— Ну... да, хорошо, это зацепка. И ты прав: пока у нас нет больше ничего. Но мы все-таки можем обратиться на телевиденье...

— Пока не будем. Мне нравится эта версия, и я буду прорабатывать ее. И ты еще главное забыл. Призрак. Которого я на фортах видел. Никогда не страдал галлюцинациями

— Танто с моном. История водной осады четырехсотлетней давности и запись в старом журнале. Отлично, господин детектив.

— А вот не смейся мне тут. Раз уж речь зашла о призраках четырехсотлетней давности. Давай, рассказывай, о своих духах предков. Зря я что ли все это читал? И сидел тут, как на экзамене?

— Да, — Ёситада постучал пальцами по столу, — ты прав. Чего тянуть? Ученые института, принадлежащего моему дедушке, распечатали на биопринтере Токугаву Иэясу. С ним я и встречался в тот день, когда ты прилетел. Так что я уже действительно не знаю, во что мне верить. — Ёситада огляделся по сторонам. У него внезапно случился острый приступ дежавю.

...Глаза не открывались. Он сделал еще одну попытку разлепить веки — безуспешно. А если попробовать поднять руку? Нет. Тоже не выходит. Тело полностью неподвижно. Может быть, ему повезло и он все-таки умер? А что, вполне возможно… Сколько может выдержать истощенное тело, даже если его кормят через зонд? Он не знал, как это — умирать, да и откуда бы ему это знать? Он же не помнил своих многочисленных смертей. Но знал, что все равно смерть принесет облегчение. Пусть и не слишком долгое. И, возможно, подарит еще двадцать лет без страха.

Белое сияющее пятно. Что это?.. А, это же лампа на потолке! Похоже, глаза открылись. Он попробовал пошевелить пальцами — и услышал тихий скребущийся звук ногтей по простыне. И медленно повернул голову, фокусируя взгляд. Так и есть — ремни. Он пристегнут к кровати полностью: и руки, и ноги, и все остальное тело. Только голова без фиксатора. Катетер в вене. Не полагаются на ремни, значит. Интересно, на чем его держат? На нейролептиках? Слишком ясное у него сознание сейчас и не тошнит. Да какая разница? Важно сейчас то, что ничего не изменилось с того момента, когда он последний раз приходил в сознание. И пытался задохнуться, засунув себе в горло простыню. М-да... так себе была идея. Что ж, кнопка вызова медсестры должна быть под левой рукой, вмонтирована в стену. Отлично, есть. Он вывернул кисть руки, пытаясь непослушными пальцами нажать кнопку, но они настолько ослабели, что только скользили по поверхности.

Довольно серьезный недостаток конструкции — надо будет указать на него. Что если пациенту, вышедшему из комы, например, понадобится настоящая помощь? И этот пациент тоже окажется из числа тех, кто способен засунуть себе в рот более мягкую резиновую грушу или обмотать шею шнуром? Психически больной ребенок, например, аутист. И опять же — в кому очень часто впадают после попыток суицида. Он надавил еще раз, постаравшись это сделать всей ладонью. И, кажется, кнопка поддалась. Он расслабил руку, которая уже заболела от напряжения, и прикрыл глаза. Итак. Надо сосредоточиться. Надо вспомнить свое имя, они его точно будут спрашивать. Настоящее имя, данное ему при рождении. Нужно обязательно соглашаться пить воду. И есть самостоятельно. Сейчас от этой мысли противно, но он точно знает, что стоит перебороть себя несколько раз и его организм вспомнит, как это делается. Сразу его не отстегнут — уже не доверяют. Ничего. Капля камень точит, так? Но не это сейчас главное, совсем не это. Да где же медсестра? Должна была бы добежать, неужели спит на дежурстве?

Щелчок и негромкий писк включившегося динамика:

— Добрый вечер, господин Хаяки. Как вы себя чувствуете?

Хаяки... это имя. Запомнить. Хаяки.

— П-позвони-те брату...

Слова даются с трудом, язык высох и почти не шевелится. Поняла ли его эта женщина?

— Поз... воните. Срочно... брату, слышите? По… нимаете?

— Да, конечно. Срочно позвонить вашему брату, так?

— Да... Важно. Очень важно. Мне... нужно с ним... поговорить... — он закашлялся.

— Сейчас, подождите, я позову доктора.

— Позвоните... сначала позвоните!

