Сидон и несколько воинов, не ожидая приказания, бросились к двери, чтобы отрезать дорогу шпиону.

Но Фегора, казалось, ничуть не обескуражил и этот судорожный прием, и даже то, что воины теперь ждали лишь сигнала Хирама, готовые броситься на пришедшего.

– Та-та-та! Зачем торопиться? – сказал он спокойно. – Я пришел к вам, как это ни странно, с дружескими… гм… намерениями.

– Хорош друг! – вызывающе и презрительно воскликнул Сидон.

– Почему нет? – пожал плечами Фегор. – Что мешает нашей дружбе?

– Дружба профессионального предателя…

– О боги! – поднял к небу руки Фегор, поглядывая вокруг полными насмешки глазами. – Каждый делает, что может. Один, как ты, рожден моряком, и ему предназначено утонуть в какой-нибудь луже. Другой самой судьбою уготован быть солдатом и расколоть свой медный лоб о какой-нибудь камень. А я рожден быть шпионом. Что хуже, что лучше – знают одни только боги, если, конечно, они вообще что-нибудь знают… И потом, что за презрение к моему ремеслу? Клянусь, оно ничем не хуже, чем ваше. Оно гораздо опаснее, чем ремесло солдата, ибо вы деретесь временами, а шпион всю жизнь ведет войну, не зная отдыха, и часто его спасает только одно – хитрость, ум, тогда как вы прячетесь под броней.

– Довольно болтовни! – прервал Хирам его апологию предательства и шпионства. – Говори, зачем ты пришел к нам? Опять предать нас?

– Глупости! Сразу видно, что ты – не деловой человек, хотя сражаться и умеешь. Я же сказал вам, что пришел с дружескими намерениями. Но, разумеется, кого-нибудь я уж непременно предам – без этого я не могу обойтись. Но на этот раз не твоя, Хирам, очередь: я предаю не тебя, а Гермона. Каждый делает, повторяю, что может. Я же, со своей стороны, стараюсь все исполнять самым тщательным образом. Люблю делать дела чисто. Такова моя натура. Я поклялся Фульвии, что стану на твою сторону, и сдержу свое слово. Разумеется, не даром. Ты должен будешь заплатить мне, и заплатить щедро.

– Тебе будет достаточно одного таланта? – спросил Хирам.

– Уф! – вздохнул Фегор. – Клянусь богами, я и не подозревал, что ты можешь быть таким выгодным клиентом и награждаешь за маленькие услуги по-царски. Знай я это, давно бы перешел на службу к тебе. Чтобы заработать талант, я должен был до сих пор работать не меньше четырех-пяти лет. За талант я предам кого угодно, сделаю все, что тебе понадобится.

– Значит, ты действительно поможешь похитить Офир?

– Да, разумеется! Берусь возвратить ее тебе, но, конечно, при условии, что твои друзья помогут мне. Дело не такое простое и легкое. Без борьбы его не обделаешь. Тсоур боится нападения. Он принимает серьезные меры для того, чтобы не допустить похищения Офир.

– Хорошо! – подумав, ответил Хирам. – Если ты говоришь серьезно, то все мои воины в твоем распоряжении. Когда же ты думаешь приняться за дело?

– Хорошо мгновенно раздавить сандалией скорпиона, когда тот ползет! – ответил Фегор. – Но такие предприятия, как наше, можно только испортить излишней торопливостью. Ни сегодня, ни завтра. Покуда тут царит еще сравнительный порядок, было бы, по меньшей мере, глупо делать что-нибудь. Но ты, наверное, уже слышал о грозе, идущей на Карфаген.

Хирам кивнул.

– Ну вот. Боги, какая сумятица вскоре поднимется тут, в гордом Карфагене! – как будто со злорадством хихикнул Фегор. – А какая паника! А сколько бестолковщины! А сколько неосторожных глупостей и промахов наделают люди, которые считают себя умными! Держу пари, что не только гордый Гермон или нежно влюбленный в твою невесту Тсоур, но и мудрейший Совет Ста Четырех – все потеряют голову, станут беспомощными, как дети. Разумеется, тогда ослабят надзор, займутся другим. Тогда мы и будем орудовать.

– Но верно ли то, что Рим собирается начать войну с Карфагеном? Может быть, это только пустая угроза? – спросил Хирам.

