Следствие продолжается...".

Рено Шарден, как и его товарищ по Иностранному легиону Поль Верду, в это время также направлявшийся в Анталию (они давно не виделись и не знали, что работают на конкурирующие криминальные кланы), был человек сдержанный.

Он и виду не подал, что несколько обескуражен этой информацией.

Еще бы! Не успел он приступить к выполнению операции «Султан-сарай», как один из его подопечных объектов уже выбыл из игры. В прямом и переносном смысле. Ахмеду грозит длительное следствие, суд и, возможно, строгое наказание, если удастся доказать его вину. В любом случае через две недели Забар-оглы не выйдет на футбольное поле в Германии и не будет защищать в «ЕвроTOТО» цвета московского «Спартака».

Рене отошел в самый дальний уголок аэровокзала Анталии, связался по спутниковой связи с Назимовым и доложил ситуацию.

— Оставь этот сюжет, — приказал Иса. — Им займутся другие: тут нужны не силовые методы, деньги. Все внимание на Раши Бакире...

То же самое утро, которое оказалось столь трагическим для полузащитника «Галатасарая» Ахмеда Забар-оглы, для рослого красавца, его коллеги по команде, защитника Раши Бакира началось весьма приятно.

Он рано встал, поцеловал спящую жену и на лифте спустился к открытому бассейну. Он будет теперь плавать взад-вперед, взад-вперед, пока за ним не придет жена, и они не пойдут к морю занимать шезлонги в наиболее живописных местах морского побережья. У отеля «Султан-сарай» была огромная территория, поросшая деревьями и кустарниками, с зелеными газонами, теннисными кортами, бассейнами, барами, ресторанами, кафе, морскими пристанями с катерами, скуттерами, водными лыжами... Мест хватало всем. Но были места наиболее укромные и приятные, их надо было занимать рано утром. Раши плавал и ждал жену. Мысленно он был одновременно и в постели с любимой, и в Москве — «Спартак» заплатил за трансфер «Галатасараю» 3 миллиона долларов. И так не бедный человек, молодой Раши стал еще богаче. Он плавал и думал о том, как в это время жена встает, моется, собирает сумку для пляжа; вот она спускается на лифте вниз, идет к бассейну; вот сейчас она у края бассейна поднимет руку, и Раши увидит ее и закончит утренний заплыв. И они поедут на пляж...

Огромный бронированный «линкольн» с двумя «лендроверами» охраны спереди и сзади бесшумно преодолел широкий тоннель под Шельдой (французы называют эту реку, рассекающую Антверпен, Эско), выехал на набережную и вместе с потоком машин влился в площадь Меир, скорее похожую на длинную и широкую улицу.

А вот свернуть с площади в одну из узких улиц, ведущих к собору Нотр-Дан-де-Анверс (по-фламандски звучит еще более красиво — Онзе-Диве-Враукерк) на таких могучих машинах не представлялось возможным. Пассажиру пришлось выйти из «линкольна» и в сопровождении пешей охраны направиться к собору Антверпенской Богоматери. Впереди на расстоянии нескольких шагов двигались два бойца, оглядывая окна и крыши домов, позади также двое осматривали идущие вдоль улочки дома, а по бокам, впритирку к каменным локтям старинных зданий, шли еще двое бодигардов.

Барон де Понсе привык ходить с охраной и не обращал на своих бойцов никакого внимания.

Внутри гигантский собор был величествен и пуст. Невозможно представить себе, что можно наполнить людьми его огромное семинефное чрево. Декор внутри собора был настолько аскетичен, что Барончик, несмотря на кажущуюся уверенность в себе, нервно повернул перстень на руке камнем внутрь и запахнул легкий плащ, чтобы не бросался в глаза большой крест, усыпанный бриллиантами и рубинами.

В глубине одного из нефов барон де Понсе свернул к капелле и подошел к мраморному саркофагу епископа Амброзио.

Даже спутниковой связи он не мог доверить разговор, который ему предстоял. Страшную тайну, родившуюся здесь, в Антверпене, много лет назад, барон должен был похоронить без следа, так, чтобы и могилки над ней не осталось.

Барончик опустился на колени, болезненно поморщившись, когда коснулся холодных мраморных ступеней перед саркофагом.

