Тексты — наиболее далеко идущий результат самопреодоления, вкотороевтянут язык. В максимуме они не нуждаются в действительности вне себя, созидают ее, референтны в себе, преобразуют значения в смысл. Эта трансформация связывает значения, то есть релятивизует истинность/ложность каждого из них как имеющих дело с вещами; коротко: развещeствляет значения. Сама семантическая связь, следовательно, ни истинна, ни ложна, она попросту есть, потому что может быть. Идея единосущностного бытия, выдвигаемая философией смысла, экстериоризует и генерализует свойственную сознанию ассоциативность (если угодно: его сетевое устройство), снимает несходство отношений, выдавая их за все-связь, обнаруживая в картине мира панкогерентность. В чем соль анекдота о незадачливом старшине? Как физическое, так и геометрическое значения, которыми оперирует герой этого текста, истинны. Подмена одного из них другим ведет к фальши и завершается тем, что субституции дается обратный ход. Анекдот не просто полон смысла, но и тематизирует его. Смыслоносное установление отношения между двумя значениями, позволяющее осуществить замещение, безразлично к истине, превращающейся в ложь, которая устранима, если вернуться в сферу значений. Мы смеемся нимногони мало над самим смыслом, над горе-учителем, добивающимся от бытия единства, но терпящим при этом крах. Вместе с тем нельзя сказать, подлинна или нет история, поднимающая нас на метауровень, с которого нам предлагается бросить взгляд на смысл. Реверсируя неправильную подстановку, она знакомит нас с отношением как таковым,котороев конечном счете амбивалентно, готово обслуживать то недостоверное, то достоверное знание. Смысл легко скатывается в нонсенс, но смысл смысла в том, чтобы расположиться по ту сторону верифицируемости/фальсифицируемости, — таков урок, преподносимый анекдотом.В первом приближении мы думаем, что анекдот выбивает комический эффект из смысла, между тем как в своей последней глубине текст смеется над нами, над реципиентами, потерявшимися бы при попытке понять, истинен он или ложен, но не сомневающимися, что раскусили шутку, раз им (нам) ясно, откуда взялись невероятные сведения о закипании воды при девяноста градусах.
Не претендуя на то, чтобы исчислить отношения, порождающие смысл, я все же на-зо-ву некоторые из них (на мой взгляд, важнейшие) с тем, чтобы показать, сколь многоликим может быть сопряжение значений: 1)a R b(всякая семантическая единица ассоциируема с другой — она «есть» в сравнении с чем-то еще); 2)a&b(конъюнкция);3)avb(дизъюнкция); 4)a=aиb=b(рефлексивность, самоотнесенность значений); 5) еслиa R bиb R c, тоa R c(эквивалентность, транзитивность как базис аналогизирова-ния); 6)aМb(включение). Как хорошо известно, логика приписывает предложению, об-разуемому из соотнесения зна-чений, истинность/ложность в зависимости от того, на-с-колько соответствуют его члены действительному положению дел (так, дизъюнкция справедлива, если истинен один из ее элементов). Применительно к организации смыс-ла процедуры верифицирования отношений теряют свою ценность (по принципу: если дизъюнкция бывает истинной или ложной, то есть вбирает дизъюнктивность в себя, то она и то и другое вместе взятое). Поскольку отношения амбивалентны, их отрицания так же ни истинны, ни ложны (или и истинны, и ложны), как они сами. Смысл более чем двусмыслен — он множится (пролифeрирует) и тогда, когда негируется. Отрицание какой-то предметной области отнимает у нее право на существование, опустошает ее. Отрицание же того, что ни истинно, ни ложно, дает утверждение (связьRи истинна, и лож-на), которое, в свою очередь, может быть подвергнутoнегации, не становясь при этом сугубым отсутствием. Отрицание смысла аффирмативно, творит новый смысл, имеет самостоятельный статус. Высказывание «неверно, чтоa&b» не переводит конъюнкцию в дизъюнкциюavb, но подразумевает, чтоа,bвсего лишь не объединимы друг с другом: так возникает отношение обособления, дистанцирующее одно значение от другого. Сходным образом: из «неверно, чтоavb» следует coincidentia opposi-to-rum; из «неверно, чтоa=aиb=b» — иррефлексивность кака, так иb, их несовпадение с самими собой; из «неверно,чтоаэквивалентноb» — строгий бинаризм (tertium non da-tur); из «неверно, чтоаМb» — присвоение величинеаисключительности. Когда Платон уравновесил в «Софисте» бытие (a R b) c небытием (неверно, чтоa R b), дабы сообщить диалектике абсолютную последовательность и всеохватность, он открыл нам глубину смысла, постигаемую при его отрицании, от которого тот вовсе не страдает, а, напротив, растет и растет.
