Дубэ не смогла сдержать саркастической улыбки.

— Так вот зачем все это было…

— Вижу, ты начинаешь понимать.

— Проклятье!

— Ты неразумна. Твое место здесь: твоя постоянная боль, твоя вечно саднящая рана — смерть Сарнека — все это печалит тебя, потому что ты до сих пор не дома. А здесь ты обретешь спокойствие, которого ищешь, потому что ты создана для жизни в этих стенах, среди этой тьмы, создана с самого рождения.

Дубэ сурово посмотрела на него:

— Послушай, выродок, я действительно нашла прекрасный мир… но я ненавижу это место и предпочту умереть, лишь бы не служить тебе.

— Это — твой выбор. Но задумайся как следует. Мы говорим не о той смерти, которую ты всегда видела. Мы не говорим о старике, который отдает Богу душу в конце своих дней, в своей постели… даже, пожалуй, довольный своей никчемной жизнью. Мы не говорим о яде, который убивает после коротких мучений, или о лезвии, проникающем в твою плоть. Все это — вещи, понятные, известные тебе. Мы говорим о пропасти, о том месте, из которого нет исхода, о тьме, которой никто — могу заверить тебя, — никто не знает. День за днем ты будешь терять рассудок, будешь пытаться вновь стать прежней, ты будешь стремиться к этому изо всех сил. Но зверь, который живет внутри тебя, не знает покоя, он всегда голоден. Он разорвет тебя на куски. Ты будешь ощущать, как он действует, находясь внутри тебя, ты увидишь это, как увидела в тот день, когда ты устроила резню в лесу. И так будет сотни раз. А потом не останется ничего, кроме убийств. Жажда мяса и крови станет твоим безумием. Зверь будет сгонять тебя с постели, настигать тебя в пути, когда ты ешь, в любое время суток. И так до тех пор, пока ты не станешь просто животным и не станешь существовать, как животное. До тех пор, пока твое безумие не убьет тебя. И не думай, что ты сможешь покончить с собой до того, как все это начнется, потому что зверь не позволит тебе. И продолжаться это будет долго. И будет это страшно.

Дубэ почувствовала, как холодный пот течет у нее по спине. Все, о чем рассказывал Иешоль, она видела, чувствовала и испытала в те ужасные дни, которые она недавно пережила.

Она подняла разгневанный взгляд на Иешоля, неподвижно стоявшего на месте.

— Как ты мог сделать такое… как ты смог такое замыслить…

Слова застревали у нее в горле.

— Во славу Тенаара. Когда ты будешь с нами, ты тоже это поймешь.

Дубэ смотрела в пол. Ей не хватало воздуха в этой конуре, она уже чувствовала себя погибшей.

— Комната тебе уже приготовлена, она здесь, за дверью. В первый день ты будешь испытывать боль, потому что смерть, которая живет здесь, — это пища зверя, но мы дадим тебе снадобье, и тебе сразу станет лучше. Между спасением и страшной смертью есть только одна дверь, Дубэ, и она — здесь. Дело за тобой: да или нет?

Взволнованная Дубэ снова опустила глаза. Потом она выпрямилась и закуталась в плащ.

— Сейчас я не могу решить.

— Как хочешь. Ты знаешь, где мы находимся, и знаешь, что тебя ждет, если ты скажешь «нет».

Дубэ вырвала кинжал из стола, подождала, пока Иешоль откроет дверь и выведет ее из комнаты.

— Подумай как следует, Дубэ, подумай, — повторил он в последний раз, как только они вошли в алтарь.

Молящаяся женщина оставалась на прежнем месте, все было как прежде, и все показалось ей невыносимым.

Дубэ повернулась, ускоряя шаг, пошла из святилища и, наконец, выбежала из него.

Первым побуждением было уйти отсюда далеко, снова убежать в Землю Солнца. В отчаянии Дубэ бежала, не останавливаясь ни на минуту, на пределе сил, пока не увидела розовеющую зарю впереди, пока не увидела, как исчезает Земля Ночи.

Она обессилела, рана болела. Дубэ отлично понимала свою неосторожность, понимала, что таким образом она только навредила себе, но все эти дни над разумом преобладал страх — слепой и холодный. Именно поэтому ей следовало вернуться домой. Вернуться домой, чтобы все забыть.

За пять дней пройдя обратный путь, она пришла наконец домой.

