При этом известии Хирам опустил голову и глубоко задумался.

Между тем трирема все дальше уходила от острова, держа курс на Карфаген. Такой курс был взят по приказу Хирама, который еще во время осады крепостной башни Аргимуруса узнал от своих друзей все подробности исчезновения Офир при высадке на остров. Он еще тогда решил, что единственным местом, где могла найти себе убежище любимая им девушка, если ей удалось избежать смерти в морских волнах, был Карфаген.

Солнце уже близилось к закату, когда вдали начали обрисовываться неясной тенью высокие стены Карфагена.

– Через два часа будем на месте, – сказал Тала, подходя к Хираму.

– Да, – сказал Хирам. – Мы остановимся в торговом порту, а так как появление там нашего судна утром может вызвать тревогу, то нам придется этой же ночью позаботиться о том, чтобы так или иначе отделаться от нашей триремы. Постараемся придумать способ пустить ее ко дну, не привлекая внимания, ибо всякое к нам внимание грозит нам бедой.

– А где мы скроемся после высадки на берег? – спросил Тала.

Хирам задумался.

– Мы можем скрыться в доме моей матери, – сказала, выступая вперед, Фульвия. – Она будет очень рада принять в свой дом человека, который спас жизнь ее единственной дочери.

Хирам, который при этих словах вдруг вспомнил страшное признание шпиона Совета Ста Четырех во время поединка на карфагенском берегу, нахмурился.

– Но, – сказал он, – может, твоей матери… там уже нет?

– Как нет? – с изумлением отозвалась Фульвия. – Что могло заставить ее покинуть дом?

– Может… она умерла? – в замешательстве ответил Хирам, не зная, как ему открыть Фульвии, что мать погибла от руки Фегора.

– Когда меня вырвали из ее рук, чтобы принести в жертву Ваал-Молоху, она была жива-здорова. Но почему ты так говоришь?

Хирам, не отвечая ни слова, печально опустил голову. Было уж совсем темно, когда трирема вошла в гавань. Едва только бросили якорь, как Хирам распорядился спустить на воду большую шлюпку, в которую тотчас сошли все пассажиры триремы.

– Где твой дом? Веди нас, – печально сказал Хирам, обращаясь к Фульвии.

Пройдя по бесчисленному множеству пустынных узких улочек, отряд остановился перед небольшим каменным домиком. Дверь была раскрыта, и все жилище казалось необитаемым.

– Что это значит? – в изумлении спросила Фульвия с тяжелым предчувствием чего-то печального. – Неужели моей матери в самом деле нет дома?

– Давай сначала войдем! – заметил Сидон. – И увидим… Хирам печальным взором посмотрел на этруску, но не сказал ни слова. Отряд поднялся по лестнице на второй этаж, где была только одна большая комната с убогой постелью в углу. Сидон зажег две лампады и, поднявшись на третий этаж, через несколько минут вернулся оттуда с нескрываемым изумлением на лице.

– Странно! – сказал он. – Я не нашел наверху ни одной живой души. Этот дом, кажется, совершенно необитаем.

– А моя мать! – в отчаянии вскричала Фульвия. – Где она? Что с ней?

– Эту тайну знаю только я один, – наконец мрачно выдавил из себя Хирам. – И я сейчас открою ее тебе. Располагайтесь поудобнее, – продолжил он, обращаясь к воинам, – а пока оставьте нас с Фульвией одних.

Дождавшись, пока все вышли, Фульвия устремила на Хирама вопросительный взгляд.

– Что ты хотел рассказать мне о моей матери? – спросила она. – Говори скорей, не мучай меня!..

Хирам несколько минут все никак не мог решиться, затем ответил дрожащим голосом:

– Твою мать убил Фегор!

Фульвия покачнулась, схватившись дрожащими руками за сердце.

– А! – воскликнула душераздирающим голосом Фульвия, и лицо ее приняло зловещее выражение. – Он отнял у меня мою мать. За это он мне заплатит собственной жизнью!..

А несколько мгновений спустя глухо добавила:

– Завтра я иду к нему!

– Что ты говоришь, дитя! – испуганно поднялся со своего места Хирам.

Но Фульвия не ответила.

