Солдат немного помолчал, задумчиво поглаживая подбородок.

— Это не он, — сказал солдат.

— Не надо со мной хитрить.

В голосе мужчины послышались угрожающие нотки, но солдат, казалось, этого не уловил.

— Это не он, я уверен. И ты свои деньги не получишь.

Мужчина не двигался с места.

— Ты играешь с огнем.

Солдат нервно усмехнулся.

Дубэ почувствовала: что-то не так. Взглянув вправо, она увидела за спиной мужчины неожиданный блеск: лезвие, освещенное луной.

Она закричала.

Громко, как только позволяли легкие, как могла. Немота прошла, она не могла говорить, но могла кричать.

Человек реагировал молниеносно. Он обернулся, упал на землю. Лезвие кинжала вырвало только клок капюшона, который упал на плечи.

— Проклятая девчонка! — закричал солдат, но все произошло мгновенно.

Мужчина вытащил кинжал, вонзил его прямо в грудь второму нападавшему, схватившему его за плечи. И тот упал, не издав ни звука.

Мужчина обернулся, еще не вставая с земли, закрыл руками грудь. Солдат вытащил из ножен оружие, попытался сделать выпад. В темноте послышались два тихих звука, и солдат со стоном упал. Он хотел подняться, сделал безуспешную попытку прыгнуть в ее сторону.

Дубэ увидела его налитые кровью глаза. Меч летел в ее сторону, описывая полукруг. Дубэ закрыла глаза. Боль в плече. Она снова открыла глаза.

Мужчина стоял, прижав ногой к земле руку солдата, распростертого на земле.

Впервые она услышала его тяжелое дыхание.

— Зачем ты пытался убить ее?

Но он не дал солдату ответить, вонзив лезвие кинжала в его спину. Солдат был мертв.

Дубэ отвела глаза.

— Закрой глаза, — впервые сказал ей мужчина.

Она попыталась сесть. Что-то горячее текло по плечу. Чтобы не смотреть на мертвого солдата, она подняла глаза на мужчину.

После долгого пути вслед за ним она, наконец, увидела его лицо. Он был молод, моложе ее отца. Рыжеватые волосы крупными завитками обрамляли лицо, падая на плечи. Большие голубые глаза, суровое лицо, всклокоченная борода. Дубэ не могла оторвать от него глаз, хотя чувствовала, как постепенно слабеет от пронизывающей плечо боли.

Человек смотрел на нее. Девочка сидела прислонившись к дереву. Она — маленькая бездельница — помогла ему. Ее ранили в плечо, она смотрит на него, как собака. Но она видела его лицо, а этого убийца не может позволить. Никто из людей, видевших его лицо, никогда не оставался в живых. Так должно случиться и с ней, пусть она и ребенок.

Он взял один из кинжалов: такого хватит для нежной шеи девочки. Когда он приближался, Дубэ не боялась, он чувствовал это. Она почти теряла сознание, но не боялась. Она смотрела на него глазами, в которых можно было прочитать: помоги мне. Она просила об этом. Он занес было руку, но остановился. Девочка закрыла глаза. Она потеряла сознание.

«Проклятье, и для этого я ушел из Гильдии…»

Человек наклонился над девочкой, нащупал пульс. Она просила его о помощи, и он поможет ей.

Дубэ пришла в себя, когда солнце уже обжигало ей лицо. Может быть, именно это разбудило ее или же дрожь во всем теле. Привычный запах соли, сильные руки, обхватившие ее…

«Папа…»

Потом она ощутила приступ рвоты. Человек, поднимавший ее, держа за плечи, снова опустил ее на землю. Дубэ больше не могла терпеть, она обессилела.

Кто-то появился в поле ее зрения: это он — тот человек. Он смотрел на нее с непроницаемым выражением лица, но один только его вид согрел сердце Дубэ.

— Как ты себя чувствуешь?

Дубэ пожала плечами.

Человек дал ей воды. Сначала она смочила рот, потом жадно начала пить. У нее был страшный жар, мысли беспорядочно крутились в голове. Одно было ясно: он тут, теперь она ничего не боится.

Человек снова взял ее за плечи, их путь продолжился.

— Одну комнату, для меня и дочери.

— Мне проблемы не нужны…

— Их и не будет.

— Мы всегда были уважаемым заведением, никаких бродяг…

— Девочка плохо себя чувствует. Дай мне комнату, деньги у меня есть.

