Он задержался с ответом на какую-то долю секунды. Но даже этого мне хватило, чтобы понять, что он врет. Несомненно, однозначно врет – первый раз за все время нашего разговора.

Через минуту после его ухода в комнату вошел Тесье, держа в руке какие-то белые листки.

– У меня нет времени, – сухо начал он без всякого приветствия. – У меня нет времени разбираться с вашими капризами и детскими кошмарами. Ваша нелепая подозрительность уже обошлась мне очень дорого и продолжает высасывать деньги и усилия из моего проекта и моих людей. Срочные билеты из Таиланда обходятся, между прочим, весьма недешево.

Он сел на стул и угрюмо уставился на меня из-под сросшихся бровей.

– Я не буду разбираться в ваших подозрениях. Только что вы получили доказательства, которые я нахожу неопровержимыми. И не воображайте, что я делаю это из страха перед этой мифической организацией. Вашим фантазиям я не верю ни на грош.

Я открыл было рот, но Тесье не дал мне сказать ни слова и четко угадал мой вопрос.

– Не верю, потому что это полнейшая ерунда. Если бы вы были посланы полицией, вы не бегали бы по девочкам вместо того, чтобы заниматься делом. Кроме того, мы проводим доскональную проверку всех кандидатов и узнаем о них больше, чем они сами знают о себе. По поводу баек об исчезающей молодежи я вообще не говорю. Надо быть параноиком, чтобы сделать такие выводы из какой-то тетради. Что он там понаписал? Да, разумеется, ваш разговор прослушивался, – брюзгливо сказал он, заметив мое движение. – Только не делайте обиженное лицо. Одним словом, доказательства вы получили. А чтобы вы совсем перестали сомневаться – вот, ознакомьтесь.

И он небрежно бросил на стол свои листки. По гладкой кремовой поверхности стола веером разлетелись черно-белые фотографии. Я осторожно взял ближайшую.

Секция Встреч. Снято из угла, недалеко от длинного прохода. На переднем плане чья-то мощная спина. Справа от нее вполоборота стоит Ева. А между ними, чуть поодаль, да, это не ошибка… Ребенок. Мальчик. Ему года три, не больше. Сияющий карапуз радостно бежит навстречу камере. То есть несется он, конечно, к человеку, стоящему спиной к камере. Маленькие ручки с растопыренными пальцами протянуты вперед. Все лицо – одна сплошная радость. Хоть бери и используй для плаката о счастливом детстве.

Я отложил фотографию и взял следующую. Тот же ребенок на диване в окружении моих хохочущих «родителей». Указывает пальцем на Третьего и что-то говорит с непосредственной детской улыбкой. Рядом стоят Адад, снова Ева, Шинав. Сзади еще несколько фигур, но кто это, понять невозможно – слишком далеко. Видимо, мальчонка только что выдал что-то забавное, поскольку все присутствующие заливаются смехом. Актеры первого поколения (если это действительно они) поразительно похожи на моих современников. Их практически нельзя отличить от людей, с которыми я разговариваю каждый день.

Еще фотография. Те же действующие лица, только мальчик уже стоит на диване, опираясь на плечо Второй. Секция Поэзии. Тринадцатая что-то с выражением декламирует. Мальчик спит в кресле у нее за спиной… Секция Искусств. Шинав с мальчиком. Указывая на картину, что-то объясняет, ребенок слушает с неожиданным для его возраста вниманием. Игры, беседы, веселые минуты странного детства.

Последняя фотография. Снова Секция Встреч. Ребенок сидит на диване и, склонив голову, слушает, как ему читают книгу. А читает ее… Пятый. Я.

Я поднял глаза на Тесье. Он хмуро и выжидающе смотрел на меня.

– Ну? – осведомился он. – Это достаточно убедительно?

– Интересные фотографии, – уклончиво ответил я.

С того момента, как он кинул снимки на стол, я гадал, каким образом мне выгоднее всего отреагировать. Кадры были, бесспорно, убедительные. И мой первый гость блистал здоровьем. Доказательства и в самом деле выглядели неопровержимыми. Почти неопровержимыми. Как ни соблазнительно было поверить им и забыть об этом кошмаре, я не мог сделать этого, не покривив душой.

