Хватит, Лиза, хватит сходить с ума!

Я уперлась руками в его грудь, отталкивая от себя изо всех сил. Бесполезно. Да что же он такой твердокаменный! Я себя чувствовала котенком, который пытается сдвинуть шкаф. Тогда вцепилась в ткань рубашки на плече, скомкала ее и резко потянула в сторону. Треск, сладкий треск. Этот звук пробежал по венам горячим сиропом.

Демид разорвал поцелуй, его взгляд упал на плечо, с которого ошметками свисала ткань. Уголок его губ дрогнул в усмешке.

— Ты же намеренно меня злишь своими выходками, привлекаешь внимание. Уже не терпится, когда тебя оттрахаю?

Его слова словно порыв колючего ветра в лицо. Я стала задыхаться от возмущения. Что он себе возомнил?

— Мне тоже не терпится. — В его глазах сверкнула похоть. — Зачем ждать ночи, когда нам обоим невтерпеж?

Внизу звякнула пряжка ремня, и меня прошило паникой. И окатило горячей волной.

— Нет, нет! — Я вцепилась в его рубашку — разорву на мелкие кусочки! Вгрызусь в его мышцы до крови, пусть только посмеет! — Я не хочу тебя! — выпалила ему в лицо, продолжая попытки оттолкнуть от себя его. Тщетно.

— Я не слепой, Элизабет. — Он поймал мое лицо за подбородок и произнес в самые губы:

— Когда ты смотришь на меня, у тебя слюни по подбородку текут. И текут не только слюни.

— У тебя галлюцинации! — прошипела я, чувствуя, что внутри все клокочет от злости.

Держа мое лицо, он снова впился в мои губы, другая его рука шустро справлялась с ремнем и молнией на брюках. Я окончательно разорвала ему рубашку, пыталась поцарапать короткими ногтями его горячие стальные мускулы на груди. Кожу обжигающе покалывало. До одури приятно к нему прикасаться.

Черт бы его побрал! Гребаный мерзавец! Я поймала его губу зубами и прокусила до крови. Демид разъяренно зашипел, оторвался от моих губ и слизнул алую каплю.

— Наши апартаменты с хорошей звукоизоляцией. Ночью ты у меня сорвешь глотку. — Он запустил пальцы в мою растрепанную прическу, сжал волосы у корней и наклонил мою голову набок. Его губы прижались к шее, где судорожно билась жилка, и острое наслаждение растеклось под кожей.

Вот черт... Он раскалил меня до предела. Тело не может врать, я слишком хочу. Колючая щетина царапала влажную кожу, я прикусила до боли губу, топя в горле стоны.

Преодолевая сопротивление, запустила пальцы в его короткие волосы на затылке, чтобы оттянуть его голову от себя. Не получилось. Получилось лишь то, что я прижала его еще ближе.

Его свободная рука сражалась с моими длинными юбками, хотела добраться туда, где у меня все пульсировало, ныло, стягивало мучительной истомой. Нельзя сдаваться, нельзя. Нужно оставить себе хоть немного гордости. Я не хочу, чтобы и ее он у меня забрал.

Я впилась ногтями в его запястье, словно разъяренная кошка, мешая его руке добраться до моих промокших трусиков.

— Прекрати... — потребовала я. Почему мой голос предал меня? Он прозвучал так, словно я молила ни в коем случае не останавливаться.

Звонок смартфона был более категоричен, чем я. Придерживая меня у стены, Демид достал из кармана мобильник и рявкнул в трубку:

— Что?! — Его грудь энергично вздымалась от тяжелого дыхания, лицо напряглось. Я дрожала, ноги подкашивались.

Кто-то еле слышно извиняющимся голосом просил его о чем -то.

— Так развлеки их! Я за что тебе плачу?

Ведущий? Черт, гости, наверно, недоумевают, куда подевались молодожены. А мы с Демидом сейчас выглядим так, будто на нас дикие звери напали. Он бросил трубку и ощупал мое лицо потемневшим взглядом.

— Поднимай свои юбки и поворачивайся к стене.

Я судорожно затрясла головой.

— Что нет?

— Не тут.

Он оперся рукой над моим плечом и склонился к лицу.

— Недостойна быть оттраханой в сортире замка? А сколько ты, по -твоему, стоишь?

