2

До наступления поздней античности и до побед, одержанных иудеохристианской религией, Зло не было предметом пристального философского внимания. В своих истоках философия была поглощенаконституированиемсобственного смысла, выработкой фундирующего ее мифа, который контрастировал не спротивосмыслом, а с недостоверным знанием, будь то мнения, не приемлемые для Платона, либо паралогизмы, критически разобранные Аристотелем. От блага подлинного знания отпадало заблуждение, неумение человека справиться с когнитивным заданием, а не его злоумышление. Христианство и близкая ему философия (например, Плотина), напротив того, придали Злу вселенский масштаб. Страсти Христовы изобличают человека как готового подвергнуть пыткам и позорному умерщвлению представителя мироздания, обещающего, поап. Павлу, «новое небо и новую землю». Борьба со Злом охватывает убл. Августина историю в целом и завершается только вместе с ней вапокалиптическомГраде Божьем. Негативный двойник есть и у Христа, чью роль похищает антихрист, и у БогаТворца, с которым конкурируетлжетворец— Сатана.

Переориентация сознания, выразившаяся в новозаветной вере, требовала постижения, наряду с бытием, и инобытия. С этой точки зрения у всего, даже у Демиурга, обнаруживается второе начало (вочеловечившийся Логос). Оно имеется также у знания, которое тем самым обязывается преодолевать себя. В процессесамопревозмогания, становясь верой, когнитивный акт сопротивляется не ошибкам ума («Credoquiaabsurdumest», — полемизировал Тертуллиан с теорией паралогизмов), но уму же, положившемуся втрансцендированиина произвол, подчинившемуся злонамеренной установке.Всвоейпознавательнойомнипотенциифилософия открывает мировое Зло, находит пагубное начало в космосе. Для гностиков и Плотина (III в.), как он постулировал вПервой книге «Эннеад», во Зле (нужде) лежит материя в полном ее объеме. Но если Зло сторожит рассудок на развилке, где тот должен превзойти себя, то оно может трактоваться и как лишь антропогенное.По концепцииИринеяЛионского («Против ересей», II в.), воспринятой позд-нее Василием Великим («Беседы наШестоднев», IV в.) и уже упоминавшимсяАквинатом, космос сотворен для человека, которому предоставлена свобода развития, устремляющегося либо в вечность, либо мимо нее.Ведь Зло, полагаетИриней, будет сожженопоскончании времен.

Ницше был прав, утверждая, что категория Зла была пущена в идейный оборот христианством, однако он совершил промах, увидев в ней продуктрессентимента— той нравственности, которую формируют рабы, компрометируя господ, которой вооружаются слабые, восставая против сильных («Генеалогия морали», 1887).Как и Уголовный кодекс, мораль не дает обобщенного определения тому, что заслуживает пресечения. Перечис-ляя действия, которые нужно избегать с тем, чтобы был обеспеченсоциостаз, она не отвлекается от частных, практически релевантных, случаев. Перефразируя Гегеля (предисловие ко второму изданию «Энциклопедии философских наук», 1827), можно сказать, что мораль, пока она неопредмеченафилософски, старается избавить нас от злодеев, а не от Зла. Посколькутабуированноене схватывается в раз и навсегда установленном едином понятии, моральрелятивна: даже инцест запрещен не повсюду — он был допущен для древнеегипетских правителей. Чтобы выдвинуть в центр философии нравственную проблематику, Канту пришлось предпринять дерзкий диалектический ход: человек радикально зол, потому и дисциплинирует себя в моральном законе («ÜberdasradikaleBöseindermenschlichenNatur»[6], 1792). Не мораль указывает на то, что есть Зло как таковое, а Зло, в котором мы все погрязли, обязывает нас к соблюдению правил общежития. Изначальная нравственная относительность, с которой намеревался покончить Кант, приведет в дальнейшем к тому, что философия,концептуализуяЗло, будет подчас пытаться морально легитимировать его. Споря в книге «О сопротивлении злу силою» (1925) с Львом Толстым, Иван Ильин отстаивал принцип «наименьшего зла», вытекающий из того, что без принуждения к Добру справедливость недостижима. Воины Добра должны, согласно Ильину, принять на себя вину и пережить катарсис в осознании таковой. Сходно с этим, но безильинскогоактивизма, на мазохистс-кий манер, морализировалаСимонаВейль в заметках, изданных в 1947 г. после ее смерти под наз-ванием «Тяжесть и благодать». Нравственно, по Вейль, впустить ад в себя, ибоЗлoнельзя устранить, не претворив его в чистое страдание.

