На этом факты закончились и начались предположения. Оружие Воровски осваивал, несомненно, на предмет ограбления. Разнообразие моделей объяснялось просто – заранее не было известно, из чего ему поручат стрелять. Что касается побочного бизнеса…

– Что с уроками испанского? – не выдержал Гортон.

Уроки испанского проходили по той же схеме. Три месяца плотных занятий. Упор на разговорный. Ощутимый прогресс. Уроки по выходным. Оплата наличными.

– Мексиканский диалект? – хмуро спросил Гортон.

Келли кивнул. На то, чтобы проверить этот момент, хватило даже его сообразительности.

– Машина?

– Ищут.

– Что-нибудь еще?

– Пока все. Хотя нет. Я послал Стентона в этот рыболовный магазин. Воровски был у них всего один раз.

– Не может быть. У него вся комната завалена вещами оттуда.

– А он их там и купил. В тот самый раз.

– Три месяца назад?

– Четыре. Продавец узнал его по фотографии. И вообще, магазин у них маленький. В таком количестве никто обычно не покупает. Запомнили.

– А чем платил?

– Чек. Из Чейса.

Гортон кивнул. Те самые конкуренты через дорогу.

– Хорошо. Идите. Он уже, наверное, в Мексике. Нет, стойте, – вспомнил он. – Что вы узнали о лекарстве?

Как выяснилось, о лекарстве не узнали ничего, причем не от недостатка усердия, а от недостатка информации.

Проверка всех стандартных источников ничего не дала. Как и старый добрый поиск в Интернете. Лекарства Виллерин СТ формально не существовало.

Когда за Келли закрылась дверь, Гортон вынул из кармана сотовый и аккуратно положил его перед собой на стол. Два пропущенных звонка. Перезвонить, конечно, надо. Только вот прямо сейчас или потом? Лучше потом. Мас тардэ, как говорят в тех местах, куда, скорее всего, сейчас направляется Воровски. Или куда он уже прибыл. Выехал он, наверное, еще вчера, а до границы – всего восемь часов.

И планирует он, похоже, все очень тщательно. Девятнадцать лет готовил это ограбление декады. По крайней мере, так будут писать в газетах завтра. Ты им ничего не скажешь – а они все равно будут. Здесь все болтают, и ничего с этим поделать нельзя. Так что выведают и напишут. Потому что звучит очень заманчиво. Написали бы лучше о том, в каком жалком состоянии находятся компьютеры отделения благодаря неустанным заботам дяди-мэра. Но об этом писать неинтересно.

А на самом деле планировать он стал четыре месяца назад. И начало цепочки, которая включает необъяснимый прыжок с парашютом, пальбу из разных видов оружия, уроки испанского с упором на мексиканское произношение, гостиницы в родном городе, тайный счет в банке и липовую, насквозь липовую любовь к рыбалке – начало этой цепочки не в том магазинчике, где он закупил декорации для спектакля под названием «Страсть рыболова».

Начало этой цепочки – в кабинете психолога, с его мягкими креслами, располагающими к доверительной беседе, с книгами на изящной полке, со стройными торшерами и цветами в вазе. И этому психологу сейчас придется вновь побеспокоиться.

Итак, звонок домой откладывается. Он положил рядом с телефоном длинный синий карандаш и набрал вытесненный серебристыми цифрами номер.

Когда после многословных протестов доктора Мура наконец позвали к телефону, Гортон уже был готов класть трубку и снова ехать в его офис.

– Лейтенант, вы превышаете свои полномочия! – начал Мур без приветствия. – Какого черта…

– Почему вы мне не сказали, что Воровски участвовал в клинических испытаниях? – прервал его Гортон.

Доктор Мур умолк.

– А почему вы считаете, что он в них участвовал? – спросил он после длинной паузы.

Гортон вздохнул.

– Вы нас недооцениваете или просто не любите? Ваш виллерин нигде не зарегистрирован. Вы же не хотите сказать, что ваш пациент съел коробку таблеток, сделанных у вас на кухне? Почему вы мне об этом ничего не сказали?

– Потому что это не имеет ни малейшего отношения к вашему расследованию, – сухо сказал доктор Мур.

