Человек сел, открыл лицо, и девочка почти ужаснулась. Он был бледен. Он опустил голову на стол. В нем не было ничего от того сильного, надежного мужчины, которого привыкла видеть Дубэ. Он поднял голову и посмотрел на нее глазами, в которых читалась глубокая печаль. Девочка почти пожалела о том, что сказала.

— Я не оставляю тебя здесь не потому, что мне не жаль тебя, я прогоняю тебя, чтобы ты избежала страшного пути. Почему ты не можешь этого понять?

Дубэ подошла к нему и, в первый раз за все время, прикоснулась к нему. Она положила руку ему на плечо и серьезно посмотрела на него.

— Ты спас мне жизнь, и я принадлежу тебе. Без тебя я не могу никуда идти. Я хочу следовать за тобой и учиться у тебя. Для меня нет ничего хуже, чем остаться одной. Одиночество хуже, чем убивать.

— Ты говоришь так, потому что не знаешь.

Дубэ облокотилась на стол, уронила голову на руки.

— Прошу тебя, Учитель, возьми меня к себе в ученицы.

Мужчина долго смотрел на нее, потом положил руку ей на голову. Когда он заговорил, его голос был низким и хриплым, полным грусти:

— Бери свои вещи, пойдем.

Дубэ подняла голову и счастливо улыбнулась. На какое-то мгновение к ней вернулась ее прежняя радостная и невинная улыбка.

— Да, Учитель!

17

РЕБЕНОК-ПРОРОК

Дубэ нелегко было привыкнуть к новой жизни. Это было сильнее ее. Все в Гильдии ее отталкивало. Она не переносила запаха крови, которым был пропитан весь Дом, не переносила победителей, так похожих друг на друга, их безжизненные глаза, оживлявшиеся только в экстазе молитвы. Она ненавидела саму молитву, такую монотонную и однообразную до одурения. Это было отрицанием всего того, чему когда-то обучил ее Учитель. Теперь она начинала понимать, почему он так старался держать ее подальше от этого места.

Дубэ думала о нем, оставаясь одна в своей комнате, в те немногие часы полного одиночества, которые были ей даны. Он тоже жил в этом месте и должен был переносить то, что сейчас переносила она. Однако он тут родился и сделал все возможное, чтобы бежать отсюда. А она? Она продала себя, чтобы выжить, отдала этим людям свое тело, вместе со своим оружием и способностями.

Она задыхалась в этом Доме и в такие моменты мечтала о возможном бегстве.

«Я попытаюсь понять, как изготавливается лекарство, и тогда сбегу».

Но Рекла была твердым орешком, слишком твердым.

Это случилось в первую же неделю, когда Дубэ с трудом привыкала к влажному и темному подземелью и чувствовала себя не в своей тарелке, окруженная любопытными взглядами.

Все началось незаметно. Дубэ проснулась: ее охватило чувство смутной тревоги, но она не придала этому значения, вышла из комнаты, и у нее вдруг началось сильное головокружение. Запах крови показался Дубэ сильней обычного. Она прислонилась к дверному косяку, и головокружение прошло.

В храме, во время утренней молитвы, Дубэ слушала бред Реклы, как обычно, без особого интереса. Однако на лице Реклы появилась плохо скрытая улыбка, и она иногда смотрела на Дубэ исподлобья.

Вечером дела пошли хуже. Дубэ все же удалось позаниматься с Шервой, и она, устав, отправилась в термы, чтобы принять укрепляющую ванну.

Она почувствовала это в воде. Неожиданное чувство тяжести в груди. Она замерла в испуге. Ощущение было неясное, скрытое, но Дубэ слишком хорошо это знала. В ее памяти сразу же всплыли еще яркие образы ее посвящения.

Ночь прошла мучительно. Хотя окно было прикрыто, Дубэ преследовал запах крови. Она чувствовала его везде, запах крови щекотал ее ноздри сильнее, чем обычно.

Она вытянулась на кровати, но ничего не могла с этим поделать. Постепенно ее охватывал страх.

Зверь возвращался. Проклятие не ослабело, снадобье переставало действовать.

Она, качаясь, встала с кровати, подошла к двери, открыла и вышла наружу. Стояла абсолютная тишина, в коридоре слышалось только ее приглушенное дыхание.

