– Нет, совсем не то, – угрюмо подтвердил Урций, пнув тощую дворнягу, которая оскалила на него зубы.

Собака тявкнула и успела отскочить от его сандалии.

– Даже здешние собаки нас не любят, – кисло усмехнулся Квинт.

Не прошло и недели, как стало ясно, что никто в Энне, от содержателей таверн до лавочников, шлюх и виноторговцев, не рад присутствию римлян. Они не отказывали в своих услугах – это было бы просто глупо, учитывая суровый настрой самих легионеров, – но все делалось с кислыми, недовольными минами.

– Они не хотят терпеть здесь солдат Пинария, так что неудивительно, что не любят и нас.

Услышав наверху какой-то шум, Урций задрал голову. Со второго этажа большого дома на них с явным неодобрением взирала респектабельного вида матрона.

– Хочешь мне отсосать? – крикнул он на чудовищном греческом.

Шокированная матрона удалилась и захлопнула ставни.

– Пошли они все к Гадесу, – Урций плюнул. – Они заключили союз с Римом, и пусть соблюдают условия, нравится им это или нет.

Квинт кивнул, обходя особенно большую лужу мочи с дерьмом. На всех улицах было то же самое. Обычно только беднейшие жители римских городов избавлялись от нечистот таким образом, и даже они стремились пользоваться укромными местами в узких промежутках между домами. Но в Энне было не так. Местные жители не смели открыто выразить свое недовольство присутствием римского гарнизона и потому действовали подобным образом. Были и другие способы. Не один Квинт унюхал запах мочи в кувшине с вином, поданном в полутемной таверне, выходящей на заднюю улицу. Такие случаи приводили к тому, что взбешенные легионеры громили питейные заведения, что, в свою очередь, вызывало громогласные жалобы местных властей Пинарию. Ему пришлось отдать приказ легионерам не посещать местные заведения под угрозой порки или чего-нибудь еще страшнее. Конечно, солдаты продолжали посещать таверны – Квинт и его товарищи думали, что Пинарий выпустил приказ просто для виду, – но число таких инцидентов заметно снизилось. Содержателям заведений дали понять, что если они ничего не будут подмешивать в вино, им ничего не грозит.

Дойдя до развилки, Квинт остановился.

– Какая улица идет к агоре?

Урций посмотрел направо, налево – и нахмурился.

– Обе приведут туда, разве нет?

– Верно.

Выгодное расположение Энны на вершине холма, за стенами, означало, что город не может быть большим. Постройки разрастались за пределы укреплений, стояли вдоль дороги, которая вилась от плодородной долины внизу, но его бьющееся сердце – центральная агора, храмы, дворцы правителей, городские учреждения и самые богатые лавки – находилось внутри защитного кольца внушительных укреплений.

– Нетрудно найти и путь в обход, даже если заблудимся. – Квинт пошел налево.

Приятель усмехнулся.

– Надо найти таверну, где мы были вчера вечером. Еще раз, как она называлась?

– Думаю, нам в ту сторону. «Полная луна».

– Точно. Тамошний владелец не такой кислый, как другие здешние говнюки, верно? И грудастой девке, что подает вино, я явно понравился.

– Ты вечный оптимист, Урций. Она лишь один раз тебе улыбнулась!

– Этого достаточно, чтобы дать мужчине надежду. Гораздо лучше того приема, какой мы видим в других местах.

– Да, но все равно я не доверяю здесь никому. И рад, что Пинарий приказал постоянно ходить при оружии.

– Да. Не хотел бы я гулять здесь в одиночку…

Через пятьдесят шагов показалась деревянная вывеска, прибитая к стене дома на углу. На ней был грубо намалеван сноп пшеницы под полной луной, а ниже по-гречески написано «Таверна» и «Хорошее вино. Разумные цены».

– Вот она! – воскликнул Урций. – Хочешь по-быстрому выпить?

– Мы на службе.

– Ну и что? Я не вижу никого из командиров, а ты?

Квинт прошел мимо вывески. Урций поворчал, но пошел следом.

Юноша сделал с дюжину шагов, когда до него донесся короткий вскрик – крик боли. За ним последовал взрыв хохота. Квинт взглянул на Урция.

– Это из «Полной луны», – сказал тот.