Звон металла на стойке.

— Мне тут умирающие не нужны…

Раздался скрежет кинжала, быстро вынимаемого из ножен, затем треск дерева, в которое вонзилось острие кинжала.

— Сдай мне комнату, и у тебя не будет проблем.

— Там… на… на… первом… этаже.

Скрипнула дверь. Дубэ удалось разглядеть уютную комнату: в вазочке даже были цветы. Она была смущена, поражена.

Мужчина положил ее на кровать. Свежесть льна и покрывал заставили ее улыбнуться. Запах чистоты, запах дома.

Дубэ отдалась новому для нее чувству благополучия. У нее страшно болело плечо, она вся горела. Сквозь полузакрытые веки она видела хлопочущего над ней человека. Он пошарил в сумке, достал оттуда что-то, положил себе в рот, быстро разжевал.

Приблизился к ней, открыл поврежденное плечо, осторожно отодвинув покрывала. Дубэ увидела, что плечо перевязано красной от крови материей. Когда человек снял повязку, Дубэ взвизгнула. Ей было очень больно.

— Тс-с-с, т-с-с-с, потерпи, — произнес он.

Под повязкой была огромная рана. Покрытая недавно запекшейся кровью, рана оказалась глубокой. Дубэ расплакалась.

«Я умру… и мне так больно…»

Человек достал изо рта странную кашицу зеленого цвета, уверенными движениями начал наносить ее на рану. Сначала было больно, Дубэ снова закричала, но потом почувствовала прохладу и успокоение.

— Крепись, — прошептал мужчина. — Ты ведь смелая девочка, правда? Этот ублюдок ранил тебя мечом, но рана не страшная, ты увидишь, все пройдет.

Дубэ улыбнулась: если он так говорит, значит, это правда.

Мужчина крепко перебинтовал ее, от боли она снова вскрикнула и лишилась сил. Глаза сами закрывались, в голове бродили странные мысли. Сквозь сон она услышала успокаивающий голос: «Отдыхай».

Два дня Дубэ и мужчина оставались в гостинице. Его почти весь день не было, обычно он возвращался поздно ночью, но это не имело значения, так как Дубэ почти целый день спала. Возвращаясь, он первым делом менял повязку. С каждым разом боль становилась слабее. И рана заживала, кровь уже не шла.

Он мало разговаривал, спрашивал только о самочувствии.

— Ну как, сегодня лучше?

Его голос никогда не был нежным или растроганным: всегда холодный, сдержанный, как и все его движения. Уходил он всегда с низко опущенным на лицо капюшоном и снимал его только вечером, перед ней.

Дубэ смотрела, как он ходит по комнате, он напоминал ей кота, такой же независимый, ловкий, и так же бесшумно ступал. Он не делал ни одного лишнего движения, как будто исполнял давно выученный танец. И так — в каждом жесте.

У него было много оружия: ножи, лук, который он всегда носил под плащом, легкий колчан со стрелами и несколько игл, которыми стреляют из духового ружья. Почти весь вечер он его начищал.

Дубэ особенно восхищал кинжал: рукоятка черная, со спиралевидным рисунком, напоминавшим змею, с головой обращенной в сторону лезвия. Рисунок простой, белый, как лезвие — из сверкающей стали. Один только вид кинжала наводил страх, особенно когда человек держал его в руке. Он часто пользовался кинжалом по вечерам, когда упражнялся. Он совершал в центре комнаты какие-то странные упражнения, пронзая пустоту кинжалом. Его быстрые шаги были почти не слышны на деревянном полу.

Однажды вечером кинжал оказался покрыт кровью. Металлический, всепроникающий запах наполнил комнату, Дубэ почувствовала тошноту. Человек понял это и грустно улыбнулся ей.

— К убийствам привыкаешь, когда совершаешь их, как обычную работу, но ты не знаешь, что это значит.

Они отправились в дорогу вечером. Дубэ поняла, что им надо поскорее уходить, еще накануне, когда мужчина первый раз заставил ее подняться. Это было нелегко. Голова у нее сильно кружилась, ноги, казалось, не хотели идти, но он был неумолим. Он поддерживал ее, когда она почти падала на землю, но не прошептал ей ни одного утешительного слова, ни разу не ободрил ее. Он только заставлял ее вставать на ноги.