Человек собрал свои немногочисленные вещи и протянул ей один сверток. Дубэ открыла его. В нем был плащ — коричневый, полинявший и старый.

— Меня не должны узнавать, и я не хочу, чтобы кто-то запомнил твое лицо. В дороге ты будешь носить плащ и никогда не станешь снимать капюшона, только если мы будем уверены, что совсем одни.

Дубэ кивнула и впервые натянула на себя плащ.

Они долго шли, как правило ночью, старались как можно реже ночевать в гостиницах. Ночевали по большей части в загонах для скота или под звездным небом. Впрочем, уже было в разгаре лето, Дубэ чувствовала тепло летнего воздуха.

Иногда, глядя в небо, она вспоминала вечера, которые проводила с отцом или друзьями. Все казалось ей невероятно далеким, вспоминая прошлое, она не испытывала никаких особых чувств. Все заволокло туманом. Она вспоминала о Матоне, как будто и не любила его. От этого чувства ничего не осталось.

Когда эти мысли приходили ей в голову, она смотрела на мужчину, наблюдала, как он дремлет, завернувшись в плащ. Дубэ чувствовала, что теперь этот человек — все, что у нее есть.

День за днем запах земли, по которой они шли, становился все сильнее, пока однажды не наполнил собой все вокруг, став теплым и почти родным.

— Мы пришли, — сказал ей тихо мужчина.

Они путешествовали десять дней, делая большие переходы, и Дубэ совсем выдохлась. Но ей очень хотелось узнать, где они находятся. Мужчина стал шагать медленнее.

«Это его дом. Мы у него дома», — подумала Дубэ.

Место было безлюдное. Стояло лето, но небо окрасилось в свинцовый цвет, все заволокло тучами, шел дождь. Навалилась духота, вокруг виднелись только песчаные дюны, нанесенные ветром. Повсюду кусты высокой травы блекло-зеленого цвета.

Затем перед ней открылся неожиданный вид: нечто огромное, страшное и величественное. Длинная и тонкая полоса песка цвета охры, уходящая в бесконечность. И вода — всюду, до горизонта и дальше. Вода, вздымаемая ветром, бьющаяся о песок белыми пенными волнами. На берегу, почти на границе песка и моря, стоял домик, крытый соломой, со стенами, сложенными из тесаных камней. Человек направился к дому, а Дубэ осталась.

И вдруг, забыв про усталость, Дубэ побежала к воде, подставляя лицо ветру. Она остановилась в нескольких метрах и смотрела, очарованная этим зрелищем. Запах, который она давно уже ощущала, теперь был повсюду. Это был запах бесконечной воды, этого ее сознание просто не могло вместить. Она никогда не видела ничего подобного. Волны высотой до двух метров. Дубэ смотрела на воду со страхом и восхищением.

Рука, легшая на ее плечо, испугала ее. Как всегда, мужчина подошел к ней бесшумно, она даже не почувствовала его присутствия.

— Что это? — прошептала Дубэ.

— Океан, мой дом, — ответил человек.

Вечером Дубэ неожиданно разговорилась. Казалось, что она хочет наверстать долгие дни молчания. Мужчина приготовил вкусное жареное мясо и мягкий сыр. За едой, расставленной на скромном столе, Дубэ начала рассказывать.

Все началось с того, что человек спросил, как ее зовут, и Дубэ вдруг заговорила. Она рассказала все, ни на минуту не останавливаясь: о своей жизни в Сельве, теперь такой далекой, и даже набралась смелости рассказать о Горнаре, о том, как убила его. А потом она вспомнила и о днях, проведенных в лесу, и о короткой передышке в лагере, о ночи, когда его разрушили, наконец, о том дне, когда они познакомились.

Ей показалось, что мужчина не слушает ее, но для Дубэ это не имело значения: главным было говорить.

Когда она, наконец, замолчала, была уже глубокая ночь. На столе стояли остатки ужина. Мужчина медленно курил трубку. Запах табака был новым для Дубэ, в Сельве она не знала ни одного курильщика.

Через несколько секунд мужчина горько улыбнулся.

— Ну, ты и наговорила, — заметил он так, будто ему это надоело. Но вдруг его лицо сделалось серьезным. — Я как раз бежал из одного места, где выращивают таких, как ты, делая из них людей, подобных мне.

