Киёмаса остановился резко, словно только сейчас осознав, где находится, и лоб его сморщился. Он выбросил вперед руку и указал на настоятеля:
— Ты! Я тебя знаю!
Монах посмотрел на него ошалело и вдруг рухнул на колени, прикрывая голову рукой.
— В-вы… ваше... господин... это вы?..
— О! И ты меня знаешь, — обрадовался Киёмаса и шагнул на помост. И, наклонившись, тихо спросил: — Его светлость — он где?
— Он здесь, — еще тише прошептал монах.
Иэясу закатил глаза. Похоже, настоятель этого храма только что окончательно уверовал.
Киёмаса грохнулся на колени и принялся отбивать поклоны. Потом сложил руки на уровне груди и едва не уткнулся в них носом. И начал громко, нараспев декламировать. Иэясу узнал сутру Священного Лотоса. Видимо, как верный последователь Нитирэна [1], Като Киёмаса искренне считал, что она подойдет для любого случая.
А может быть, это его просто успокаивало. Монах тем временем, медленно пятясь, отошел в сторону. И, подойдя к Иэясу, наклонился к самому его уху и прошептал:
— Прошу прощения, господин, его светлость... поставили условие... Вы не должны присутствовать во время обряда. Его светлость не желают видеть лицо господина первым в этом мире.
Иэясу пожал плечами и жестом предложил настоятелю выйти из храма. Мешать Киёмасе и отвлекать его не стоило. Чем крепче он установит связь с объектом — тем вероятнее благоприятный исход.
...Если бы можно было обойтись без старой Обезьяны — Иэясу бы обошелся более чем охотно. Хидэёси был еще непредсказуемее, чем Като Киёмаса. Понять, что придет в его голову, было очень сложно.
Но тем интереснее было иметь с ним дело. Иэясу всегда восхищался этим человеком, его изворотливостью, нестандартным мышлением… и терпеть не мог его внезапные жуткие выходки. Но без него и правда не обойтись. Поэтому если понадобится — Иэясу снова сыграет в эту игру.
— М... как тебя зовут, монах?
— Исида Токитиро, господин.
Имя монаха заставило Иэясу улыбнуться. Забавное, очень забавное сочетание для служителя духу Хидэёси. Именно под именем «Токитиро» Иэясу узнал Хидэёси в первый раз. Смешного и нелепого любимца Оды Нобунаги звали тогда Киносита Токитиро, а сам господин Нобунага называл его «Обезьяна». И было за что — за ужимки и шутки, вызывающие неизменный хохот сурового и грозного властителя клана Ода и нередко спасающие других вассалов от гнева тяжелого на руку господина. Токитиро завидовали те, кто жаждал расположения Оды Нобунаги, его обожали те, кого он считал своим другом. Его боготворили женщины, несмотря на непрезентабельную внешность.
А «Исида» — именно Исида Мицунари был самым верным и преданным вассалом Хидэёси. С ранней юности отдал ему свою верность и служил до последнего вздоха. Иэясу жалел, что Исиду Мицунари пришлось казнить. Он не раз предлагал этому умному и честному человеку перейти на службу к нему, но, даже сидя в тюрьме и ожидая смерти, тот отвечал на все предложения усмешкой. Гордый, очень гордый человек. Именно гордость его погубила. Интересно, этот молодой монах — потомок? Маловероятно. Скорее всего, просто совпадение, сыгравшее роль в выборе объекта служения.
— Ты давно служишь м... его светлости?
Монах слегка помялся и внезапно в его глазах что-то мелькнуло. Что-то тревожное, будто вопрос Иэясу застал его врасплох. Опустив голову, он застыл на несколько мгновений. Иэясу осторожно тронул его рукой, но тут же убрал. Может, это транс. Может, Хидэёси опять желает передать ему что-то важное. Ничего, пусть потерпит немного — скоро сможет высказать все лично.
— А... прошу прощения, я задумался... я не постоянно служу. Я, вообще-то, работаю на бумажном заводе. Зам начальника отдела по расфасовке... ну и вот, здесь служу в свободное время. Но — да, с пятнадцати лет. Меня отец сюда привел. Я бы посвятил служению всю жизнь, но надо кормить семью. У меня две сестры еще. И отец уже совсем пожилой.
