Азаренко изумленно привстал, пристально глядя в глаза «сержанта». Нет, он его не знает и видит первый раз. Провокатор? И еще, чем же таким знакомым от него пахнет?

— Он просит показать часы.

— Это невозможно, они в Москве.

— Тогда он хочет услышать подробное описание, или мы уйдем.

Азаренко усмехнулся. Ага, щас!

Стоит ему поднять трубку, и на ребят из НКВД найдется управа из особого отдела дивизии. Максим улыбнулся в ответ, открыл портфель и показал генералу содержимое – толовые шашки, сверху граната с характерной длинной ручкой.

Он знал, что Модеста выжил. Упертый испанец, не зря они тогда так сошлись друг с другом[440]. Но действия Максима – чистая и просчитанная импровизация. Для пущего драматизма Панов себя накачивал, впадая в контролируемую истерику.

Жить с мыслью, что ничего нельзя изменить невыносимо! Все его поступки бессмысленны! Даже малую часть истории никогда не изменить. Его лишили всего – семьи, друзей! Что он здесь забыл? Вот и причина – наконец увидеть, что там, за кромкой. Будущее он и так знает! Батальон и без него придержит на пару часов немцев у границы. Если время не имеет обратного хода, то пусть безвозвратно остановится! Лицо его скривилось. Он все пережил. Даже смерть. Так-так, а ну, Саша, приостановись!

Генерал посмотрел на «сержанта». Тот хоронил себя на глазах. Не шутит, и плевать ему даже на капитана, в ужасе смотревшего на спутника. Граната настоящая. Из рукоятки выпал белый фарфоровый шарик на шелковом шнурке. Отчаянный. Значит, не врет. Это не провокация. И запах, исходящий от спутника разведчика, он узнал. Пахло железной дорогой. Прибыл в Брест машинистом или смазчиком. Да, как раз в эти часы разгружают немецкий эшелон.

Азаренко медленно и осторожно вновь поднял трубку телефона и спокойно произнес.

— Принесете нам чаю, — пограничник показал ему два пальца. — Нет, на двоих.

«Угу, а этому немецкому гаду кофе», — подумалось Ненашеву. Нет, не та ситуация, да и нет здесь хорошего напитка. Вернулась возможность шутить. Значит, он опять полностью контролирует свое поведение.

Генерал старательно, не сбиваясь, описал, как выглядит подарок испанского друга. «Немец» после перевода выдохнул и облегченно кивнув, понятно произнеся «Рот-фронт. Интербригаден. Эрбо»[441] и еще что-то.

— Он никогда не видел часов, но знает о вашей дружбе.

«Ну что же, — подумал Азаренко, — хотя бы честно. Мы проверили друг друга».

— Я готов его выслушать.

— Он говорит, разговор будет недолгим. Мало времени, и деликатных выражений товарищ э-э-э… Хаген выбирать не станет.

Ой, как сверкнул на него глазом Максим. Ничего-ничего, не только тебе издеваться. Другим тоже хочется. Однако дальше Елизаров занимался исключительно переводом, услышав в конце звук сломанного карандаша. Еще бы, Азаренко просто был обязан придушить «немца». Ненашев в своем репертуаре, но в переводе с «хохдойче» на литературный русский.

Ненашев и Елизаров о совместном визите никогда не вспоминали. И документов не осталось. А журнал на проходной сгорел во время неудачного нападения на пустой штаб дивизии местных польских партизан-диверсантов.

Последующее обсуждение свелось к паре недокументированных фраз.

— Ты кем в Испании воевал? Если можешь говорить, скажи, ? как-то уважительно спросил пограничник. На искренний ответ Михаил не надеялся. И так понятно. У Ненашева знаний на ромб[442]. Если не так, то две-три шпалы в петлицы добавить стоило.

Елизаров ждал ехидной реакции, и она последовала.

— Могу, конечно. Только я там не воевал. Отдыхал рядом с Мадридом вместе с семьей три года назад.

«Ну вот, опять он за свое», — покачал головой Михаил, но не обиделся.