"Интересная штука — жизнь, — подумал Барончик. По его приказам за последние два десятка лет убито столько людей, что, наверное, можно было бы наполнить их трупами этот огромный собор. И все ему сходило с рук: «шестерки» уничтожались, следы заметались, документы были безмолвны, свидетелей не оставалось. Доказать связь могущественного владельца холдинга «Диамант» с убитыми в Якутии и Архангельской области старателями, добывавшими сырые алмазы, с летчиками и шоферами, разбившимися в своих самолетах и автомобилях, с взорванными в Москве, Питере, Париже или Риме предпринимателями, с отравленными в Иерусалиме и Амстердаме ювелирами было практически невозможно.

Но была в биографии барона де Понсе одна уязвимая точка.

Когда он бежал с сырыми алмазами и бриллиантами дяди жены из Израиля в Голландию, здесь, в Бельгии, в Антверпене, ему пришлось убить самому. Владелец ювелирного магазина, находившегося тогда в десяти минутах ходьбы от Меира, на углу Рубенсстраат, со смешным именем Моня Магазинер, выходец из Одессы, знавший, как оказалось, не только дядю жены Барончика, но и — вот память! — все крупные вещи из лавки в Иерусалиме, когда Барончик принес ему вывезенные из Земли обетованной сокровища, узнал их и решил согласовать покупку со своим другом в Хайфе.

Эта предосторожность стоила ювелиру жизни.

Они тогда находились в лавке на углу Рубенсстраат одни. Жена Мони, Шура, была на рынке, дети — в школе, прислуга отбирала мидии в рыбных рядах, а старый отец Мони спал на втором этаже так крепко, что от его храпа дрожали крупные капли богемского хрусталя в люстре, украшавшей магазин на первом этаже.

Рыжий Яша, которого Моня Магазинер принял за Розенфельда (такова была фамилия дяди жены Барончика), был, во-первых, человеком не сентиментальным, а во-вторых, в его жилах не было ни капли еврейской крови. У него не было предубеждений против Мони. Но допустить звонок в Хайфу он не мог. И серебряный семисвечник, стоявший на витрине с золотыми изделиями фирмы, опустился на затылок Мони Магазинера как раз в тот момент, когда в далекой Хайфе сняли трубку телефона.

Тогда Барончику удалось скрыться. Он поменял фамилию, паспорт, выехал в Париж, там выгодно продал вывезенные из Израиля драгоценности и положил начало своей империи «Диамант».

Но в основе богатства барона де Понсе, как и большинства крупных состояний, было преступление.

На бриллиантах холдинга «Диамант» была кровь.

...Рядом с Барончиком, тяжело пыхтя, опустился на колени старик: толстый, обрюзгший, но в отличном костюме и прекрасных кожаных туфлях ручной испанской работы. Барончик знал толк в обуви. Не поднимая головы, видя лишь эти серые брюки и коричневые кожаные мокасины, он спросил:

— Это серьезно?

— Дa, мэтр. Шура Магазинер в приватном разговоре с ребе Хайфы Бен-Ицхаком сказала, что обладает тайной, которой бы хотела поделиться с полицией, но не уверена: не принесет ли эта тайна вреда ее семье, если выйдет наружу.

— Принесет, обязательно принесет! — горячо прошептал Барончик. — Ребе еще с кем-нибудь об этом говорил?

— Нет. Но он советовался, нельзя ли передать такого рода информацию полиции так, чтобы это осталось тайной.

— С кем?

— С Беней Шварцманом.

— Он мой человек.

— Поэтому я здесь.

— Что может знать эта старая дура?

— Она не так глупа. Мне кажется, она не зря обратилась к ребе, полагая, что он знаком со Шварцманом и, возможно, Шварцман найдет путь дать знать тебе, что Шура Магазинер обладает информацией.

— Это я вычислил. Я спросил: что она может знать?

— Точно — кто же скажет. Мое мнение тебя интересует?

— Ты — опытный человек. Скажи.

— Думаю, в тот день, когда погиб ее муж, она немного раньше обычного вернулась с рынка и могла видеть, как убийца выходил из лавки.

— Так, что он ее не видел? Это возможно?