– Предоставьте решать мне, что имеет или не имеет отношение к моему расследованию, – сказал Гортон, мысленно смакуя каждое слово. – Если вы и дальше будете отказывать следствию в содействии, я вам гарантирую серьезные неприятности. Поверьте мне как специалисту.

Доктор Мур выдержал очередную паузу.

– Что именно вы хотите знать? – спросил он наконец. – Имейте в виду, я отвечаю отнюдь не из-за ваших угроз.

– Зачем к вам обратился Воровски и что такое Виллерин СТ?

– Дэвид Воровски действительно участвует в клиническом испытании, – сказал доктор Мур, игнорируя оба вопроса Гортона. – Он находится в контрольной группе для Виллерина СТ, который, как вы правильно заметили, пока еще нигде не зарегистрирован. Виллерин разработан для того, чтобы усиливать arbitrates dominates. Никаких психических отклонений у Воровски нет. Обратился он ко мне в связи с сильнейшей неудовлетворенностью своей жизнью в целом. Опять же, как я уже вам говорил, сделано это было только потому, что ему не надо было платить ни цента за визит. А с бесплатными визитами ко мне приходят и не по таким поводам. Что еще вас интересует?

– Для начала меня интересует, что такое этот arbitrates, – сказал Гортон. – Там, где я учился, латынь сводилась к habeas corpus.

– Сила воли, – пояснил доктор Мур.

– Сейчас не самое лучшее время для шуток, – сказал Гортон, ощущая неожиданно для себя сильнейшее раздражение.

– Я не шучу, – спокойно сказал доктор Мур.

– На силу воли невозможно влиять таблетками.

– Давайте оба будем оставаться в пределах своей компетенции, хорошо? Таблетками можно влиять на что угодно. То, что для вас – абстрактные понятия, для нас – химический баланс мозга.

– Хорошо, – сказал Гортон, пытаясь осмыслить услышанное. – Баланс, химия – это понятно. Видели. Зачем вы этот виллерин ему выписали? И как это вообще работает?

– Работает просто: виллерин сокращает разрыв между решением и действием. Вместо «решил, отложил, передумал, забыл, снова решил» человек начинает действовать проще: «решил – сделал».

– А при чем здесь Воровски?

– При том, что когда ко мне приходит здоровый мужчина за сорок и начинает жаловаться на общую неудовлетворенность жизнью, я советую ему проанализировать, чего ему не хватает, и принять соответствующие меры. А когда он мне сообщает о многочисленных безрезультатных попытках что-либо изменить, я ему помогаю понять, что на одних решениях далеко не уедешь.

– Может, он вам еще и рассказывал о тайном желании ограбить свой банк? – раздраженно спросил Гортон.

– Нет, он вообще не рассказывал мне о своих желаниях. Хотя я не сомневаюсь, что он начал понемногу их удовлетворять. Но это уже вне моей компетенции. Я могу еще чем-то посодействовать следствию?

– Да, – хмуро сказал Гортон. – Как долго действует этот ваш виллерин?

– Сначала нужен месяц, чтобы препарат просто начал работать. Потом – пять дней после каждой таблетки.

– И как долго он его принимает?

– Сейчас, – в трубке что-то зашуршало. – Примерно четыре месяца. Осталось еще шесть.

– Десять месяцев на клиническое испытание?

– В фармакологии быстро ничего не делается, – наставительно сказал доктор Мур.

– А ломки у него не будет? За следующей дозой он к вам теперь уже не придет. И в аптеке вряд ли достанет.

– Перестаньте сравнивать лекарственный препарат с наркотиком. Доза у него и так уже полная – на все десять месяцев.

– Полная доза, – повторил Гортон, вспоминая полупрозрачную коробочку с четырьмя одинокими таблетками. – И одна таблетка в пять дней?

– Да. А в чем дело?

– Дело в том, – медленно ответил Гортон, – что на данный момент у вашего пациента осталось четыре таблетки. Ваш десятимесячный норматив он выполнил за четыре. Так говорите, ломки не будет?

– Вы уверены, что он их все съел? – озабоченно спросил доктор Мур.

– Либо съел, либо загнал на черном рынке.

– Не хохмите. Впрочем, съел так съел. В данном случае передозировка не опасна. Хотя факт, конечно, весьма любопытный. Особенно учитывая ваши подозрения.