– О, начать войну? – воскликнул Фегор. – Но республика сама уже, словно баран, отдалась в руки римлян! Этой ночью вернулись из Рима послы. Они ездили туда жаловаться на постоянные притеснения, которые чинит Карфагену Массинисса. В Риме их прижали, римляне обвинили во всем Карфаген, римляне потребовали исполнения унизительных условий. И Карфаген отдался на милость римского сената, приняв все его требования.

– Без сопротивления? Без борьбы? – вскочил, сжимая кулаки, Хирам.

– А кто стал бы сопротивляться? – спокойно ответил Фегор. – У нас нет больше армии.

– Но зато у нас есть могущественный флот, который еще может оспаривать у римлян победу…

– Наш флот безоружен.

– Как безоружен? Что ты говоришь?

– Да, Совет Ста Четырех взял на себя обязательство выдать римлянам все оружие, какое только имеется у нас в наличности. Завтра двести тысяч кирас, все мечи, щиты и даже тяжелые боевые орудия, катапульты, будут погружены на корабли и отправлены в Рим. А потом война все равно вспыхнет, в этом нечего сомневаться, и Карфаген уже не выйдет из нее победителем. Римляне слишком хорошо умеют обделывать свои дела.

– Но мы будем бороться! – с дикой силой воскликнул Хирам. – Мой меч еще послужит моему отечеству, пусть даже из-за этого я потеряю любимую женщину.

Фегор повернулся к дверям.

– У меня много дел! – сказал он равнодушно. – До свидания. Я ухожу. Ты же, Хирам, довольствуйся покуда теми сведениями, которые получил: голубка твоя жива, находится здесь, по крайней мере ей не грозит никакая опасность. А там посмотрим, что можно будет сделать…

По уходу Фегора люди Хирама, окружив своего предводителя, вступили в оживленный разговор. Разумеется, речь шла о судьбах Карфагена, о грозящей «Владыке Морей» опасности. Вспомнились годы былой славы Карфагена, когда его грозный флот господствовал на всем Средиземном море, ходил за Геркулесовы Столпы, в воды, омывающие таинственные земли угрюмого Севера и далекого Запада. Вспоминали былые победы и славные походы, пытались на все лады объяснить, каким образом Карфаген дошел до унижения, до рабского подчинения требованиям Рима, под стенами которого еще недавно стояла грозная армия Ганнибала.

По окончании утомительной и неудачной второй пунической войны словно безумие овладело суфетами Карфагена. Доверяя договору, заключенному с Римом, Карфаген жил обычной размеренной жизнью. Снова, как встарь, его корабли бороздили моря, снова город вел колоссальную торговлю с Севером и Югом, Востоком и Западом, и снова в сокровищнице негоциантов «Владыки Морей» скоплялись несметные богатства. Но эти богатства были достоянием немногих, тех, кто захватил всю власть, тех, кто презирал права населения и заботился только о собственной выгоде. И в то же время, словно усыпленные чарами рока, «отцы отечества» Карфагена не заботились о том, чтобы страна снова стала могучей, грозной для врагов, не заботились об армии, целиком предоставив дело защиты Карфагена ордам наемников, не развивали флот.

По-другому держался Рим.

Там, казалось, в воздухе носились слова: «Карфаген должен быть разрушен!»

И народ Рима все эти годы систематически готовился к новой, уже окончательной битве. Рим строил боевые суда, Рим собирал и обучал войска, и в этих войсках главной силой были не наемники, как в Карфагене, не алчные и продажные авантюристы, продающие свою кровь за золото, а люди, которые осознанно шли в солдаты, знавшие, куда они пойдут и за что будут сражаться.

Но в Риме знали, что его победы, все его завоевания могут в одно прекрасное время потерять все свое значение: в Карфагене мог родиться новый герой, подобный Гамилькару или великому Ганнибалу. Высокая культура Карфагена могла дать неистощимые запасы сил, колоссальные средства для борьбы. Правда, Карфаген унижен, но он оправляется с поразительной быстротой. Правда, в нем царят распри, раздоры, нет той горячей любви к родине, как у римлян, нет единства. Но кто знает, что будет завтра?

Быть может, кто-нибудь сумеет заговорить с карфагенянами на понятном им языке, могучей рукой выкует из разрозненного, пестрого населения Карфагена единое целое, и поведет снова в бой неисчислимые полчища, и вновь, как во дни Ганнибала, принесет в самое сердце Италии огонь и меч…