Закрыв лицо руками и вздрагивая всем телом от удерживаемых рыданий, она бросилась вон из комнаты и, шатаясь, поднялась на третий этаж, где для нее была приготовлена отдельная комната.

На следующий день Фульвия поднялась на рассвете и тотчас же вышла из дому, не предупредив никого, куда и зачем она ушла.

Пройдя уверенным шагом три или четыре улицы, она остановилась у дверей высокого многоэтажного дома, выстроенного в виде башни и имевшего довольно невзрачный вид. Несколько минут она стояла перед дверьми в глубоком раздумье, как бы колеблясь, входить ей или нет, затем решительно тряхнула головой и взялась за вделанное в дверь тяжелое бронзовое кольцо. Прозвучал резкий металлический звук, и минуту спустя в открывшейся двери показалось удивленное лицо Фегора.

– Фульвия… ты! – воскликнул он, почти в ужасе отступая назад.

– Как видишь, – отвечала этруска, стараясь казаться спокойной.

– Я не верю своим глазам! – продолжал шпион, беря Фульвию за руку и вводя ее в дом. – Я готов думать, что передо мной стоит не живая Фульвия, которая всегда избегала меня и относилась ко мне с презрением, а лишь ее призрак, та мечта, та далекая греза, которую порождала в моем мозгу пламенная любовь к тебе…

– Так ты все еще любишь меня? – насмешливо отозвалась Фульвия.

– О, больше жизни, больше почестей, больше всех сокровищ мира! – воскликнул Фегор. – Я готов даже отречься от своего отечества и сделаться римлянином, если бы ты этого захотела!..

– Очень приятно! – усмехнулась Фульвия. – Я пришла к тебе именно за тем, чтобы выяснить, насколько сильна и искренна твоя любовь. Если ты с такой готовностью собираешься ради меня предать свою страну, то тебе ничего не стоит раскрыть одну маленькую тайну, которая меня очень интересует.

– Что это за тайна? – удивился Фегор.

– Я хочу знать, где сейчас находится Офир, дочь Гермона. Фегор несколько мгновений колебался, затем ответил неуверенно:

– Она здесь, в Карфагене… Но какое тебе до нее дело?

– В доме Гермона? – продолжала вместо ответа свой допрос Фульвия.

– Этого я пока еще не знаю. Мне только известно, что ее жених, Тсоур, сторожит ее день и ночь. Боится новых попыток похищения Офир, хотя Хирам, как мне передавали, убит в недавней морской схватке.

– Тебя ввели в заблуждение! – спокойно возразила Фульвия. – Хирам жив и в настоящий момент находится здесь, в стенах Карфагена.

– А! – прорычал Фегор, яростно сжимая кулаки. – Этот человек собирается, кажется, похитить у богов их бессмертие! Но теперь, благодаря твоему признанию, я сумею свести с ним наконец наши старые счеты.

– Ты этого не сделаешь! – твердо заявила молодая этруска.

– Почему? Кто может помешать мне в этом? – злобно вскричал шпион Совета Ста Четырех.

– И не только не сделаешь этого, – продолжала Фульвия, не обращая внимания на ярость своего собеседника, – но поможешь Хираму найти и освободить Офир.

– Никто не заставит меня сделать это!

– Я заставлю! – ответила Фульвия. – Ты слишком давно твердишь мне о своей любви. Сумей же доказать теперь, что твои уверения не пустые слова.

Фегор прикусил губу и замолчал.

– Но я не могу предать Гормона, который мне платит за мое ремесло, – сказал он через несколько мгновений.

– Хирам заплатит тебе вдвое больше, – ответила девушка, – и, кроме того, он отдаст в твое распоряжение несколько десятков отборных воинов, с которыми ты сумеешь преодолеть все препятствия на пути к осуществлению цели.

– И когда Офир будет у Хирама…

Тогда…

Голос Фульвии внезапно сорвался, и глухое всхлипывание сорвалось с ее губ.

– Что это? Ты плачешь? – воскликнул Фегор.

– Нет, ты ошибаешься, – твердо ответила Фульвия, нечеловеческим усилием воли подавив готовые вырваться наружу рыдания. – Тогда я буду твоей…

Фегор поднялся с места.

– Отлично! – сказал он. – Я согласен. Если Хирам, как ты говоришь, заплатит мне щедро, то можно предать и Гермона.