— Хорошо.

Тишина. Остается только надеяться, что она сделает все, как нужно.

И что еще не поздно.

У инспектора Итами с утра не задалось все. День — само собой. Впрочем, как и вся эта неделя. Но к вечеру — к вечеру ему уже начало казаться, что окружающий мир его за что-то ненавидит. Потому что иначе никак нельзя объяснить, почему он, инспектор, детектив первого отдела южного полицейского участка города Нагоя, стоит в коридоре, как какой-то стажер, и мнет в руках сунутые ему небрежно визитки. И нет, если бы это были детективы из Токио — ему было бы обидно, да. Очень обидно. Но то, что происходило сейчас, просто вгоняло в ступор. Он еще раз повертел визитки в руках. Перечитал. «Мори Ватару. Старший инспектор. Глава Управления. Префектура Ямагути». «Мори Укё. Старший судмедэксперт Центра криминологии. Префектура Ямагути».

Черт знает что. Ямагути! А почему не Кагосима? Не Кумамото? Почему не Хоккайдо, в конце концов? Поближе сотрудников не нашлось? Присылать детектива и судмедэксперта из самой задницы Хонсю? Это вообще что? Что происходит?

Да он бы их и на порог не пустил. Но звонок от главного с приказом «оказывать всяческую поддержку в расследовании этого дела» не оставлял ему выбора. И возразить было нечего. Все так: три дня — три изувеченных трупа. И никакого прогресса. Да черт, черт, черт! Да, он виноват, что списал первое убийство на несчастный случай! И да! Пытался спихнуть и второе: Первый отдел занимается убийствами, а не отловом бешеных собак! Но так его позорить!..

...Нет, все правильно, он виноват.

— Инспектор Итами, я вам кофе принес.

Он оглянулся. Ёнедзава. Стоит со стаканчиком и улыбается. Когда только сбегать успел?

— Слушай, Ёнедзава... а вот скажи, тебе не обидно, что эти двое выставили тебя с твоего рабочего места? И ставят под сомнение результаты твоих исследований? — Итами взял горячий стаканчик и отхлебнул. Немного полегчало — он не спал с двух ночи, с того времени, как обнаружили третий труп. И — да, тоже разорванный огромным псом. Ёнедзава сказал, что этот монстр не меньше восьмидесяти сантиметров в холке.

— Мне? Нет, что вы, инспектор. Глупо обижаться, — Ёнедзава внезапно перешел почти на шепот: — Этот Мори Укё… Его считают лучшим судмедэкспертом в Японии. Неофициально, конечно. У него две книги по криминалистике — я в университете их изучал. Он нереально крутой!

— О, вот как. И что же этот талант тогда прозябает в провинциальном городке с населением в сто тысяч?

— Тс-с. Говорят, у него характер... — Ёнедзава скорчил гримасу и высунул язык.

— А этот, второй, — Итами снова посмотрел на визитки. — Они что, братья?

— О, нет, не знаю, не думаю. Но... вы знаете, кто отец этого Мори Ватару?

— Нет, а кто?

Ёнедзава выпучил глаза и сделал испуганное лицо. И демонстративно прижал одну ладонь ко рту, а другой указал наверх.

— Эм... О? Не может быть! — Итами тоже округлил глаза и снова судорожно глотнул кофе.

— Ага. Точно, он. И это, правда, те самые Мори из Тёсю.

— Гм... тоже характер? У сына?

— Понятия не имею. Но, похоже, у них с отцом так себе отношения.

— Откуда ты это все успел узнать?

— Обижаете, шеф, это моя работа, — Ёнедзава похлопал себя по нашивке на форменной синей куртке судмедэксперта. — Мне же тоже визитки дали. И времени полчаса.

Итами допил кофе и смял стаканчик в руке.

— Да сколько там можно возиться?

— А вот сейчас узнаем, — Ёнедзава постучал в дверь прозекторской: — Господа, вы уже закончили? Можно зайти? — Не дожидаясь ответа, он приоткрыл дверь.

— Пусть заходят, раз такие нетерпеливые. — Голос звучал негромко, но Итами прекрасно его расслышал. Сжал зубы, излишне поспешно ввалился в раздевалку и взял с полки пакет с одноразовым халатом. Дернул его, едва не разорвав вместе с халатом, и громко, нарочито громко шурша, начал одеваться.