдуард.

– Да, кстати, Аннабель, как насчет имени Эллиот? Просто любопытно.

– С чего бы? Таинственный холостяк номер три?

Я рассмеялась.

– Нет, что ты. Это… м-м-м… один из здешних моих знакомых, вот я и интересуюсь.

Было слышно, как Анни что-то ищет у себя на столе.

– А, вот оно! – сказала она. – Эллиот… ух ты! Очень хорошее имя. Средняя продолжительность брака с Эллиотом примерно сорок два года. Конечно, не сравнить с сорока четырьмя годами супружества с Эдуардом, но все равно прекрасный вариант.

– Спасибо, – улыбнулась я.

Только после нашего разговора мне вдруг пришло в голову, что я забыла спросить про имена Джек и Грег. Впрочем, почему-то это было не так важно, как с именем Эллиот. Мне хотелось узнать для Эстер. Она-то бы порадовалась.

«Бобби вернулся домой без десяти девять, как и обещал. Бобби всегда приходил вовремя. Снял синий пиджак, повесил в шкаф, потом зашел на кухню и поцеловал меня.

– Я по тебе соскучился, – сказал он.

Он всегда так говорил. Я разогрела ужин, села за стол с Бобби и смотрела, как он ест, слушала о том, как он провел день. Так проходили все вечера.

Потом мы легли спать, и, так как была среда, Бобби повернулся ко мне и потянул за лиф моей ночной рубашки. Бобби предпочитал заниматься любовью по средам. Только в ту ночь я не застыла неподвижно, считая до шестидесяти и молясь, чтобы все поскорее закончилось. Я закрыла глаза и представила, что я с Эллиотом.

За три года до нашей свадьбы с Бобби я была помолвлена с Эллиотом, и тогда жизнь казалась прекрасной. Помню, как похолодало за день до традиционного пикника на морском берегу. Тогда я еще не знала, что это предвещало начало конца.

Фрэнсис, одна из моих лучших подруг, предложила мне надеть перчатки, но Роуз, еще одна лучшая подруга, встала на мою защиту.

– И спрятать кольцо? Глупости! Нельзя скрывать такое красивое кольцо. Это кощунство!

Мы похихикали, потом нарядились и припудрили носы. Через час мы рука об руку уже спешили на главное событие сезона, благодаря которому все мужчины, женщины и дети собирались на пляже в Орлиной бухте. Берег был усеян столами для пикника и кострами, где свежевыловленные моллюски и крабы жарились рядом с котлами горячего супа-чаудера[7].