Учитель обучал ее не только ремеслу, он учил ее жить.

Однако иногда Дубэ с трудом узнавала саму себя. Ей казалось, что она умерла, а потом воскресла и прожила две разные жизни. Единственной тоненькой ниточкой, соединяющей Дубэ с прошлым, был Горнар, которого убила девочка, ставшая потом убийцей.

Но настоящее перерождение Дубэ состоялось, когда Учитель в первый раз взял ее с собой на работу.

Однажды он неожиданно сообщил ей об этом:

— Завтра ты будешь сопровождать меня на работу. Теперь ты начнешь помогать мне.

Дубэ застыла с ложкой в руке. Ее сердце будто остановилось.

— Ну? Что с тобой?

Она попыталась казаться сдержанной.

— Ничего, Учитель. Все хорошо. Завтра.

Но она почувствовала, как сердце рвется из груди. Настал момент, когда она, наконец, увидит, как происходит работа, и Учитель действительно возьмет ее в помощники. Она испытывала одновременно страх и гордость.

Всю ночь Дубэ ни о чем больше не думала — только о том, что она должна будет делать, какую роль должна будет сыграть.

День она провела в напряженной работе, яростно начищала оружие, натягивала лук, подготавливала яды.

Обед, казалось, никогда не наступит. Когда же наконец пришло время, Дубэ не могла есть: она была взволнована.

— Ешь. Перед работой всегда нужно хорошо поесть, — сказал ей Учитель, наблюдая за ней.

Дубэ взяла ложку и съела немного похлебки. Потом набралась смелости и спросила:

— Что мы будем делать сегодня?

Учитель саркастически улыбнулся:

— Тебе так хочется убивать?

— Нет… просто… — Дубэ покраснела.

— Пойдешь со мной, будешь охранять меня. Мне кажется, ты уже достаточно подготовлена и преуспела в упражнениях на подвижность. Теперь ты увидишь, как происходит серьезная работа.

Дубэ кивнула. Она поняла, что возбуждена, пожалуй, даже чересчур, и не слишком уверенно спросила:

— А как все будет происходить?

— Это — засада. Речь идет о кортеже, о двух людях, они едут на юг. Их дорога будет пролегать через лес, и там-то мы и начнем действовать. Там есть глухой отрезок дороги, что и сыграет нам на руку. Мы спрячемся под деревьями, я буду стрелять из лука, ты — просто наблюдать. Нужный человек проедет около полудня, так что нам пора.

Оставалось только проверить стрелы. Их подготовила Дубэ, но Учитель еще раз проверил. Он повертел их в руках, Дубэ ждала ответа. Наконец он вложил стрелы в колчан.

— Ты хорошо поработала, молодец.

Дубэ преисполнилась гордостью и почти забыла о страхе. Когда все было готово и разложено на столе, Учитель присел на землю и сказал Дубэ, чтобы она последовала его примеру.

— Следует сосредоточиться. Нужно освободить свой рассудок от всего: и прежде всего от жалости и страха. Все мысли должны исчезнуть, остается только решимость убийцы. Главное — превратить себя в оружие. Стать луком и стрелой и ни о чем больше не думать. Тот, которого нужно убить, не человек, ты поняла меня? Он — ничто. Ты должна смотреть на него как на животное, больше того, как на кусок дерева, на камень. Не думай о нем, о его близких, о чем-нибудь еще. Он уже мертв.

Дубэ попыталась. Она знала это упражнение, уже много раз делала это. Она видела сидящего Учителя и пыталась ему подражать, но ее захлестывали эмоции.

Наконец Учитель открыл глаза, посмотрел на нее. Он был спокоен. Даже улыбнулся ей.

— Это ничего, если в первый раз тебе не удалось. — Он сделался серьезным. — Но только в первый раз.

И она кивнула.

Они расположились под деревом. Учитель сидел рядом молча. Он еле слышно дышал, почти не шевелился.

Из колчана он достал три стрелы. Это — предосторожность. Дубэ знала об этом. На самом деле он может выстрелить только один раз. Если ошибется, то сможет выстрелить второй раз. Две стрелы он воткнул в дерево над собой, одну взял в руку. Сначала проверил натяжение тетивы. Она была хорошо натянута. Дубэ почувствовала гордость за свою работу.

Теперь они ждали. Она тоже дышала тихо, но ее сердце бешено колотилось. Может быть, Учитель даже слышал его.

