Войдя, капитан с невозмутимым видом спокойно осмотрелся, выбирая место, где присесть. Никакого замешательства, будто в Советах на каждом углу плохо закрашенные белые орлы и старые рекламные надписи латинским шрифтом. На факт недавнего прибытия в город указывала мятая одежда и страшенный фанерный чемодан.

Русские командиры, прибыв в Брест, избавлялись от них в первую очередь, желая приобрести хоть какие-то признаки европейского лоска. Зато она смогла оценить его фигуру: почти медведь.

Из всего увиденного посетителя заинтересовало меню и сидевший за столиком немец. И если состав блюд был спокойно, без всякой робости, уточнен у официанта, то гауптмана осмотрели с плохо скрываемой досадой.

Майе стало интересно, чем вызвана такая неприязнь.

Потом замкнулся и ушел в себя. Казалось, окружающие его совсем не беспокоят. Занятый мыслями посетитель методично уничтожал пищу. Движения его рук, занятых ножом и вилкой, были четкими и уверенными. Вот он взял бокал и, отпив несколько глотков, поставил его на место. Затем случилась немыслимая вещь, отчего глаза прекрасной пани стали еще крупнее. Русский привычным жестом достал из нагрудного кармана сигару и правильно ее раскурил!

Обладатель подобного чопорного взгляда и манер обязан носить как минимум погоны польского полковника, а не мятую гимнастерку большевика, так подумалось Майе. Как похоже на поведение ее отца, насильно затащенного мамой в гости к далекой родне.

Девушка пристально посмотрела на русского, сложив губы в привычную самую изысканную и обольстительную улыбку. Ответ был оскорбительным, там тоже умели владеть лицом.

Капитан демонстративно оценил ее фигуру, на пару секунд задержавшись на особо выдающихся местах. Она чуть не задохнулась от отвращения, представляя, как холодные, почему-то сразу скользкие и липкие пальцы советского оккупанта трогают ее тело.

Русский довольно хмыкнул и на секунду в его глазах мелькнуло непонятное понимание. Затем офицер снова надел на лицо маску, склонил голову в вежливом поклоне и беззвучно зааплодировал.

Покончив с едой, капитан бросил немцу странную фразу про каких-то американцев из Африки, четыре года крадущих пиво фюрера.

Зачем будил? Гауптман, спал вполне мирно за большим, словно аэродром, столом, а теперь впал бешенство. Но ей неожиданно понравилась заказанная капитаном песня. Такая маленькая месть за поруганную Варшаву и ее несбывшуюся мечту.

Глава четвертая, в которой Максим получает за глаза кличку «бухгалтер» (2 июня 1941 года, вечер – 3 июня, утро вторника)

Оказавшись на улице, он с удовлетворением посмотрел на приятно опустевшую вокзальную площадь. Где-то рядом маячили головы кобыл и их водителей с нетерпением ждущих если не следующего поезда, то окончания летнего дня – ночной тариф!

Картину оживлял лишь одинокий дворник, устранявший последствия массового лошадиного старта, и при этом ворчавший (в переводе на литературный русский): «продукт, конечно, помогает от астмы, но не в таком количестве»…

Старательно выверяя путь, на капитана надвигался военный патруль. Максим остановился и, по морской привычке, принялся оценивать, насколько эффективно «ордер» из трех вооруженных единиц ложится на боевой курс, при виде его чемодана.

— Товарищ капитан, вы тоже с поезда? — громко, но совсем устало, спросил молодой лейтенант. Еще бы, патруль на вокзальную площадь считался одним из беспокойных. Проблемы создавали большей частью не нарушители, а приезжие. Приходилось не только проверять документы, но и объяснять, как добраться до крепости, Южного или Северного городка.

Рядом топтались два патрульных красноармейцев с карабинами «на ремень». Им совсем не улыбалось бегать по беспокойной привокзальной площади до часу ночи.

Не торопясь, Ненашев извлек из полевой сумки небольшую книжицу и, с саркастическим видом, побарабанил по ней пальцем. Надо входить в образ. Командир, постоянно носящий дисциплинарный устав, обязан знать толк в извращениях над всем, шевелящимся в военной форме.

Службист, педант, формалист! Короче, зануда.