Рекла. Она знала. Совершенно очевидно, что это происходило по ее вине. Дубэ смутно припоминала еле сдерживаемый смех, испытующие взгляды Реклы.

Проклятая ведьма.

Рассудок помутился, Зверь нашептывал ей на ухо слова о смерти, внезапно Дубэ почувствовала себя потерянной среди лабиринта закоулков и коридоров Дома. Больница. Где она? А комната Реклы? Она туда ни разу не заходила.

Дубэ поспешно побежала по коридорам. Зверь все больше овладевал ею. Ей почти казалось, что он гонится за ней, ступая быстро и тяжело.

Не так, как в тот вечер, не так, как в тот вечер…

Знак на руке обозначился еще явственнее, чем обычно, и больно пульсировал.

Дубэ блуждала по коридорам, но не могла вспомнить дорогу, и тогда она по инерции пошла вперед, спотыкаясь, побежала. Запах крови стал еще сильнее, невыносимее, превратился в дикий призыв, которому нельзя было противостоять.

Дубэ, не задумываясь, бросилась в первую найденную дверь, застучала кулаками по дереву. Она почти не разглядела человека, вышедшего из комнаты. Она просто упала ему на руки, чувствуя, как силы покидают ее.

— Помогите, — прошептала Дубэ глухим, как будто не ей принадлежащим голосом.

Она не слышала, что говорит этот мужчина или женщина, она только почувствовала, как ее куда-то тащат, как рядом что-то тихо шепчут.

Дубэ положили на что-то мягкое. Из того немногого, что Дубэ удалось увидеть в бреду, она поняла, что находится в больнице.

Вдруг в поле ее зрения оказалось лицо Реклы.

— Что ты сделала со мной, проклятая? — спросила Дубэ измученным приглушенным голосом.

Рекла стояла в двух шагах от нее и спокойно улыбалась.

— Ты на самом деле дура. Ты даже попыталась равняться со мной… ты меня насмешила. — И она иронически усмехнулась. — Ты не считала дни? С момента твоего посвящения прошло уже восемь дней… а я говорила тебе…

Дубэ начала догадываться: снадобье.

Рекла покрутила перед ней пузырек, в котором плескалась голубоватая прозрачная жидкость, как будто во сне Дубэ инстинктивно протянула руку, но Рекла отодвинула пузырек подальше.

— Дай мне лекарство.

— Ты была со мной слишком непочтительна и продолжаешь себя вести так же… Я говорила тебе, правда? Таково наказание для плохих детишек, не выполняющих своих обязанностей…

— Дай! — прокричала Дубэ. — Мне плохо, черт возьми, если ты мне не дашь лекарства, то я устрою тут резню, ты знаешь!

Рекла покачала головой:

— Не думаю.

Дубэ заворочалась на койке, больно упала и стала извиваться на полу. Рекла прижала ее ногой. Она обладала неестественной для своей комплекции силой.

— Будь умницей.

Она подозвала тех же великанов, которые были вечером на обряде посвящений, и они выволокли Дубэ прочь.

Дубэ кричала, боль пронизывала ее грудь, все сильней и сильней. Когда Дубэ повели по коридорам Дома, все больше удаляясь от его центра, разбуженные убийцы вылезали на пороги своих комнат. Дубэ смотрела на них умоляющими глазами, но не видела на их лицах ни малейшего признака сочувствия, лишь одно холодное любопытство.

Камера была та же, Дубэ узнала ее. Стояла полная тишина, нарушаемая лишь ее прерывистым дыханием.

Дубэ бросили в камеру, приковали к полу цепями и закрыли дверь. И она осталась там одна, со своими демонами.

Когда все было позади, поразмыслив, Дубэ решила, что Рекла была почти даже милосердна. Она оставила Дубэ на целый день ходить на цепи, но этот день был проведен в аду. Зверь топал копытами и в какие-то, казавшиеся бесконечными, моменты почти овладевал ее телом. Лица призраков заполнили густую тьму камеры, Дубэ просто молила о конце, который избавил бы ее от этих мучений.

Потом вошла Рекла. Она остановилась перед Дубэ, лежавшей на земле, властно встала над ней, широко расставив ноги.

— Ты запомнила урок, да или нет?

Обессиленная Дубэ смотрела на нее с ненавистью.

— Как ты можешь так наказывать меня? — прошептала она охрипшим от долгих криков голосом.