Потом он неожиданно взял ее за руку и положил себе на грудь. Дубэ на какое-то мгновение покраснела.

— Ты слышишь? — спросил он, как будто ничего не произошло. — Ты слышишь, как бьется мое сердце?

— Да, Учитель.

— Оно бьется спокойно. Когда убиваешь, ты не должна испытывать никаких чувств. Это — работа. И все.

— Да, Учитель.

Но Дубэ все еще не могла сосредоточиться. Она была взволнована прикосновением Учителя. С момента их знакомства так бывало нечасто, он скорее избегал этого. Когда он отпустил руку Дубэ, она сразу же отдернула ее в смущении. Она думала о ровном биении этого сердца и сравнивала с безумным биением своего, которое она не могла сдержать.

— Сосредоточься, — прошептал ей Учитель. — Просто вслушивайся в лес, в его шорохи. Слушай.

Дубэ сосредоточилась. Наконец ей удалось. Биение сердца замедлилось, звуки вокруг стали четко различимы.

И тут она услышала вдали цокот лошадиных копыт. Она различала шаги, слышала голоса о чем-то рассеянно беседовавших людей. Поймала себя на мысли, что думает о них. Эти люди ни о чем не догадывались. Последние мгновения человеческой жизни, а они растрачиваются в бесполезной беседе. Смех, может быть последний…

Дубэ нахмурила лоб, посмотрела на Учителя. Его решимость не омрачалась подобными мыслями. Его рука была твердой, а выражение лица сосредоточенным. Он ловко наложил стрелу и натянул тетиву.

Звуки усиливались, нарушая осеннее спокойствие леса.

— Вот если бы это продлилось дольше…

— Мой господин, вы можете вернуться, когда захотите.

— Дела на войне идут плохо, Балак, я даже не думаю, что смогу позволить себе эту роскошь в будущем.

— Ну, хотя бы на свадьбу вашей сестры.

«Мечты о будущем. Мечты, которые никогда не осуществятся», — подумала Дубэ.

Голоса продолжали звучать вдали, но для Дубэ они ослабевали, ее уши не слышали.

Сквозь листья был виден человек. Дубэ с трудом смогла различить его лицо. Теперь казалось, что время тянется бесконечно, одно мгновение будто бы вмещало в себя целую вечность. Казалось, что человек двигается замедленно, Дубэ удалось разглядеть все, что случилось. Пальцы правой руки Учителя внезапно шевельнулись.

Чары рассеялись от звука тетивы, вернувшейся в прежнее положение. Сухой щелчок лука слился с криком боли, с хрипом знающего о своей смерти человека.

Испуганная Дубэ увидела, как человек понапрасну подносит руку к горлу, как сквозь его пальцы течет кровь — алая, вязкая. Он повалился на бок, медленно упал, и Дубэ не могла оторвать взгляда от этой сцены. Она следила за линией его падения, присутствовала при его краткой агонии.

— Проклятье! — закричал один из двух солдат эскорта, потом послышался пронзительный звон вынутой из ножен шпаги.

На ее плечо легла рука.

— Мы должны бежать, шевелись.

Учитель. Они одним прыжком вылетели из-под дерева, в одно мгновение распрямились и побежали, как хорьки, по лесу. Никто не остановил их, и никто их не услышал.

Выйдя из леса, они закрылись плащами и спокойно двинулись к дому. Теперь опасаться было нечего.

Дело сделано. Учитель был спокоен, а Дубэ ошеломлена. Она понимала, что должна испытывать какие-то чувства, но не знала какие. Ей удалось вспомнить только голос того человека, разговор, который он вел перед смертью.

Вечером, в кровати, она вспомнила об этом. Она думала об Учителе, о том человеке, о Горнаре, обо всех мертвых, которых видела, о том, как ей не хочется убивать людей.

Она ворочалась в кровати и не могла уснуть. Снова чувствовала растерянность, боролась с противоречивыми чувствами и желаниями, которые терзали ее.

Дубэ зарылась лицом в подушку и безудержно зарыдала.

Обратный путь был самым настоящим бегством. Дубэ шла быстрее, чем могла, оставляя Тофа позади. Когда он со злостью окликал ее, она не останавливалась. Темная ярость и глухое чувство вины душили и терзали. Ей доводилось чувствовать себя виноватой всякий раз, когда она убивала, однако сейчас все было иначе. Может быть, потому, что видела себя в той девушке, которую с такой легкостью убил Тоф, или потому, что зверь внутри нее радовался этому зрелищу.