Рассказываю Буранову о неожиданной снежной непогоде, о поисках оленей в комариной тайге. Мария тревожно прислушивается к нашему разговору. Еще на фактории я рассказал ей о своем обязательстве, и она очень волнуется.

— Сколько же потеряли все-таки? — хмурится Буранов,

— Тысячи две…

— Эх! Целое стадо… Вот и разводи оленей в тайге! Не знаешь, откуда беда грянет…

Вдруг Мария горячо вмешивается в разговор;

— На самолете нужно искать… Все, все видно с высоты. Я медведя и двух лосей в тайге заметила, когда сюда летели; лебедей на озерах пересчитала…

— Она дело говорит, — кивнул летчик. — Был я воздушным геологом и санитаром, за моржами гонялся, волков с самолета бил, теперь воздушным пастухом стану… На материке ребята делом занимаются, фашистов бьют в хвост и в гриву. А тут… Эх… полетим, что ли, Буранов, оленей ловить!

В полет собираемся втроем: Буранов, Ромул и я. Буранов займет кресло второго пилота, мы с Ромулом будем вести обзор через бортовые иллюминаторы. Бортмеханик Костя и Пинэтаун остаются на земле. Они уже развели дымокуры и натягивают большую брезентовую палатку нашего красного уголка.

В суматохе сборов не успеваю перекинуться и словечком с Марией. Может быть, дедушка Михась отложил поездку в Польшу?

— Товарищ Буранов, разрешите лететь на поиски! — просит Мария. — Я помогу высматривать оленей, зрение у меня острое…

Буранов кивает. Летчик машет из низкой кабины — пора лететь. Помогаю Марии юркнуть в люк. Наконец-то вместе. Устраиваемся рядом у зеркального иллюминатора. Совсем близко у стекла плещет зеленоватая вода. Задраенная кабина напоминает каюту подводной лодки. У иллюминатора правого борта на раскладном стульчике сидит Ромул. Он впервые в жизни поднимается в воздух.

Гидросамолет закачался на волнах. Взревел мотор. Плавно развернувшись, машина ринулась вперед. Иллюминаторы потонули в кипящих валах пены.

С высоты пятисот метров тайга кажется прозрачной, между деревьями просвечивает земля, и крупный зверь не скроется от всевидящих глаз воздушного наблюдателя. Прильнув к иллюминаторам, осматриваем пустынные дебри: самолет летит над тайгой межгорного понижения; оленей нигде не видно.

— Лось! — указывает вниз Мария.

Сквозь чащу ольховника продирается черно-бурый зверь; сверху он кажется крошечным, но это настоящий лесной гигант; стволы молодого ольховника гнутся под напором массивного тела. В Омолонской тайге водятся самые крупные в мире лоси, иногда они достигают вышины двух с половиной метров.

— Ромул, погляди!

— Ко-кумей! Однако, считать сохатых в тайге можно. — Бригадир удивленно прищелкивает языком.

В иллюминатор правого борта виден Синий хребет. Скалистые вершины и голубоватые долины, подернутые дымкой, кажутся близкими и доступными.

— Так вот он какой! — Расширенными глазами Мария всматривается в далекие толпящиеся вершины. Вид неизведанной горной страны увлекает ее.

Уже больше часа мы в воздухе. Летая параллельными маршрутами, обшариваем межгорное понижение. В тайге оленей нет. Куда же они запропастились?

— В горах искать надо, — говорит Ромул. — Комары гоняли оленей из тайги.

— Неужто к Синему хребту пошли?

— На юг не пойдут, на север убежали.

У меня на груди микрофон телефона. Прошу Буранова облетать безлесные долины заомолонских сопок.

Земля ползет вверх, встает дыбом. Ромул, вцепившись в подлокотники, с ужасом разглядывает опрокидывающиеся сопки. Летчик положил самолет в крутой вираж. Вот самолет выравнивается, земля опускается на место, и вдруг мы видим совсем близко Безымянную долину, под крылом самолета знакомые яранги стойбища, табун, сбившийся на плоской террасе. Внизу жарко, и олени кружатся, спасаясь от комаров.

Самолет промчался над перевалом, едва не задев брюхом каменистую седловину. Почти у иллюминатора мелькают, сливаясь в светлые полосы, каменные плиты.

