– Так точно.

Пинарий замолчал и какое-то время смотрел на него.

– Ладно. Ты или ловко врешь, или говоришь правду. Коракс – превосходный командир, и если он ручается за тебя, это о многом говорит. Свободен.

Квинт снова отсалютовал и повернулся, чтобы идти.

– Подожди снаружи, – велел Коракс.

– Есть.

– Ты уверен в этом, Пинарий? – закричал Пера, когда Квинт ушел. Впрочем, гастат двигался медленно, насколько смел, чтобы услышать, что скажут командиры.

Пинарий ответил мгновенно:

– Уверен. Ты подвергаешь сомнению слово Коракса?

– Конечно, нет, – обеспокоенно проговорил Пера.

– Тогда предлагаю тебе помолчать.

Скрывая радость от того, как осадили Перу, Квинт вышел в атриум. Если теперь все пойдет по плану, люди из списка Терсита будут схвачены до начала собрания. И это не только предотвратит взятие города карфагенянами ночью, но и, вероятно, заставит жителей проголосовать за верность Риму. Несмотря на успех, его самого и товарищей по-прежнему ждет наказание. И собственная голова по-прежнему ощущалась куском железа на кузнечной наковальне.

Но все получилось не совсем так, как хотелось Пинарию. Сочувствующих Карфагену Симмия и Зенодора разыскать нигде не удалось. Оха тоже не было дома, как и большинства из остальных пятнадцати человек из списка Терсита. По приказу своих центурионов маленькие отряды легионеров перевернули вверх дном весь городок, но успеху мешало их недостаточное число из боязни вызвать подозрение среди населения. К началу собрания на агоре задержано было только двое подозреваемых. Обоих взяли прямо в доме Пинария. Эта весть облетела город так быстро, как легионеры только могли ее разнести.

Вскоре манипула Коракса начала разворачиваться на уже наполовину заполненной агоре. Большинство жителей бросали недобрые взгляды в сторону легионеров, но никто не произносил оскорблений или тем более швырял в них чем-нибудь. Из узеньких улочек тек на открытое пространство непрекращающийся людской поток, отчего никто не мог задержаться рядом с легионерами. Вновь прибывшие представляли собой срез населения городка. Здесь были мастеровые и крестьяне в коротких запыленных хитонах, гончары с перепачканными глиной руками, мясники в заляпанных передниках, чернолицые кузнецы и хорошо одетые купцы с надменными лицами. Вместе с ними ковыляли старики с клюками, жалуясь, что не могут поспеть за молодыми. В толпе туда-сюда шмыгали мальчишки, играя в догонялки и раздражая отцов, а их старшие братья делали презрительные замечания.

Самая давка была у ступеней храма Деметры, одной из самых почитаемых богинь в Сицилии. Этот храм – величественное здание с шестиколонным портиком, занимал северную оконечность агоры. Гастаты Коракса заняли позицию вдоль южной стороны широкого квадратного пространства, а солдаты Витрувия заняли более половины восточной стороны. Манипула Перы рассредоточилась вдоль западной стороны. Вскоре позади манипулы Коракса появился посланец от Пинария. Он молча передал послание и отправился искать Перу. Квинт и его товарищи были достаточно близко, чтобы расслышать разговор Коракса с Витрувием после ухода посланника.

– Из-за проклятого собрания времени хватило лишь на короткий допрос. Сначала они клялись, что ничего не знают, но когда одному засунули ноги в кухонную печь, он чистосердечно все рассказал. Хозяин таверны говорил правду.

– Они собирались ночью впустить гугг?

– Похоже на то, – мрачно ответил Коракс.

Среди гастатов поднялся возмущенный шум, и центурион не стал их утихомиривать.

– А где остальные засранцы из того списка?

– Здесь, – мужчина обвел рукой агору, – никакой надежды разыскать мерзавцев.

Священный фонтан в центре уже совершенно заслонила толпа. Мальчишки, чтобы лучше видеть происходящее, забирались на статуи. Ряды колонн перед лавками и учреждениями, стоящими вдоль длинных сторон площади, тоже не было видно. Даже ступени меньших храмов, стоящих у коротких сторон, и одного за ними, теперь заняли шумные горожане. Но никто не становился рядом с гастатами. «Понятно, – подумал Квинт. – Пинарий расставил войска для устрашения».

