На следующий день его разбудили почти на рассвете. Убийцы подходили к постелям и со злостью скидывали жалкие покрывала.

— Ну-ка, вставай, бездельник! — крикнул один из них Лонерину.

Лонерин вскочил как можно быстрее. Он должен примерно вести себя и ни в коем случае не выделяться. Он постарался делать все так быстро, как только мог.

Всех выстроили в ряд, двое убийц начали, каждый со своего конца, обыскивать их.

Лонерин понял, что попался. Камешки лежали в кармане, на них были выгравированы магические знаки, их сразу же обнаружат, и всему придет конец. Он почувствовал, что обливается холодным потом, судорожно пытаясь собраться с мыслями и найти какой-то выход. В это время один из двух убийц приблизился к нему. И тогда Лонерину пришло в голову одно решение.

Он нагнулся, как будто бы проверяя застежки на той обуви, которую ему дали. Быстро вынул камешки и выкинул подальше, заглушив их стук приступом притворного кашля.

— Эй, ты!

Сердце Лонерина на мгновение остановилось.

— Ты!

Тяжелые шаги, неожиданный мощный удар по лицу рукой.

— Никогда, никогда не выходи из ряда!

Убийца стоял лицом к нему: юноша, не многим старше Лонерина. Лонерина захлестнул приступ ненависти к нему, ему остро захотелось вцепиться убийце в горло и задушить. Наивысшим удовольствием было бы увидеть, как он меняется в лице.

— Смотри больше не беспокой меня, понял?

Обыск возобновился, и, наконец, очередь дошла до Лонерина, убийца был с ним особенно суров.

— Ты отправишься в трапезную, и помни, что я не спущу с тебя глаз.

Когда Лонерин пришел в трапезную вслед за своей группой, он увидел еще один просторный зал, выбитый в камне, с множеством отверстий в потолке, выводящих наружу дым. В каждом из этих отверстий виднелся кусочек неба, черный как смола и беззвездный.

Лонерин вспомнил: под этим небом он играл, это небо он увидел в тот день, когда заболел.

Он неожиданно упал на землю, тяжело дыша. Ноги не слушались его. Минутой раньше он бежал по траве. А теперь лежал на земле и чувствовал, что задыхается. Над ним — одно только черное небо, на котором не было ни звезд, ни луны. Бесконечная тьма. Он подумал, что умирает.

— Лонерин? Лонерин, что с тобой?

Взволнованные голоса друзей, ощущение охватившего все тело жара. И так — пока небесная тьма не опустилась на него и не обволокла его.

— Ты будешь шевелиться?

Лонерин вздрогнул. Рядом с ним стояла очень худая девушка, она слегка толкнула его.

— Я приказала тебе идти к столам и нарезать фрукты, шевелись, — прошипела она, бросив наводящий ужас взгляд.

Лонерин побежал. Готовили пищу убийцы, а самую грязную работу выполняли просители. Они были точно такими, какими их запомнил Лонерин: они как будто отсутствовали. Худые, с ничего не выражающими глазами, они делали все, что требовалось, как рабы, без всякого протеста.

Телесные наказания, иногда налагаемые на тех, кто был недостаточно проворен, казались безболезненными для их тел. Лонерин не мог не думать о том, что и его мать стала такой же. Он помнил ее жизнерадостной женщиной с громким голосом, помнил ее нежность и ласку, уверенность и твердость, когда она делала замечания. Но видно, и она лишилась своей души в этой мрачной конуре.

День, казалось, никогда не кончится. На отдых не было и минуты. Приготовление обеда заняло все утро, а приготовление ужина — все оставшееся время. После приготовления еды и трапезы надо было все вымыть.

Они были рабами, а убийцы относились к ним хуже, чем к животным. Они были мясом на скотобойне, Лонерин читал это в презрительных взглядах победителей. Они были кровью для Тенаара.

Вечером, когда уже опустилась ночь, они получили свою порцию еды. Спать отправились, как всегда, под конвоем, в это время Лонерин уже выбился из сил. Он никогда в жизни столько не работал.