— Уф! Водораздел позади. Вспотел. Ну и летчик, скучно ему, что ли, летать…

Под днищем самолета проплывает соседняя безлесная долина. Зеленеют луга, вьется речка. Пусто… оленей нет. Долина плавно спускается к границе леса. Снова водораздел. Еще одна пустая долина. Перепрыгиваем через крутой, узкий гребень.

Что такое?!

Под нами широкая, почти круглая долина. Она высоко приподнята над тайгой и примостилась ласточкиным гнездом у самого гребня скалистого хребта. Вся она в яркой зелени альпийских лугов, на солнце блестят ручьи.

— Олени! — вскрикивает Мария. — Вон там, видишь?

Сероватые крапины рассыпаны по дальнему зеленому склону. С высоты не сразу догадаешься, что это пасущиеся олени. Ну и острый глаз у девушки!

Самолет пролетает мимо ласточкиного гнезда. Летчик не заметил оленей.

— Олени по левому борту! — дико ору в микрофон.

Машина разворачивается и вдруг пикирует в дальний угол долины. Земля словно падает к нам. У самой земли машина выходит из пике и взмывает ввысь. Неведомая сила подбрасывает нас, и мы барахтаемся на полу кабины. Мария звонко смеется, она уже испытала воздушный прыжок.

Проклинаю летчика.

Самолет кружится, сгоняя обезумевших от рева мотора оленей в косяк. Считаю бегущих животных. Ого, в найденном косяке голов триста.

— Ай да воздушные пастухи! — слышу в наушниках рокочущий голос Буранова.

Самолет ложится на прежний курс и устремляется в следующую долину. Она полого спускается к границе леса. Оленей тут нет.

Через десять минут полета опять находим у самого водораздела высоко приподнятую висячую долину. На зеленом балконе пасется целое стадо отбившихся оленей. И опять летчик пикирует, сгоняя беглецов в большой табун.

— Однако, тысяча оленей!.. — возбужденно кричит Ромул.

Он стоит на коленях у иллюминатора, не отрывая глаз от стада, галопирующего по кругу. Трясущимися руками Ромул шарит за пазухой трубку и кисет.

— Ромул, а Ромул, очнись… Нельзя в самолете курить! — тормошит бригадира Мария.

Два часа находился самолет в воздухе. Мы облетели всю группу заомолонских сопок. В трех балконных долинах нашли всех потерянных оленей. Вероятно, эти зеленые балконы, хорошо обвеваемые ветрами, привлекли беглецов сочной зеленью и отсутствием комаров. Тонкий инстинкт вывел их сюда из комариного царства тайги.

Наш полет благополучно окончился на озере. Результаты полета превзошли все ожидания. В глубине души никто не надеялся на успех воздушного поиска.

Ромул неузнаваемо преобразился — никогда еще я не видел его таким радостным, возбужденным, полным энергии. Распростившись с летчиками, бригадир ускакал в пастушеский стан собирать найденных оленей с висячих долин.

Мы расположились обедать вокруг костра среди спасительных дымокуров. Пинэтаун потчует душистым бульоном, сочной олениной, шашлыками, запеченными на огне. Кухня оленеводов нравится летчикам.

После короткого отдыха полетим в глубокую разведку Синего хребта. Горючего берем полные баки, на восемь часов полета.

Пинэтаун ерзает, как на иголках, с нетерпением поглядывая на самолет. Ведь наш воздушный корабль залетит в самое сердце горных хребтов, к недосягаемому стойбищу Синих Орлов, где ждет избавления Нанга.

Летчик спешит — он не хочет упускать хорошей погоды. Летающая лодка опять в воздухе. Внизу мелькает палатка, проносится опустевший берег и темная вода озера, подернутая рябью. С острым любопытством разглядывает Пинэтаун проплывающую внизу тайгу, беловатые поля нетронутых ягельников, просвечивающие повсюду на склонах лесистых сопок и увалов. С птичьего полета отлично видно, что в межгорном понижении нет гарей, и табун легко пройдет здесь к Синему хребту.

Всматриваясь в иллюминатор, Костя рисует в альбоме кроки предстоящего перехода. Отмечает поля ягельников, приметные сопки и переправы через таежные реки. Такие же зарисовки делает по левому борту Мария. Рисует она быстро, и кроки у нее получаются гораздо аккуратнее, чем у Кости.

Прислушиваясь к ровному шуму мотора, бортмеханик чинит брезентовый чехол. Дверка в летную кабину отворена. Протискиваюсь в узкий проход между креслами пилотов.