— Отдайте камеру, господин.

Тот отошел на пару шагов и снова защелкал камерой. Вспышка за вспышкой, прямо в глаза. Ёситада представил, как вскоре вот эти фотографии, где он с темными кругами под глазами, взъерошенный и мокрый, разлетятся по всей сети, и ярость раскаленной тягучей лавой поползла по его позвоночнику вниз. Он хотел броситься за наглым папарацци и отнять у него камеру силой, ударить, в конце концов, но понял, что не может даже сделать шаг.

И в эту секунду земля вздрогнула. Сейсмодатчик на столбе взорвался сигнальной сиреной, фотограф пошатнулся, попятился, споткнулся и шлепнулся на цветную плитку тротуара. Камера выпала из рук, и осколки брызнули во все стороны.

Ёситада выдохнул и оперся рукой на капот машины, чтобы сохранить равновесие. Но этого не понадобилось. Снова стало тихо, словно ничего и не произошло. Только попискивала предупреждающе сирена сейсмодатчика, показывая амплитуду толчка.

«Родная земля помогает мне даже в таких мелочах», — Ёситада сморгнул выступившие слезы и сел в машину. Все-таки нужно будет заказать еду по дороге.

Все слова приветствия, которые, без сомнения, от всего сердца произносил Като Такуми, девятнадцатый прямой его потомок и глава рода Като, Киёмаса благополучно прослушал. Самое нужно и важное из сказанного он уже и так знал, а именно: все эти имена и титулы никакого значения теперь не имеют. Замок, его замок, который он строил семь лет, собственноручно прорисовывая каждую балку на чертеже, отняли еще у его сына. И спалили в придачу. Поэтому предложение посетить замок он отверг, пожалуй, даже излишне резко. Не стоило пугать своего пра-пра... кого-то там. Мало того, что они, эти люди, живущие в современном мире, напрочь забыли, что такое настоящие страх и опасность, так еще и ростом его потомки едва доставали ему до груди: и отец семейства, и сыновья. Самых младших членов семьи ему обещали показать позже, когда они доберутся до Нагато. Там находилось имение Такуми и, судя по всему, кузнечная мастерская, которой тот владел. Что же, гордиться потомками ему явно не приходилось, но и стыдиться тоже было нечего. Его собственный отец был кузнецом, и Киёмаса не считал такую работу зазорной. Да и про то, что самурайского сословия больше нет, он отлично знал. А нынче и армию порядочную его стране было запрещено иметь. И именно этот вопрос он очень хотел обсудить с Иэясу, который, как всегда, очень ловко ушел от разговора, сославшись на то, что встреча с потомком — важнейшая часть церемонии.

Одеждой Киёмаса остался доволен. Ткань нижнего косодэ [6] была из простого хлопка, но при этом удивительно хорошего качества — мягкая и легкая. А хакама [7] были украшены вышивкой, да такой красивой и яркой, что Киёмаса сначала даже нахмурился, не спутали ли его с девицей. Но счел, что это церемониальный наряд и позже ему дадут что-то другое. И очень надеялся, что это не будет похоже на костюмчик Токугавы.

Нет, все же... Он бы в жизни не узнал Иэясу в таком виде, если бы встретил его случайно на улице. И ладно бы одежда — старик Токугава был просто до неприличия молод. Киёмаса не дал бы ему больше тридцати лет.

Он задумался. А как же выглядит он сам? Чувствовал он себя превосходно — сильным, молодым и здоровым. Может, он тоже похож на мальчишку? Он попытался припомнить, как выглядел в том зеркале, возле которого стоял Иэясу, но внезапно понял, что не видел там своего отражения. Только стену. Ладно, об этом он спросит потом.

— Где мое оружие? — наконец задал он самый важный вопрос.

Такуми низко поклонился и махнул рукой. Двое монахов, одетых в такую же странную одежду, как и те, кто колдовал в святилище, поднесли длинный, украшенный резными узорами ящик. Такуми взял его, положил на столик и открыл, поклонившись на этот раз тому, что он там увидел. И только затем, взяв лежащий в ящике меч, протянул его Киёмасе.

Тот принял меч, выдернул его из ножен и взмахнул клинком в воздухе. Да, это действительно один из его мечей. Что уже совсем не плохо.

Если не считать того, что ему нужно было его копье. Этот меч, острый и удобный, разлетелся бы на осколки, призови Киёмаса сейчас свою силу.