Я прикусила губу, под ресницами щипали соленые слезы. В груди разворачивалась буря. Лучше бы я изображала монашку и ждала, пока во мне отпадет надобность. Лучше бы задушила обиду, сцепила зубы и не злила его. Пусть это было бы так же тяжело и больно, как сломать себе руку.

Кому я лгу? Я бы не смогла так. Так же как и он не может по-человечески ко мне относится. Но дальше так продолжаться не может.

— Я задал вопрос.

— Если на моем пальце твое кольцо, значит, что-то я все-таки стою, — ответила подрагивающим голосом.

— На твоем месте могла оказаться любая другая, — добил меня Демид ледяным тоном. — Не заставляй меня сомневаться в своем решении.

Он достаточно прозрачно намекнул, что я из -за своих выходок могу остаться без помощи, квартиры и вернуться туда, откуда он меня забрал. На улицу. Кровь словно схлынула с меня, оставив после себя лишь ледяной холод.

Трясущимися пальцами я стала хватать треклятые юбки, они, как назло, выскальзывали. Я мяла драгоценную ткань, украшенную кристаллами. Запертые с усилием слезы клокотали горечью. Не удержу, не удержу...

Я отвернулась к стене и прижала горячий лоб к прохладному кафелю, влага потекла по щекам. Воздух сгорел в груди, плечи задрожали. Хлопнула дверь уборной — и меня словно подкосило. Будто я все время держалась только благодаря невидимой опоре, а теперь ее отобрали у меня.

Демид вышел. Это плохо. Страх зацарапал по шее и спине. Он ведь не отменит банкет?

Я должна была хотя бы извиниться. Но он, я думаю, даже на секунду не задумывался о том, чтобы извиниться за то, что насильно, обманом, угрозами заставил меня выйти за него.

Может, к лучшему, если сейчас все прекратится и меня отправят прямым рейсом обратно?

Нет, нет. Демид ведь на самом деле не так много требует. Всего лишь играть супругу и спать с ним. Это несложно. Это может быть слишком приятно.

Он ошибся в своих выводах. На самом деле я кипячусь потому, что действительно ничего не стою. И в любой другой ситуации он даже не посмотрел бы в мою сторону. Это чудовищно больно, это разрывает на части. Он никогда не будет моим. Только временно, фиктивно.

На непослушных ногах я дошла до раковины и подняла сумочку с телефоном. Нужно написать ему. Пальцы с трудом попадали по буквам. “Извини меня”, отправила я, и в уборную впорхнули девочки, которые занимались моим внешним видом, и ахнули от испуга. Да, вид у меня сейчас впечатляющий. Я неловко улыбнулась. Губы еще саднило от диких поцелуев.

Они засуетились вокруг меня, убрали следы слез, переделали макияж, вернули форму прическе, почистили платье, зашили там, где оно порвалось. Буквально запустили машину времени — и я скоро выглядела так, как на банкете полчаса назад, будто меня не вертело в буре ярости Демида.

Он ждал меня у зала. Каждый шаг ему навстречу давался с трудом. Черные глаза буравили меня, выворачивали душу наизнанку. Я шла к нему, чувствуя себя птичкой, которая вот -вот бросится грудью на терновый куст.

Демид почти полностью переоделся, только пиджаку повезло остаться целому. Этот мужчина невозможно красив. Наверно, в моих глазах ясно читалось, что меня тянет к нему, к его мрачной властной ауре, к его дикой сокрушающей энергии.

Разве рядом с ним возможно сохранять рассудок холодным, когда у меня, наоборот, начинает все бурлить? Но я должна попытаться...

— Элизабет, надеюсь, ты уяснила, как себя нужно вести? Мне не нужно дополнительно объяснять?

— Я все поняла. — потупилась я. Стыд жег щеки.

— Улыбайся как ни в чем не бывало.

За столом Демид отшутился, что у его любимой жены немного необычное чувство юмора. Он приобнял меня нежно за плечи, но я -то знала, сколько в этой нежности скрытой злости. Между нами искрило. Я мило улыбалась, гости расслабились, когда Демид перевел курьез в шутку. Пожалуй, теперь я ловила каждую минуту банкета, цеплялась за нее, а она неумолимо ускользала. Еда была безумно вкусной, шампанское легким, кружило голову. Я жила от “горько” до “горько”. Слишком много русских гостей оказалось на банкете.

Это не шампанское кружило голову, а бесконечные поцелуи. Сладкие, напористые и чем дальше, тем дольше мы отрывались друг от друга, когда уже гости переставали скандировать.