Конечно же, представление о Зле, возникшее на заре христианства и закате античнос-ти, имело большие последствия для морали (к которой прибавиласьантимораль— подробные правила греховного поведения исатанология), ноопричиненобыло семантически иэпистемологически— смещением искомой ценности из здешней действительности всверхъестественную. Категория Зла была порожденамаксимaлизациейсмысла, связавшего не просто некие значащие области внутри одного и того же универсума, но два мира — сей и иной. Зло выступилооппозитивомэтого, по слову Плотина, всеединства. За пределомсверхсмысланет более ничего, и егоДругое, стало быть, нужно распоз-навать в нем же — как сожжение моста, проложенного из посюсторонности в потусторонность, какпротивосмысл, как Зло. Интуицией оЗлепротивосмыслемы обязаны грянувшей христианской эпохе. Ницше хотелось бы ввести удвоенный христианством генезис в еще одну — третью — фазу, разыгрывающуюся после смерти Бога и поражения, которое испытываетhomoreligiosus. За этой гранью воля к Добру или к Злу уступает место воле к власти. В сущности (пусть она и парадоксальна), Ницше продолжил, как никто другой, христианскую революцию, развязавшую историзм. Ее новое начало показало, что она может состояться, только если отнять у смысла могущество, придав власти сугубую формальность.

Прослеживая историю понятия о Зле в философскомдискурсе, я забежал вперед. До того поворота, который она претерпела в учении Ницше, она протекала в русле,предзаданномей в ее истоках, хотя бы и привнося постепенно все больше изменений в две отправные модели Зла — космическую и антропогенную.

В «Теодицее» (1706—1710) Лейбница «метафизическое Зло» входит в «предустановленную гармонию» созданного Богом мира в виде несовершенства, отличающеготварноеотТворящего. В изображенииРолфаУолдоЭмерсона(«Опыты», 1841, 1844) не только в людском общежитии, но и внесоциокультуры, в природе, господствует закон возмездия, карающего Зло, не позволяющего ему перевесить Добро. Хотя НиколайЛосскийбыл несогласeнс доктриной «предустановленной гармонии» (ведь дело самого человека —об\житьтсяли ему или соперничать с Всевышним), компилятивный трактат «Бог и мировое зло» (1941) повторяет основоположный аргумент Лейбница: Зло сопричастнотварнойдействительности, производя которую Демиург отчуждается от себя, от абсолютного Блага. Самый грандиозный образ вселенского Зла является читателям «Мира как воли и представления» (1818). Мало того, что Зло для Шопенгауэранеизживаемоиз бытийного порядка, — только оно и составляет подоплеку сущего, где всё утверждает себя за счет отрицанияДругого.Имевший опору в Боге, мир Лейбница вырождается у Шопенгауэра в царство дисгармоническихразноволений, которые безос-новательны, потому что желание не свидетельствует ни о чем ином, кроме нехватки.

Подобнотомукак Шопенгауэр довел до предела абстрактность вселенского Зла, Шеллинг (не без влияния Канта) крайне расширительно пересмотрел ту христианскую доктрину, в которой Зло выступало результатом авторизованного человеком решения. В книге «О сущности человеческой свободы» (1809) Шеллинг приравнял Зло к Духу, в котором самость (Selbstheit) эмансипируется от основания вне себя (в Боге, вcausasui). В пространном толковании на этот труд (в лекциях, читанных воФрайбургскомуниверситете в 1936 г.) Хайдеггер заключит, чтоШеллинговоЗло духовной свободы есть история. Согласно Хайдеггеру, человеку, коль скоро ему дано «быть в состоянии всех состояний быть»[8], не приходится выбирать между Добром и Злом — оба эти начала в немконъюнктивны(обменны), а не дизъюнктивны: «Человеческая свобода <…> — способность к Добруик Злу»[9](подчеркнуто в оригинале). Совсем иной вывод из того же источника сделает после концаВторой мировой войны ЭммануэльЛевинас(«Гуманизм другого человека», 1951). Кроме свободы выбора, каковая дляЛевинаса, как и для Шеллинга, чревата Злом, есть ещедоальтернативная,пресуществующаяволеизъявлению ответственность перед лицомДругого, в абсолюте — Бога. Ответственность, однако,янусообразна. Есть множество примеров тому, как Зло творилось в сознании исполненного долга и во имя Божье.