Ведь мы проверили всех актеров. Всех до единого. А создать живую копию не так уж сложно, особенно при их многолетнем опыте. Не говоря уж о фотографиях. Так что ни одно из этих доказательств не опровергало мои выводы окончательно. Но, с другой стороны, что дало бы мне сейчас запирательство? Несмотря на то что Тесье мог избавиться от меня одним движением пальца, он этого не делал. Взамен он предпочел пойти на очевидные издержки, убеждая меня, что мои подозрения беспочвенны.

Значит, каковы бы ни были бы его побуждения, у него есть причины оставлять меня в живых. Он ведет себя так, будто не собирается причинять нам вред. Предположим, он врет и эксперимент все же ведется над нами. Чего я добьюсь, заявив ему сейчас о своем недоверии? Только того, что он махнет рукой на все уговоры и решит, что хороший свидетель – мертвый свидетель?

А уж если допустить, что мы все-таки ошиблись… Тогда выходит совсем глупо. Продолжая упорствовать, я просто отказываюсь от тех денег, которые он еще может мне заплатить.

Нужно сделать вид, что я верю. Но не признаваться, что все выдумал про полицию. Потому что, если Тесье лжет, это единственная причина, по которой мы все еще живы. Пусть думает что угодно. Пока надо согласиться, а там посмотрим.

Но ведь это несовместимо. Если я верю, значит, я выдумал свою полицейскую версию. Если настаиваю на ней – значит, по-прежнему не доверяю ему. Кроме того, Тесье прав: если бы меня заслали сюда, я не стал бы рисковать всем, встречаясь с Мари. Просматривая снимки, я метался от одной идеи к другой, пока последняя карточка не легла на стол. Так и не придя ни к какому выводу, я произнес: «Интересные фотографии» – и стал ждать его реакции.

Реакция последовала незамедлительно и только лишний раз подтвердила, с каким проницательным противником я столкнулся.

– Колеблетесь, – уверенно произнес Тесье.

Тон его был не вопросительным, а утверждающим. Затем он стал участливым.

– Перед вами такая сложная дилемма. Признаться этому людоеду в своей глупости или цепляться за свою версию? А вдруг он прав? А вдруг нет? Вопрос жизни и смерти… Хватит! – вдруг рявкнул он. – За все время существования проекта я ни разу не сталкивался с подобной глупостью! Да если бы мы экспериментировали над актерами, неужели бы я стал с вами разговаривать? Прихлопнул бы как муху – и дело с концом!

И странно: хотя этот взрыв негодования мог быть притворством, он вдруг разом уничтожил все мои сомнения. Если бы Тесье уговаривал меня, взывал к совести и рассудку, сетовал, что я не даю им нормально работать, я бы проигнорировал его увещевания. Но он сам открыто признал, что при других обстоятельствах уничтожил бы меня. Конечно, он мог разыграть этот гнев, мог сейчас спокойно продумывать следующую реплику, мог снова обманывать…

– Вы меня убедили, – я поднял на него глаза. – Меня никто не посылал. Я нашел в комнате дневник Шеналя и сам пришел к выводу, что подопытного не существует. А теперь можете прихлопывать меня как муху.

– Не буду, – сухо ответил он. – А надо бы.

Угадай, что они сказали? – Не буду.

– Почему?

– У меня нет никаких оснований, чтобы делать выводы.

– А ты попробуй.

– Не буду пробовать. Если я просто скажу наугад, ты подумаешь, что я так хочу.

– Не подумаю.

– Подумаешь. Я тебя знаю.

– Ну хорошо. Они сказали, что это девочка. Они уверены только на девяносто пять процентов, но я думаю, так и есть.

– Девочка? Здорово!

– Не притворяйся. Ты хотел мальчика.

– Неправда! Мне все равно. Я очень рад девочке.

– Обманщик.

– Но я действительно рад.

– Я знаю. Но ты больше хотел мальчика.

– Все, пора, – вмешался другой женский голос, – вы уже говорите на десять минут дольше, чем полагается.

– Николь, дай нам еще пять минут, – взмолился я. – Целый месяц этого ждали!

– Пять минут, и ни секундой больше, – строго сказала она.

Пять минут пролетели мгновенно. Прозвучали последние слова прощания, и родной голос пропал. Снова на месяц. До следующего визита к врачу.