– Они разбили лестницу! – воскликнул он. – Значит, мы окончательно в ловушке!

– Не совсем так, дружище! – ответил Тала. – Я думал об этом еще раньше, чем наши враги догадались отрезать нам пути отступления вниз. В зале на втором этаже я нашел множество всяких канатов, которые отлично заменят нам лестницу. Нужно только продержаться до ночи.

– Но сумеем ли мы выбраться незамеченными? – недоверчиво спросил Сидон. – Вряд ли можно допустить, что крепость не охраняется.

– Я знаю окрестности как свои пять пальцев! – уверенно ответил Тала. – Ручаюсь, что под покровом ночи нам прекрасно удастся выбраться отсюда. Предоставь это дело мне, и все пройдет великолепно.

В этот момент их внимание привлекло оживление на борту стоявшей в гавани триремы.

– Ого! – сказал Тала, пристально всматриваясь вдаль, в сторону вражеского корабля. – Похоже, они хотят высадить на берег весь свой экипаж. Мне это нравится!

– Нравится? А мне нет!.. Проклятые карфагеняне, кажется, собираются раздавить нас еще до наступления ночи! – пробормотал Сидон.

– Ну, это им вряд ли удастся, – возразил Тала. – А что до триремы, то эта чистка может оказаться нам очень даже на руку. Если не найдем другого выхода, то попытаемся захватить корабль и на нем уйти от этого столь негостеприимного берега.

Остаток дня прошел сравнительно спокойно.

Гарнизон крепости, хотя и значительно подкрепленный людьми с триремы, не пытался предпринимать решительных шагов по отношению к осажденным, рассчитывая, очевидно, взять маленький отряд измором. Лишь изредка находившиеся во дворе крепости стрелки принимались осыпать башню тучей стрел, но всякий раз, убедясь, что они не наносят осажденным ни малейшего вреда, тут же прекращали обстрел.

Едва только солнце опустилось в море за горизонт, как Сидон с товарищами притащили наверх все канаты из оружейной и с лихорадочной быстротой принялись вязать их между собой.

Когда закончили эту работу, ночь уже окутала все своим черным покрывалом до самого горизонта. Ни снаружи, ни изнутри крепости не доносилось ни единого звука. Казалось, что неприятельский стан, а вместе с ним и сама природа затаились, словно выжидая.

– Я со своими воинами спущусь первым! – сказал Тала, подавая знак к началу побега. – Но сначала надо удостовериться в том, что на крыше коридора, на которую мы спустимся и по которой должны дойти до крепостной стены, нет неприятельских постов. Ты, Сидон, вместе с Фульвией и Хирамом спустишься следом за мной. Возьми с собой на всякий случай запасной канат – он может пригодиться. Ну, за дело!

Прикрепив импровизированную лестницу к тяжелой катапульте, осажденные один за другим начали спускаться вниз. Все еще чувствовавшего себя очень слабым Хирама спустили с помощью двух дюжих нумидийцев.

Добравшись до небольшого бастиона, венчавшего собой обращенную к морю стену крепости, беглецы облегченно вздохнули.

– Путь свободен! – сказал Тала, развязывая обмотанную вокруг его кирасы веревку и закрепляя ее на одном из зубцов бастиона.

Через некоторое время они выбрались из роковой крепости. Беглецам пока ничего не грозило…

Было уже далеко за полночь, когда отряд беглецов после долгого блуждания по окружавшему крепость лесу выбрался к берегу.

– Ну, – сказал Тала, – одна половина дела сделана. Осталась вторая, более легкая – захватить трирему. Я почти не сомневаюсь в успехе этого предприятия. На боевых судах Карфагена и так-то всегда небольшие экипажи, а тут еще большую часть воинов переправили с корабля на берег для подкрепления гарнизона. Так что бояться нам нечего.

– Но я не вижу здесь, на берегу, лодок! – заметил Сидон. – Неужели, высадив людей, их отправили обратно к кораблю? Это было бы печально.

– Да, лодок действительно нет! – ответил Тала. – Но вряд ли это может оказаться для нас серьезным препятствием. Я и мои воины плаваем как рыбы, и проплыть двести-триста шагов до триремы нам совсем нетрудно.