– Но они, конечно, покажут свои поганые рожи, когда Пинарий начнет свою речь? Тут мы их и схватим, – проговорил Витрувий.

– Так мы вызовем бунт. Нет, нужно действовать мягко, как сказал Пинарий. Иначе выпустим ситуацию из рук, – пробормотал Коракс. – Один из подозреваемых сказал, что их сторонники вооружились. Мы разберемся с ними, если будет нужно, хотя это весьма рискованно. Их гораздо больше, чем нас.

– Что же делать? – спросил Витрувий.

– Сохранять спокойствие, – ответил Коракс. – Оставаться на своих местах. Вот-вот должен появиться Пинарий. Его солдаты разделятся, чтобы прикрыть секторы на восточной и западной сторонах близ храма Деметры. Он задаст горожанам вопрос, кто должен держать у себя ключи от города, а потом пригласит руководителей на беседу. Если люди проголосуют за Рим…

– Этого не будет, – прошипел Витрувий.

– Верно. А если выскажутся против нас, мы ничего не сможем сделать, пока они ведут себя мирно. Мы дадим собранию закончиться и перекроем весь город, кроме двух улиц, выходящих к агоре. Подозреваемые будут у Пинария. Он поставит по одному у каждого выхода с площади, чтобы они опознали ублюдков из списка. И мы сможем схватить их по одному.

– А если народ назовет нас врагами? Если толпа обратится против нас?

Все гастаты в пределах слышимости вытянули шеи, чтобы услышать ответ Коракса.

– Если так случится – или если будет предпринято какое-либо предательское действие, – Пинарий сожмет кулак у пояса. Это будет знак нам, чтобы мы набросились на всех с мечами.

– Ладно, – мрачно сказал Витрувий. – Если дойдет до этого, мы исполним свой долг.

– Гадес, я надеюсь, что не дойдет, – шепнул Квинт Урцию.

– Я тоже. Но если дойдет, так тому и быть. Они ведь не римляне, верно?

Это была шокирующая правда. Гастаты выполнят приказ – каким бы тот ни был. И он тоже выполнит. Коракс был их командиром, и Квинт поклялся подчиняться ему, даже если тот прикажет резать безоружных людей. «Боги на небесах, пусть все пройдет без насилия», – молился он, не зная, разумно ли было отдать центуриону список Терсита. Да, разумно, решил он, как ни жестоко было это признание. Если б не отдал, бессчетному множеству легионеров, его товарищей, наверняка перерезали бы горло во сне.

Услышав стук подбитых гвоздями сандалий по мостовой, все вытянулись. Прибыл Пинарий во главе своей манипулы. Солнце сверкало на его отполированном шлеме и нагруднике, а малиновый конский хвост на гребне был свежевыкрашен. Он выглядел поистине впечатляюще. Как и его солдаты. Промеж них Квинт мельком заметил пару избитых окровавленных лиц, конечно, подозреваемых, пока их не прикрыли старыми мешками и не вывели к назначенным выходам. Пинарий сказал несколько слов Кораксу, а потом с явно угрожающим видом провел своих легионеров через середину агоры. Замолкшая толпа расступилась, как полено раскалывается под ударом топора. Пинарий с двумя десятками солдат поднялся по ступеням храма Деметры. Остальная манипула растянулась до центурий Витрувия и Перы. Теперь вся агора была окружена легионерами. Множество горожан забеспокоились.

– Мы пленники в собственном городе, – закричал кто-то неподалеку от Квинта.

– Вы нас не запугаете, – выкрикнул другой. – Убирайтесь обратно в Рим!

Не один Квинт напрягся от этих слов. Коракс шагал туда-сюда, поглядывая на ближайших к себе горожан. В тридцати шагах от него Пера отдал какой-то приказ своим солдатам, и те подняли скутумы. Увидев это, Коракс со вздувшимися на шее жилами поспешил к центуриону. Были видны сердитые жесты, слышны разгоряченные слова, но в итоге Пера велел опустить щиты. Коракс вернулся взбешенный.

– Никому не двигаться без моего приказа. Ясно? – гаркнул он.

– Так точно, – откликнулись гастаты.

Потребовалось какое-то время, прежде чем более трезвые головы в толпе успокоили недовольных. Повисла тревожная тишина. Коракс и его солдаты располагались прямо напротив того места, где на верху лестницы к храму Деметры стоял Пинарий. Они видели его, но было неясно, смогут ли расслышать его слова.