А коня, видимо, придется растить самому. Именно на это, похоже, намекал Токугава.

— Проводи меня в мои покои, потомок. Я хочу привести себя в порядок и принять фуро [8]. И пусть мне принесут еды и сакэ, я хочу говорить со своим... — он сделал паузу, — старым другом.

Мини-отель Иэясу выкупил полностью на неделю. Он не знал, насколько долго затянется церемония: у его людей — ученых, которые занимались разработками, сам Иэясу был первым опытом. И получится ли что-нибудь с другим ками, до конца было не ясно. Однако, будучи ками, Като Киёмаса исправно откликался на призывы и молитвы, обращенные к нему, и с ним удалось договориться. Дальнейшее зависело уже от техники и ученых, которые все это и придумали.

Радовало, что подошла кровь. Род Като прервался. По сути, нынешний глава был провозглашен таковым формально и не являлся прямым потомком. Тем не менее, судя по всему, его кровь вполне подошла. По крайней мере, внешне Като Киёмаса выглядел точно таким же, каким его запомнил Иэясу. Впрочем, он помнил его едва ли не с детства.

Очень хорошо, что Като настроен доброжелательно. Если бы он хотел напасть — уже бы напал. Значит, поверил. А теперь предстоит задача убедить его и дальше сотрудничать. Ну ничего, первый разговор — самый важный, тем более что бывший ками еще толком не привык к своему новому телу. И даже если проявит агрессию...

Иэясу остановился возле двери, ведущей в номер, отведенный для Киёмасы. Они постарались сделать обстановку максимально привычной для человека, покинувшего этот мир четыреста лет назад, но все же оставалось еще многое из того, что могло сильно удивить или озадачить. Не этим ли объясняется то, что Киёмаса уже больше двух часов не выходит из номера?

Иэясу дернул ручку и осторожно приоткрыл дверь. Киёмаса вполне мог стоять с обратной стороны, пытаясь понять, как она открывается.

Впрочем, нет. Он бы ее уже давно выломал.

Внутри номера никого не оказалось. Иэясу успел мысленно отереть пот со лба, представив, что Киёмаса ушел один гулять по городу, но тут из ванной комнаты раздался шум воды.

Иэясу улыбнулся. Действительно, как он мог об этом не подумать. Вода.

Он подошел к двери ванны и прислушался. И собирался было уже открыть рот, чтобы предложить Киёмасе покинуть-таки фуро, но тут дверь резко отъехала в сторону, и Иэясу с ног до головы окатила струя воды.

— Видел?! Ты видел?! Она сама течет! И на тебя тоже! А на стену — не течет! И на полку. А на меня... — Киёмаса поднял розетку душа над головой, и поток воды обрушился ему на макушку. — Вот! — он фыркнул, отплевываясь, развернул душ к стене и помахал им в воздухе.

— А так — не течет! — с гордостью объявил он и провел рукой под розеткой. Струя снова хлынула на пол, и без того по щиколотку залитый водой. Видимо, система слива не была рассчитана на то, что кто-то будет лить воду прямо на пол.

— И еще, смотри! — Киёмаса повесил душ на крючок и поводил под ним руками. — Видишь: не течет! А знаешь, где она?! Вода?

Иэясу вздохнул. Он знал. Но расстраивать Киёмасу не хотелось.

— Вот она! — тот провел рукой под носиком крана, и струя полилась ему на руки.

— Я повелеваю водой! — он снова схватился за душ, но Иэясу на этот раз был настороже и увернулся.

— Для тебя это новость, Киёмаса?

— Да нет, — Киёмаса расхохотался. Мокрая церемониальная одежда прилипла к его телу, а с волос вода текла прямо на лицо.

— Это почти как у Кобаякавы Такакагэ! Нет, даже, наверное, он так не умел! Как это сделано? Ты знаешь? О... — Киёмаса внезапно осекся и бросил душ на пол. — Только не говори, что там, в подвале, сидит человек, владеющий силой воды. И это он? Вот до такого дошло?

— Тихо. Успокойся, — Иэясу вздохнул, увидев, как вода на полу начала подергиваться тонкой корочкой льда, и повторил, шагнув назад: — успокойся, никто ничем не управляет. Это современный водопровод. За тобой наблюдают и перекрывают воду, когда она тебе не нужна. Разве тебе этого не объяснили?