Иэясу понимающие покачал головой:
— Конечно, конечно, тебе хорошо заплатят за твою работу и помощь.
— Нет, что вы! — он, похоже, испугался. — Не надо мне никаких денег! Я всю жизнь мечтал увидеть его светлость! Ради этого я готов дни и ночи...
— Мы можем уже заходить? — окликнул их один из рабочих. Из трейлера выгружали коробки, от которых тянулись длинные змеи проводов.
— М... сейчас… узнай, что там. Если Като Киёмаса уже закончил молиться — скажи, чтобы выходил.
Монах поклонился и скрылся внутри. А Иэясу принялся с интересом наблюдать за учеными, суетящимися вокруг техников. Один из них также стоял немного в стороне и наблюдал. Надо будет потом подойти к нему и задать несколько вопросов. Это, кажется, и есть тот, кому Иэясу обязан своим появлением.
— Ну?! — услышал он за спиной. — Скоро уже?! — Вид у Киёмасы был несколько ошалелый.
Иэясу помахал рукой перед собой и окликнул техников:
— Все, можете начинать, — и повернулся к Киёмасе: — Не торопись, мой друг. Процесс займет несколько дней. Я снял хороший отель в тихом месте. Пока моему старому другу и твоему господину будут делать новое тело, мы посмотрим, как изменились эти места.
— Он здесь! Ты слышал? Он здесь! Я видел его собственными глазами!
— И?
— Что значит «и»?!
— Я спрашиваю: это хорошо или плохо?
— Это прекрасно! Я и не ожидал такой удачи. Теперь я смогу отомстить, по-настоящему отомстить. Я не позволю проклятому тануки вновь осквернить собой человеческий мир.
— Тебе еще не надоело?
— Что?
— Мстить. Четыреста лет ты уничтожаешь его род. Но его род при этом живет и процветает.
— О чем ты говоришь?! Не ты ли терзаешь четыреста лет одну и ту же душу в каждом ее воплощении? И это ты спрашиваешь меня — не надоело ли мне?
— Ну... должен же я чем-то заниматься, пока ты вершишь свою месть, убивая по Токугаве в десятилетие? Так ты их до скончания веков будешь изводить.
— Я трижды обрывал линию сёгунов!
— Я горжусь тобой.
— Прекрати. Не смей смеяться надо мной. Ты не понимаешь. Убив Токугаву Иэясу, я обрету силу, которая позволит мне уничтожить их род до последнего человека. И ты должен увидеть это!
— А мне обязательно смотреть?
— Да! Оставь свою сумасшедшую игрушку и насладись со мной моим триумфом!
Нет, все-таки японцы были странные. Не то чтобы это сразу бросалось в глаза — просто общая атмосфера была совершенно непривычной. Америка не настолько сильно отличалась от России — Сандер вообще не заметил особой разницы, кроме языка. Может, потому что жил в университетском городке? А быт студентов везде и во все времена одинаковый? Да нет, вроде. Он же везде бывал, даже вел дела, имел дело с местными бандюками. И, да, бывал, и не раз, в японских кварталах в Америке. Но даже там все было по-другому и воспринималось, скорее, как декорация. Ну что-то вроде «узкоглазые американцы играют в японцев».
Здесь японцы были настоящими. И вроде и вели себя обычно — люди как люди, но... Ну вот просто заходишь ты в магазинчик. Тебя там встречают таким бурным восторгом, так рассыпаются в любезностях, словно ты известный киноактер. И даже если ты зажигалку купил — завернут в три обертки и перевяжут яркой ленточкой.
— Нет, серьезно, Ёситада, это странно. Это на всех так реагируют или только на меня?
Ёситада как раз затормозил на светофоре и окинул Сандера долгим взглядом:
— У тебя волосы светлые и глаза голубые. И ты выше на голову почти любого японского мужчины. С точки зрения японца, ты выглядишь, как добрая половина актеров Голливуда. Скажи спасибо, что у тебя еще автограф не берут.
— Ты не поверишь, но со мной несколько раз пытались девушки фотаться! А я-то думал: японки скромные.
— Японки, как и девушки в любой стране сейчас, помешаны на соцсетях. Представляешь, сколько лайков наберет фото с тобой? А если еще и соврать, что ты ее парень?