Очень неуютно почувствовал себя начальник патруля, немедленно осознавая промах. Он представился несколько не по уставу.

— Виноват, лейтенант Тимченко. Комендантский патруль, — вытянувшись в струнку и, чуть покраснев, назвался юноша. Потом открыл планшетку, и гордо показал удостоверение с красной полосой.

— Мне приказано встречать всех прибывших.

— До часа ночи, ноль-ноль минут.

— Так точно. Теперь попрошу ваши документы.

Изучив предписание, лейтенант, попытался объяснить Ненашеву дорогу до Пушкинской улицы, где находилось здание штаба укрепрайона, но осекся, теперь нарвавшись на какой-то странный и отсутствующий взгляд.

— Что-то не так, товарищ капитан?

— Все нормально, я знаю Брест. И вот что, сынок…

Максим, как-то заботливо, почти по-отцовски, поправил немного сбившуюся амуницию лейтенанта. Отошел на один шаг и красиво, по-морскому, отдал честь.

Патрульные красноармейцы едва не взяли «на караул», а Тимченко постарался запомнить жест.

«Удачи тебе, Николай!» — Ненашев подхватил свой громоздкий ящик, а сунувшийся, было к нему «бомбила», получил в ответ порцию флотского мата.

Панов, сжав кулак, мрачно констатировал, что опять сорвался. Лейтенант вновь вызвал ненужный всплеск эмоций.

А что бы вы сказали, встретив наяву чуть ли не сошедшего с небес привратника у ворот? «Мне приказано встречать всех прибывших» вновь прозвучал в голове Панова голос пока еще живого Тимченко. Вот и его встретил.

Ох, слишком много отставной полковник знает про Брест, и хорошего, и плохого. Пять минут назад Максим встретил юношу, чье имя золотыми буквами долго значилось на гранитной доске зала Брестского вокзала. Фамилией строчку дополнили спустя десятки лет.

Двадцать второго июня вокзал достался немцам целым, лишь с побитой осколками черепицей и разбитыми стеклами. Никаких ожесточенных боев и сгоревших залов. Утром следующего дня на перронах «швартовались» эшелоны с запада.

Люди, бросившиеся сюда, в надежде уехать, спрятались в подвалы. Потом вышли, иначе женщинам, детям и невоенным, по сути, людям грозила гибель.

К утру двадцать третьего июня внизу останется лишь малая горстка из военных, милиции, и людей с партбилетами, решивших стоять до конца. Николай возглавит их оборону и погибнет, проявив невероятное мужество, сознательно умерев стоя, а не на коленях.

****

Дорогу капитан знал. В Бресте он бывал проездом, предпочитая путешествовать по Европе на автомобиле. Пересекая границу Белоруссии, Панов не забывал за лобовым стеклом «Фольксвагена» на месте, где когда-то висел спецпропуск, укреплять табличку с надписью «трофейная» в рамке из георгиевской ленты.

На дорожную инспекцию она действовало более убедительно и вызывала постоянную добрую усмешку у местных жителей.

Максим сделал небольшой крюк и пошел, гремя чемоданом, по центральной улице имени Ленина.

Как непривычен облик довоенного города! Стоят дома, которые сгорят в пожаре грядущей войны. Тротуары и мостовые выложены шестиугольной плиткой. Рядом со зданием Польского банка, вывеска с аббревиатурой «НКВД».

Всех людей, встретившихся на пути, Ненашев уверенно делил на две категории – жители города и приезжие с востока.

Горожане одевались с каким-то лоском, особенно мужчины, дефилирующие по улицам в костюмах и шляпах. Настоящие польские «гангстеры» из фильма «Ва-банк».

Одежда «восточников», так жаргонно называли всех, кто прибыл помогать Западной Беларуси строить Советскую власть, смотрелась гораздо скромнее.

Френчи, подпоясанные ремнем гимнастерки с одетым поверх пиджаком. Брюки у всех обязательно заправлены в сапоги. На головах – фуражки или кепки, различных оттенков: черных, серых, белых или защитного цвета.

Очень много публики разъезжало на велосипедах, демонстрируя былой городской достаток.

Хм, какая шикарная блондинка в шифоне «горошком» с белым кружевным воротничком и приколотой брошью идет ему навстречу. Максим, невольно обернулся и проводив красотку восхищенным взглядом.