Крик повторился, и снова раздался хохот.

– Может быть, там кто-то из наших, – начал Урций.

– Брось, – сказал Квинт. – Местные бушуют, какое нам дело…

Хотя и была середина дня, в узкий переулок между двумя трехэтажными домами проникало мало света. Под ногами хрустели черепки, обглоданные кости и прочие отходы.

– Боги, никогда не видел столько мусора, – сказал Квинт. – И такой вонищи.

Урций подмигнул.

– Удивительно: человек испытывает жажду, а когда выпьет, радостное тепло вокруг заставляет его забыть обо всем прочем…

– Пожалуйста! Оставьте ее в покое!

Услышав мучительный призыв, они бросились ко входу в «Полную луну». У дверей стояли несколько местных – ремесленников, судя по их мозолистым рукам и заляпанным туникам. Они не очень обрадовались вновь пришедшим.

– Снова вонючие римляне, – как показалось Квинту, сказал один из них.

– Что здесь происходит? – спросил он по-гречески.

Местные удивились, услышав свой язык.

– Кто-то из ваших стал наглеть со здешней служанкой. Мы хотели вмешаться, а они велели нам проваливать подобру-поздорову, – ответил тот, что пробормотал про вонючих римлян. – Наверняка вы явились, чтобы присоединиться к ним.

– Сколько их?

– Пятеро.

Квинт быстро перевел Урцию.

– Думаешь, наши?

– Есть лишь один способ узнать, – ответил товарищ, и до них донесся новый крик.

Со щитами наготове они бросились внутрь, Квинт впереди. Все было примерно так, как он запомнил: квадратная комната, тускло освещенная масляными лампами, несколько ниш. Земляной пол, покрытый смесью песка с тростником. Простые столы со скамьями. Дощатая стойка в глубине; на стене за ней нацарапаны цены на различное вино. Никаких признаков хозяина. Квинт решил, что он, вероятно, спрятался за стойкой.

Вокруг одного из столов в стороне собрались пятеро легионеров, спиной к Квинту и Урцию. Они хохотали и обменивались непристойными шутками. Сквозь шум слышались стоны женщины. Квинт присмотрелся и между легионерами заметил распластанную на столе девушку-служанку. С нее сорвали платье, и ее руки и ноги были связаны веревкой. Один из легионеров положил ладонь ей на промежность, вызвав новый крик.

– Заткнись, сука! – рявкнул другой из мучителей, ударив девушку по голове.

– Они не из нашей манипулы, – шепнул Урций.

– Люди Пинария или Перы?

– Должно быть, Перы. Солдаты Пинария, наверное, не стали бы так нагло нарушать его приказы.

– Не знаю.

– Уходим или вмешаемся?

Квинт думал вмешаться, но не хотел связываться с Пинарием или давать Пере еще один повод для ненависти. Вместо него решение принял Урций.

– В чем дело? – крикнул он, хорошо подражая Кораксу.

Повисла ошеломленная тишина. Легионеры обернулись. Однако их оцепенение продолжалось не дольше двух ударов сердца.

– А ты сам-то как думаешь, идиот? – спросил один, пухлогубый и загорелый. – Мы разыгрываем очередь к шлюхе.

– Она не шлюха, – прорычал Урций. – Ты узнал бы это, если б спросил ее.

Пухлогубый обернулся к своим товарищам.

– Вы слышали его? Мы должны спрашивать у потаскухи, позволит ли она себя трахнуть!

Все рассмеялись, но глаза их смотрели недобро.

– Это нарушение приказа. Вашему командиру будет доложено, – громко сказал Квинт.

Он уже заметил, что щиты и дротики легионеров стоят у двери – позади него и Урция. Это была в своем роде удача.

– Центурион Пера разрешил нам делать что хотим, лишь бы никто не жаловался, – растягивая слова, сказал другой легионер, худой и немного косящий на один глаз. – Мы собирались после перерезать ей горло. Ведь тогда она не скажет ни слова, верно?

Его товарищи прыснули. Девушка, видимо, немного понимавшая латынь, заплакала.

– Можете присоединиться или проваливайте, – сказал Пухлогубый. – Решайте сами.

– Понятно, – безразлично сказал Квинт, хотя сердце так колотилось, что он боялся, не слышно ли легионерам.