Лонерин думал: возможно ли выжить в таких условиях, не умрут ли многие из этих людей прежде, чем будут принесены в жертву, не умрут ли они бесполезно, безо всякой надежды увидеть, как сбываются их желания, ради исполнения которых они пришли сюда?

Но он должен сопротивляться. В первые дни он будет примерно вести себя, никуда не будет отлучаться, но потом ему надо будет найти способ ускользать от наблюдения убийц и узнать, что тут происходит.

Комната была жаркой, пропитанной запахом множества тел, Лонерину от этого стало муторно, он устал и хотел отдохнуть. Лонерин положил голову на подушку, завернулся в одеяло, но, несмотря на усталость, не смог уснуть и думал, что круг, наконец, замкнулся.

Прошло столько лет с тех пор, как его мать, уже мертвой, покинула это место. Теперь он вернулся сюда, чтобы жизнь, которая была ему дарована, обрела смысл.

Для Дубэ эти годы прошли быстро. После первого убийства она все больше вовлекалась в работу Учителя, постепенно она стала его постоянным помощником. Она научилась пользоваться многими видами оружия, выучилась составлять яды, иногда Учитель посылал заключать договоры с заказчиками именно ее.

Дубэ быстро подросла. Детские игры, дружба, детские мысли остались позади. Ее тело изменилось, в результате тренировок оно стало нервным, быстрым, ловким, пружинистым.

За эти четыре года она немало повидала, они много путешествовали: сначала по Земле Скал, потом по Земле Огня. Учитель отправлялся туда, куда призывала его работа, менял места жительства каждую неделю, часто менял и заказчиков. Сначала это были восставшие, потом Фора и его люди, и так без конца он продавался тому, кто предложит больше.

— Разве мы не должны быть на стороне тех, кто восстает, на стороне бедных? — спросила однажды Дубэ. — Я считаю, что их дело — правое, к тому же Фора жестокий.

Учитель тогда рассердился.

— Наше дело — это наше ремесло. Удовольствие, идеализм — все это не имеет никакого отношения к делу, не имеет ничего общего с честностью, это — всего лишь убийство.

Дубэ больше не заговаривала с ним об этом, но не перестала думать, каждый час, проведенный ими на этой суровой и душной земле, на которой было мало деревьев, зато много вулканов.

Именно в Земле Огня ее детство бесповоротно осталось позади. Она повсюду видела кровь и смерть, страшную жестокость, на фоне которых работа Учителя уже не казалась ей такой ужасной, даже тогда, когда они работали на стороне сильных против слабых.

Зрелища, которые она наблюдала, напоминали ей рассказы стариков о Темных годах, о Тиранно и фамминах, когда те еще не были покорными неприкаянными животными, но были бесчеловечными убийцами.

Она много раз видела Фору: огромный властный человек с живым лицом, на котором добрейшая улыбка в одно мгновение сменялась самой жестокой гримасой.

Она видела его в деле. Видела его методы, его жестокость.

Это случилось в одной приграничной деревушке, затерянной среди убогих Мертвых полей, неподалеку от Земли Скал. Дубэ видела лица ее обитателей и спрашивала себя, откуда у них взялась смелость, чтобы восстать. Гномы в большинстве своем, женщины и дети, один старик и двое раненых мужчин. У них были исхудавшие и бледные лица людей, умирающих от голода, с глазами, в которых читалось только вечное смирение. Такие лица Дубэ видела у жертв во многих землях Всплывшего Мира.

Однажды утром, под палящим солнцем, к которому поднимался дым из жерл вулканов, Фора выстроил их всех в ряд и заставил своих людей убивать этих несчастных. Всех, независимо от пола и возраста.

И Дубэ видела все это до самого конца, вместе с Учителем. Именно в этот день в ней зародилась ненависть к Форе, ненависть, которую она сохранит навсегда.

Но Фора был не один, Дубэ уже знала об этом. Дохор послал еще одного человека. Люди говорили о нем вполголоса, одни сочувствовали, другие яростно ненавидели его. Его звали Леарко, он был сыном Дохора. Дубэ слышала, что ему четырнадцать лет, он был старше Дубэ всего на два года, и это возбуждало ее любопытство.