За несколько минут выработали общий план действий. Согласно этому плану, Хирам с Фульвией и несколько человек нумидийцев оставались на берегу, а все остальные должны были вплавь добраться до триремы и захватить ее.

Слегка ослабив ремни кирас и зажав зубами мечи, Тала и Сидон вместе со своими воинами бросились в морские волны и, бесшумно рассекая лениво колыхавшуюся поверхность моря, поплыли в направлении к темневшему невдалеке силуэту вражеского корабля.

Сидон, самый искусный и опытный пловец во всем отряде, несколькими сильными взмахами опередил своих товарищей и подплыл к слегка покачивающемуся на волнах кораблю в то время, когда остальные находились еще на полпути. Проплыв бесшумно вокруг триремы, он легко нашел удобное место, откуда можно было выбраться на палубу, ухватившись за свисавший с нее конец каната.

Сидон прислушался. С палубы не доносилось ни звука. По всей вероятности, все, кто остался на борту триремы, чувствовали себя в полной безопасности и спали мирным сном.

– Интересно, – пробормотал гортатор, – догадались ли они выставить стражу? И где она сидит?

Подумав мгновение, он решительно схватился за канат и, скользя, как привидение, стал подниматься вверх, упираясь ногами в крутой борт корабля.

Не успел он ступить на палубу, как чья-то железная рука схватила его за горло, и над ухом прозвучал испуганный и одновременно недоумевающий голос:

– Измена! Измена! Все наверх!

Напали так неожиданно, что гортатор мгновенно оказался прижатым к борту и лишенным возможности защищаться.

К счастью, в этот миг над бортом показалась голова Талы, спешившего на помощь к задыхавшемуся Сидону. Увидев его, державший гортатора воин выпустил свою жертву и бросился по палубе, неистово крича:

– На помощь! Нас предали!

Через несколько секунд на палубе показалось человек десять заспанных, полуодетых солдат с мечами и щитами.

– Сдавайтесь! – крикнул им Тала, угрожающе размахивая коротким бронзовым кинжалом.

Моряки попытались было наброситься на двух смельчаков, дерзнувших напасть на их судно, но, увидев, что через борт на палубу один за другим соскакивают рослые и хорошо вооруженные нумидийцы и недвусмысленно тянутся руками к своим мечам, поняли, что сопротивление совершенно бессмысленно.

– Сдаемся! – сказали они. – Если нам будет сохранена жизнь.

В несколько минут весь экипаж был обезоружен. Не теряя ни секунды, Тала с несколькими нумидийцами спустил на воду одну из шлюпок и доставил Хирама, Фульвию и оставшихся на берегу воинов на борт триремы.

– Спасибо вам, друзья! – с чувством произнес Хирам, едва ступив на палубу судна. – А пленных отпустите. Пусть возьмут одну из шлюпок и плывут куда хотят – теперь они нам не опасны.

Его приказание было тотчас же исполнено.

– Теперь, мои бравые товарищи, на весла! – обратился Тала к своим воинам. – А ты, Сидон, занимай привычное тебе место гортатора и направляй бег судна к Карфагену. Дорогой обдумаем, как нам быть и что делать.

Убедившись, что море вокруг совершенно пустынно и незаметно никаких следов присутствия вражеских кораблей, Тала подхватил Хирама под руки и свел его вниз, в каюту, чтобы там как следует осмотреть его рану и сделать перевязку.

– Как ты думаешь. Тала, долго еще из-за этой раны я не смогу держать в руках меч? – спросил Хирам после того, как Тала быстро глазами знатока осмотрел длинную рассеченную рану на груди карфагенянина и наложил свежую повязку.

– Недели через две будешь на ногах, – ответил Тала. – Благодари судьбу, что она тебя создала таким крепким: только при таком могучем сложении, как у тебя, можно выжить при такой тяжелой ране.

Он немного помолчал.

– Да, – добавил он потом задумчиво, – великий Ганнибал знал толк в людях, и его выбор недаром остановился на тебе. Ах, если бы он был жив! Впрочем, его отечество заслуживает того наказания, какое ему готовится. Говорят, Рим объявил войну Карфагену. Похоже, что всего лишь через несколько дней мы увидим у берегов республики боевые корабли горделивых италийцев.