Смысл конфликтует со значениями и нацелен на то, чтобы взять верх над ними. Как и любая власть, он темболее доминантен, чем более произволен, вздорен. В снови-де-ни-ях он настолько самостиен, что выходит из-под контрoля и своего субъекта. Обузданию смысла служат обычаи, из которых вызревает институциональная организация общест-вен-ной жизни (она нередко бывает абсурдной, как, скажем, в случае удвоения госап-па-ра-та партийным в тоталитарных режимах, но ввиду своей облигаторности не восприни-ма-ется таковой).
Значения — проверяемы, смысл — инкорпорируем, перформативен. «Воля народа» не про-сто порожний речевой оборот, как думал Фреге, но и реальность Французской или Рус-ской великих революций. Пресловутый во-прос Пилата Христу в Евангелии от Иоан-на «Что есть истина?» был задан по не-до-ра-зу-мению — античным ло-гиком вочеловеченному Логосу. Смысл перестает быть лишь идеальным образованием в процессе изготовления из него продуктов — по ходу работы, превосходящей усилия, которые тратятся челове-ком на удовлетворение первоочередных нужд, труда, слившегося с искусством (techne). Претворенный в жизнь, смысл отчуждается от себя, его нельзя наблюдать непосредственно, в презентации, о нем можно только догадываться по тому, как он репрезентирован в текстах, артефактах и социальных перформансах. Неважно, как обозначать такую, лишь косвенную, выраженность смысла: психоана-ли-тическим тер-мином «симптом», заимствованием ли из лексикона Эрнста Кассирера, ис-следовавшего «симво-лические формы», из речевой ли моды электронного века, за-го-во-рившего об «аватарах». Вот что существенно: смысл непременно приплюсовывает к зна-чению со-значение (Христос божествен и человечен). Между тем субстанция, в кото-рой смысл овнешнивается, не может быть сразу собой и иным, хотя и меняет свои со-сто-яния во времени, транссубстанциализируется (Христос, принявший «образ раба», яв-ляется уче-ни-кам в божественной ипоста-си, «вславе» на горе Фавор).Смысл спосо-бен раскрывать при-сущую ему полисеман-ти-чность последовательно, но тогда он нис-хо-дит в противо-по-лож-ность — в значение.Как та-ковой (как тои другое) он сопро-тив-ля-ет-ся объективи-ро-ва-нию, материализации. Если зна-чение ценно в своей истинности, то смысл — в своем со-вершенстве на выходе, како-вое возникает, когда удается достичь ра-вно-весия на по-ро-ге между двумя фазами объек-ти-вирования, допустим, в каламбуре (ес-ли брать семиоти-чес-кую материю) или в разно-це-левой приложимо-сти орудия (если иметь в виду тех-но-сфе-ру социо-куль-туры). Материализовавшийся смысл возвращается к своим производи-те-лям не узнанным,нотем не менее бессознательно признается ими. Шоппинг достав-ля-ет большинству людей удовольствие и вне зависимости от значения и назначения куп-лен-ной вещи. Чи-с-тый смысл расширяет сознание и фундирует его суверенность — как продукт физи-чес-кого труда он вызывает экспансию индивидуального тела, становя-ще-гося собствен-ни-ческим.
Смысл хитрит, оглашает себя не без заднего смысла. Конфигурируя в творческом по-рыве значения, со-и противополагающиеся в смысловом ансамбле, субъект поневоле ста-вит и себя в ту же позицию, в которой находится генерируемый им смысл. Постав-щик смысла нуждается в соавторстве, его творчество — не акт уединенного сознания, а сотворчествo, точнее: творчество, творящее сотворчество. Смысл отчуждается от себя не только в инкорпорировании, в обретении конечной формы, но и в своем отправном пун-кте — там, где место его возникновения удваивается и раздваивается, занимается сра-зу и самостью и Другим. Созидание как выход креативного существа из себя неотъе-м-лемо от впускания в себяДругого. В смысл включается инородность, внутрен-няя инаковость. Задний смысл индивидуального психизма (sensus privatus) — в травме, при-ходящей к личности извне, но становящейся организационным центром ее микро-кос-ма, целеустремляющей ее желания, режиссирующей работу ее души. Общество, ко-то-рое его члены застают здесь и сейчас, имеет, однако, в виду, что его смысл (sensus com-munis) — в родовом начале (спасительно-бессмертном), в культе предков и то-тем-ных жи-вотных, в воспроиз-во-ди-мо-сти семей.Наконец, есть и антропологический смысл (sen-sus universalis), в пресуппозицию которого положено инобытие, в религиозной ли трак-товке, в обмирщенной ли, рисующей потусторонность каким-либо великим бу-ду-щим (расовым, бесклассовым, бесконфликтным, вселенски-диалогическим и проч.).Те-aт-рa-ли-зованный смысл — социокультура — является на сцену из-за кулис.