Дубэ не поняла.

Человек выпустил кольцо дыма, потом снова заговорил:

— Те, кто, как ты, убивают в юности, становятся предназначенными убивать. С того момента, как впервые проливается кровь, их дорога предопределена: им только и остается убивать. Это их неизбежная судьба. Но обычные люди не могут этого понять. Для нормальных людей такие, как мы с тобой, — угроза. Поэтому тебя и прогнали. Даже твои мать и отец испытывают к тебе отвращение, потому что сила, скрытая в тебе, та сила, что подтолкнула тебя к убийству твоего друга, пугает их.

Дубэ смотрела на него широко открытыми глазами. Она не знала, что и сказать. Но теперь она отлично понимала, что говорит этот человек. То были страшные слова. В глубине души она уже и сама об этом думала. Значит, она — плохая, поэтому ее и выгнали. Она родилась плохой, так захотели боги, и ничто не может изменить эту страшную правду.

«Так что же теперь?»

Она посмотрела на человека, надеясь, что он скажет что-нибудь и рассеет ее страх. Но он продолжал спокойно курить.

— Так говорят почитатели Тенаара, — добавил он, и в его голосе зазвучали нотки презрения. — Ты можешь верить или не верить этому.

— А ты веришь? — спросила она нерешительно.

— Я ни во что не верю.

Дым медленно, кольцами, обвивал стропила дома.

— Я — убийца. Убийца живет, совершая убийства и в одиночестве. Я помогу тебе, потому что ты спасла мне жизнь, и я благодарен тебе. Но я не могу таскать за собой глупую девчонку. Даю тебе время прийти в себя, а потом ты уйдешь. Каждый идет своей дорогой. Моя дорога — жизнь в одиночестве. А ты должна искать свой путь.

Человек почистил трубку. Потом встал и ушел в свою комнату, погасив светильник.

В сумерках Дубэ проснулась. Она лежала на животе, на не слишком удобной кровати, покрытой простыней из грубого льна и шерстяным одеялом, издававшим тошнотворный запах.

У нее страшно болела голова, она чувствовала себя растерянной и хорошо помнила то, что происходило до тех пор, пока не лишилась сознания: совершавшийся обряд и боль.

«И сейчас я опять жива».

Дубэ сделала усилие и повернулась. Она находилась в просторном помещении, выбитом прямо в скале. В нем было только одно отверстие для воздуха, вверху, под потолком, а на стенах — бронзовые факелы. Помещение едва освещалось. Она увидела и другие кровати, но у нее не было ни сил, ни желания посмотреть, были кровати пустыми или нет. Место, где она находилось, напоминало больницу.

— Доброе утро, — произнес неожиданно для нее молодой и свежий женский голос.

Дубэ повернула голову и увидела девушку, сидящую рядом с ее кроватью. Она была немного старше Дубэ и одета как все убийцы: черная рубаха с широкими рукавами и кожаный жилет, брюки тоже черного цвета и довольно узкие, заправленные в высокие замшевые сапоги. Из всей одежды яркими были только два предмета: серебряный пояс и кроваво-красные пуговицы на жилете.

Девушка была бледной, с густыми белокурыми волосами, нос усеян веснушками, руки — длинные и тонкие.

— Кто ты? — спросила Дубэ.

— Страж, который должен рассказать тебе о жизни победителей. Меня зовут Рекла, но для тебя — просто твой страж.

«Значит, учитель. Такая молодая…»

— Где я нахожусь?

— В больнице. Тебя привели сюда после посвящения.

Девушка вытащила из кармана брюк сосуд и поднесла к носу Дубэ.

— Видишь?

Дубэ не только видела, но уже и узнавала. Это было последнее, что она видела перед тем, как погрузиться во тьму: Иешоль дал ей что-то выпить из этого сосуда.

— Это значит, что я — страж ядов.

Страж ядов — еще один высокий пост, даже слишком высокий для девушки, казавшейся моложе двадцати лет.

— Это — лекарство от твоего проклятия. Эта жидкость — тонкая грань, отделяющая тебя от безумия.

Она улыбнулась почти искренне. И Дубэ тут же почувствовала, что ненавидит ее.