Урок он усвоил, осознав, какую важную роль пришлось играть в учиненном спектакле. Паузы во время перевода давали Ненашеву драгоценные минуты обдумывать каждое слово. А еще, комдив – человек крутой. В эти моменты генерал немного остывал, сердясь на «неправильный» перевод и тупость «немца». Градус напряженности во время беседы повышался плавно, не переходя в приступ начальственного гнева. В довесок, огромную роль играл расчетливо выбранный запах железной дороги, исходящий от артиллериста.

Ненашев будто гору сбросил с плеч.

Нет-нет, капитан не изменил ход войны. Сражение за Брест Красная Армия проиграла еще дней десять назад. Только в фантастике дивизии тушканчиками прыгают с места на место, держа в лапках многотонные материальные запасы.

Хотя нет, он не прав!

Именно так в начале войны планировали контрудары, не думая ни о времени, ни о пространстве. Какая, к черту, логистика! Штабы рисовали красивые стрелочки на карте, а дивизии били врага не кулаком, а растопыренными пальцами, вступая в бой по частям.

Здесь случай тяжелый. Концентрированного удара немцев не выдержит и пара современных мотострелковых бригад. Сценарий гарантировал гибель и им. Положат немало врага, но целиком на группировку боезапаса не хватит. «И выучки», — подсказал голос изнутри, знавший, как готовили к войне войска перед наведением конституционного порядка.

Для тех, кто в крепости, он сделал все что мог, показав генералу возможность потрепыхаться. Но не все полки стояли в цитадели. Сорок вторая дивизия первого формирования окончательно сгинет в «киевском котле». А другая дивизия, шестая орловско-хинганская, закончит войну в августе сорок пятого. История могла повториться спустя много лет.

Восьмое августа две тысячи восьмого года. Грузины бьют по Цхинвалу. Миротворцы несут потери. Начальник Генштаба никак не может принять решение, все уточняя масштаб применения войск. Хотя четкие и недвусмысленные указания главнокомандующий ему дал. Рокский тоннель, те же ворота крепости, если запрут – всему хана.

Первую директиву не поняли, пришлось вдогонку давать вторую. Управление войсками в первый день потеряно… из-за переезда главного оперативного управления в новое здание. Связи почти нет, в ход идут сотовые телефоны: что там происходит, какая обстановка?

Но нашлись те, кто в хаосе неразберихи взяли на себя ответственность. Урок сорок первого навсегда усвоен.

Попасть в штаб погранотряда без приключений не получилось.

Хотя, какое приключение? Эпизод. Пустяк. Нелепая мелочь.

Внутри пивного заведения хлестнули несколько выстрелов. Дежуривший рядом патруль бросился в дверь. Но выстрелы прозвучали опять. Стекло витрины со звоном осыпалось. Оттуда неуверенной походкой вышел человек, скривившись и прижимая руки к боку. Он посмотрел на Максима невидящими, полными ужаса и боли глазами, а потом осел на мостовую.

Ненашев дернулся, увидев наяву, почему вечером двадцать первого командиры шли ночевать в город без оружия.

Елизаров еле удержал за рукав своего «сержанта».

— Не лезь, разберутся.

Патруль вытаскивал из кабака не вполне трезвого лейтенанта. Из разбитой губы парня текла кровь, кобура расстегнута и откровенно пуста. Минут через пять подъехала скорая помощь. Неизвестного штатского уложили на носилки, закрыв простыней[443].

— Пошли, — зло сказала Михаил.

Разборки с местными, часто сильно обиженными на новую власть, доходили до драк. Особенно, когда стороны разогревались пивом и тем, что покрепче.

В один день терпение командования лопнуло, и у дверей заведений выставили патрули. Слишком злачные точки хотели прикрыть, но – не спорить же со всем Наркоматом торговли.

Черт, отбирать сюда кадры надо тщательнее и хорошо инструктировать заранее. Пусть город советский, но не совсем забыл старую жизнь. Меньше двух лет, как сюда пришла Красная Армия. Не всех врагов, их пособников, вычистили отсюда. Да и выпивая, тоже надо контролировать свою речь, а то так прямо и плодят несдержанные люди противников нашей власти.