Ей казалось, что она снова стала ребенком и все страхи ее детства снова вернулись к ней.

«Как будто бы Учителя и не было, как будто я все еще разыскиваю Сельву и своих родителей».

Она вбежала в пещеру, и ей показалось, что она почувствовала себя лучше, вдохнув запах плесени. Она глубоко вздохнула и закрыла глаза.

Снова оказавшись дома, в одиночестве, она постепенно взяла себя в руки. Несколько дней Дубэ лечилась. Рана была красной, распухшей, воспаленной. Она использовала только мазь Тори. Пока организм выздоравливал, мускулы расслаблялись, а кожа на спине снова становилась розовой и эластичной, Дубэ размышляла.

Она провела долгие часы в размышлениях у Темного ручья. Однажды на рассвете Дубэ проснулась и почувствовала, что воздух стал другим, даже его плотность изменилась. Хотя светило солнце, его лучи не проходили сквозь толщу холода, опустившегося на землю. Наступила зима. Но Дубэ не боялась холода, напротив, искала его: она отправлялась ночью к источнику в одной рубашке, набросив сверху только плащ.

Она должна была вновь обрести связь с миром, почувствовать ладонями голую землю. Когда, после всех ее усилий, чувства уходили прочь, она могла действительно трезво размышлять.

Только у Гильдии было противоядие. Даже Магара ничего не могла поделать. Дубэ прекрасно знала, что магия Гильдии была особенной. Об этом ей рассказывал Учитель. Речь шла о запрещенных заклинаниях, о злой магии, в основе которой лежало извращение законов природы. Эта магия основывалась на смерти. Именно эти заклинания были взяты на вооружение, переделаны и возрождены теми, кто исповедовал веру в Тенаара. Ходили слухи (особенно в Земле Дней), что Гильдия, вероятно, была единственным настоящим хранилищем самой темной эльфийской магии.

Слова Иешоля все еще звучали в ее ушах, и по ночам она только и могла думать, что о бойне на лужайке. И так — без конца, что было хуже любой смерти. Она снова убивала, хотя изо всех сил старалась не попасть, бойня продолжалась в ее воображении, и от этого разум приходил в смятение. Все шло именно так, как предсказывал Иешоль, и она не могла этого перенести. Все чаще она думала, что у нее нет выбора.

Неужели придется принять предложение Иешоля? Но это означало продать себя своему худшему врагу, отъявленному злодею, против которого Учитель боролся до конца своих дней. За нее.

Она не могла забыть того, что они сделали с Учителем. Она не была обучена, чтобы стать машиной смерти, служащей культу Тенаара, не для того Учитель спас ее и оставил у себя. Именно Учитель дал ей жизнь, даже в большей степени, чем отец, которому не удалось защитить ее и найти, когда ее изгнали. Она не могла решиться на такое. К тому же она сошла с пути убийцы, поклялась в этом, когда умер Учитель.

Нет, это был неверный выбор. Чудовищная смерть или мрачная жизнь Гильдии, от которой она пыталась бежать целых два года.

Дубэ мучилась сомнениями, и лишь одно решение вырисовывалось на горизонте: выбор смерти, стремление ее найти. Выбор достойной смерти, избавлявшей от ужасной агонии, о которой рассказал Иешоль.

Она всегда отвергала идею самоубийства. Она прошла через бесконечную череду мучений, но никогда, никогда и не думала положить этому конец, уйти из жизни самым простым способом. Но в данном случае речь не шла о трусости. Или о малодушии. Речь шла о том, чтобы выбрать одну смерть вместо другой, так как она уже была осуждена, если откажется от предложения Иешоля.

Дубэ провела всю ночь в раздумьях. Оставался один путь, если она скажет «нет». Покончить с собой, и как можно быстрее.

Но она не могла. Дубэ никогда не считала, что она привязана к жизни. Жизнь была простой, жестокой, и ей трудно было представить ее как нечто приятное, красивое. Но теперь, когда один-единственный шаг отделял ее от конца, все существо Дубэ сопротивлялось этому. Оставалось еще что-то, призывавшее ее к жизни. Словно могло быть будущее, отличное от прошлого, словно будущее снова могло подарить ей Учителя или годы, проведенные ею в Сельве. Отчаянная надежда, непонятное желание идти дальше, до конца.