– Подумай, Фульвия, на что ты меня толкаешь! – вопил Фегор с искаженным лицом, хватая за руку Фульвию. – Бежим ради всех богов, бежим! Смотри, последние рабы уходят. Постойте, постойте, люди! Сейчас отнесете мои сундуки. Фульвия! Идем же!

Но Фульвия презрительно засмеялась.

– Я остаюсь тут, мой возлюбленный! – сказала она глухим, полным тоски голосом. – Мы отпразднуем нашу свадьбу тут, в Карфагене, где боги послали мне счастье увидеть тебя. Ты защитишь меня от всяких опасностей, а я отплачу тебе нежной и страстной любовью…

Фегор, побледнев как полотно, махнул рукой.

– Рабы, оставьте мои сундуки, – сказал он мрачно. – Моя госпожа, которой принадлежит моя жизнь, решила, и да сбудется воля ее. Я остаюсь.

Потом он обернулся к Фульвии:

– Ты видишь, исполняю твое желание. Но не закрываю глаза. Нет, я знаю, что будет. Я проклинаю и вместе благословляю тот день, когда увидел тебя. Проклинаю, потому что в тот день меня обрекли на гибель. Благословляю, потому что в тот день я впервые полюбил женщину, отдал ей душу, все свои помыслы. Я уже не тот Фегор, который смеялся над всем и над всеми, всех продавал и всех предавал. Ты взяла мою душу. Ты сделала из меня другого человека – и этим ты убила меня. Так пусть же, если так суждено, я погибну в стенах Карфагена рядом с тобой!

– Прощай, Офир! Будь счастлива! – крикнула, не отвечая Фегору, Фульвия, видя, что Офир готова покинуть дворец Гермона.

– Иди с нами, Фульвия! – донесся крик Хирама и Офир.

Но Фульвия отвернулась и молча села на скамью. Фегор стоял рядом с ней.

Задуманная Хирамом морская вылазка увенчалась частичным успехом.

Квинкверема, на которой нашли себе убежище Хирам, Сидон, Тала, нумидийцы Хирама, Гермон, Офир и некоторые близкие Гермону люди, удачно прорвалась сквозь флот римлян, уничтожив ударами грозного тарана несколько вставших на ее пути судов. За квинкверемой Хирама прорвалось еще несколько карфагенских судов. Но римляне скоро оправились, завязался отчаянный бой с другими покидавшими порт судами, и карфагенян погнали обратно в порт, куда следом ворвались римские суда.

Тут, в узком пространстве, где суда с трудом могли развернуться, началось беспощадное истребление последних морских сил Карфагена. К утру от карфагенского флота не уцелело ни единого корабля, кроме тех немногих, которые успели прорваться.

Хирам, видя, что его отчаянный план терпит неудачу, хотел вернуться в порт и погибнуть, сражаясь с врагами отчизны, но Гермон запротестовал.

– Над Карфагеном свершается суд небес! – сказал он. – Мы уйдем отсюда. Мы вернемся к родным берегам древней Финикии, откуда пришли сюда. Там мы попытаемся возродить Финикию, чтобы она отомстила римлянам за гибель Карфагена.

И легкое суденышко помчалось с безумной быстротой, навсегда покидая берега, где свершался последний акт беспримерной исторической драмы – гибели целого народа. Этот великий народ мог спасти ценой унижения и рабства свою жизнь. Но было еще одно условие: покинуть морские берега, отказаться от моря. И народ предпочел погибнуть.

На корме убегающей квинкверемы рядом стояли Хирам и Офир. Глаза молодой девушки были полны слез, мрачен и грозен был взор воина.

– Будь, проклят ты, гордый и беспощадный Рим! – произнес Хирам. – На этот раз ты торжествуешь. Ты истребляешь своих врагов, ты захватываешь все новые и новые края. Тебе все тесно в этом мире, тебе все мало побед. Но настанет день, когда тебя раздавит от тяжести награбленного. Твою кровь отравит смертельный яд, потому что с каждым новым варварским поступком своим ты пьешь частицы яда. За тех, кого погубил ты, придут неведомо откуда страшные мстители. В водах Тибра омоют свои копыта кони пришельцев. Стены Рима будут разрушены, его храмы осквернены, его святыни оскорблены, как сейчас ты, Рим, оскорбляешь святыни других. Будь ты трижды проклят, Рим!

Три дня спустя участь Карфагена была окончательно решена. Сципион собрал под стенами полуразрушенного города все свои войска в полной готовности к последнему штурму, но, желая избежать кровопролития, послал парламентеров в город, предлагая пощадить жизнь всем, кто решит покинуть город.

Свыше пятидесяти тысяч человек – почти сплошь женщины и дети – вышли из города и сдались римлянам. Среди них был и тот, кто должен был умереть, защищая отчизну, – гордый Гасдрубал. Но с ним не было ни жены, ни многочисленных детей. Благородная женщина, видя, что Гасдрубал уходит, взошла на крышу храма Эскулапа вместе с детьми и бросилась оттуда на камни мостовой. Она не хотела пережить позор и гибель родины.

В полдень римляне пошли на приступ.

К вечеру город пылал: римляне, взяв стены, проникли в город и отчаянно осаждали Капитолий, в котором засели последние защитники Карфагена, а отдельные отряды брали штурмом буквально каждый квартал, каждый дом. Никто не просил пощады, и никто не щадил.

Два человека, стоя на верхней террасе покинутого всеми дворца Гермона, наблюдали эту ужасную и вместе с тем великолепную картину гибели Карфагена: Фульвия и Фегор.

Кругом бушевало море огня. Становилось трудно дышать. Каждое мгновение дворец Гермона готов был обратиться в огромный костер. А Фульвия поглядывала на огненные волны с каким-то ликованием.

– Пора спасаться! – крикнул ей Фегор. – Иначе мы сгорим здесь.

Вместо ответа Фульвия воскликнула:

– Боги, как светло! Сколько огня! Это – в нашу честь,

Фегор. Это – наши свадебные огни. Ты любишь меня, Фегор? Ты ждешь, когда я стану твоей?

Фегор молча кивнул.

Фульвия поднялась со своего места и пошла навстречу Фегору со странной, полубезумной улыбкой на губах.

– Ты верно и преданно любишь меня, Фегор? – шептала она, словно в забытьи. Иди же, иди ко мне. Я обниму тебя, зацелую тебя…

– Сейчас загорится дворец. Мы погибнем!

– Что? Нет, нет! Ведь ты любишь меня?

И она обвила его своими нежными руками с такой силой, что Фегор не мог пошевелиться. Огненная волна наконец докатилась до дворца Гермона. Запылало величественное здание. Пылали террасы и купола, пылали покои. А этруска не выпускала из объятий полузадушенного Фегора, влекла его к краю парапета, за которым бушевал океан огня.

Ужас охватил Фегора. В нем властно заговорил инстинкт самосохранения. Он рванулся из рук Фульвии, но было уже поздно: с неодолимой силой Фульвия увлекала его с собой. Все ближе, ближе…

– Ты любишь меня? – воскликнула Фульвия. – А я… Я люблю Хирама! А тебя – ненавижу. И я убиваю тебя!

Миг – и два тела упали с террасы, клокочущие волны пламени поглотили их.

А в городе одно за другим рушились здания. Римские солдаты уже проникли в Капитолий и перебили тех карфагенян, которые еще не покончили с собой.

Карфаген не существовал больше…