Доложив о сложившейся нештатной ситуации, Рене обратился в слух.

— Думаю, весь их скромный арсенал исчерпан, — спокойно заговорил Назимов. — Еще раз отменить матч они не рискнут. Что же касается судей и комиссара, то Романцев обжалует их решение, и на завтра будет другая судейская бригада и другой комиссар. Насколько я знаю, решения об этом уже приняты. И слишком рискованно откровенно подыгрывать полякам в следующем матче.

— А что случилось с московскими болельщиками? Это же явно было не в их интересах, — недоумевал Шарден. — Словно с цепи сорвались.

— Тут явно было применено какое-то средство манипулирования массовым сознанием. Если бы это оказалось электромагнитное излучение, то тогда «взорвалась» бы вся западная трибуна. Тут же явно было целевое воздействие на группу компактно сидевших людей. Будем этим заниматься. Похоже, Барончик вводит в игру новые технологии. Во всяком случае, завтра он не решится повторить эксперимент. Международное судейское жюри не пойдет на поводу, сколько бы он ни сорил деньгами.

— Значит?

— Значит, как это тебе ни покажется странным, думаю, он попробует использовать вариант, который развалился из-за выстрелов в сауне.

— Моя задача?

— Уничтожить снайпера.

— Но где мне его искать?

— Этого я, к сожалению, не знаю.

На следующий день Рене Шарден вышел из отеля за два часа до начала матча. Весь вечер предыдущего дня он посвятил рекогносцировке, облазил, открыв отмычкой вход на трибуны, все укромные места, откуда удобнее всего совершить один-два прицельных выстрела. «Винтарь» будет, скорее всего, с глушителем, а значит, даже если это ас, все равно будет два выстрела: пристрелочный и на поражение. Вопрос был только в одном: на поражение игрока с целью срыва матча или мяча — с целью внесения дезорганизации в игру. А если игрока, то чьей команды? Для Барончика все равно, кого убивать, — в любом случае матч окажется сорванным. Даже лучше, если будет устранен поляк — подозрение падет на московскую мафию, заинтересованную, с точки зрения поляков, в устранении местного футболиста и выигрыше матча любой ценой.

Наконец Шарден нашел такое место. Это была вышка для стационарной телекамеры Гданьского телевидения. Вышки и помосты, на которых в дни матчей и трансляции иных спортивных соревнований европейского масштаба устанавливались телекамеры крупных зарубежных телестудий, были в отличном состоянии. Эта же, должно быть из-за отсутствия инвестиций, влачила жалкое существование. Одна из ее опор прогнулась, и телеоператор должен был обладать недюжинной смелостью, чтобы решиться работать на таком ненадежном помосте. Над вышкой был натянут парусиновый тент, прикрывавший оператора от непогоды. Отличное место для снайпера.

Если учесть, что вышка стоит в углу стадиона, в той части, где нет трибун и за кромкой зеленого поля сыреет кирпичом зимний зал для тренировок спортсменов, а от него — спуск к реке, а за рекой, шириной метра три, при наличии горбатого чугунного декоративного мостика, выстроились уже жилые кварталы, — лучшего места для ухода снайпера и не придумаешь.

Точный бесшумный выстрел, быстрый спуск (винтовку он конечно же бросит, скорее всего, это будет снайперская винтовка Драганова — она сегодня лучшая в мире), паника на поле, волнение от непонятности ситуации на трибунах. Полиция сконцентрирована на восточной и западной трибунах и частично на южной, за воротами «Спартака». Куцая северная трибуна тоже не представляла опасности. Киллер спускается незаметно, одетый в скромный спортивный костюм и кожаную куртку с беретом — обычная одежда горожан, переходит через мостик и скрывается в глубине жилого квартала. А там его уже ждет машина. Или чистильщик, которому приказано убрать снайпера. И все.

Билет на северную трибуну Шарден купил без проблем. Даже не пришлось переплачивать. Она не пользовалась успехом у болельщиков.

Рене рассчитал, что, пока «Спартаком» не будет забит первый гол и судьба матча не окажется под угрозой, снайпер Барончика вряд ли пустит в ход оружие. Но винтовку он спрячет на вышке заранее. Если опередить его и забрать винтовку, стрелок будет искать другой выход и, нервничая, будет особенно опасен. Значит, на вышку нужно подниматься сразу после первого гола спартаковцев.

События, между тем, развивались по бешеному сценарию. Раздосадованные вчерашним инцидентом, спартаковцы сами настояли, чтобы их соотечественники, в порядке исключения, вообще не были допущены на матч.

Обескураженные спартаковские тиффози не возражали. Часть из них находилась в местном военном госпитале, часть в полиции, те же, кто избежал и серьезных травм, и жарких объятий гданьских полицейских, не могли ответить на вопросы Романцева и офицера безопасности, приданного команде после ряда странных инцидентов во время матчей в «ЕвроТОТО», что, собственно, случилось.

— Все было путем, Олег Иваныч, Богом клянусь! — оправдывался «старшина» бело-красных болельщиков, полковник запаса Иван Караваев. — Провели перед матчем встречу, договорились, что «нарушать» не будем. Не дураки же, понимали, что нам любое лыко в строку поставят. Что мы, враги своей команде?

— Так что же случилось? — гнул свое офицер безопасности.

— Сами не поймем. Сидели тихо. «Спартачок» выигрывал. Выпили максимум по маленькой бутылочке местного пивка на брата. И вдруг — не помню даже, кто первый начал, — словно что случилось с нами, — потянуло в драку, какой-то внезапный приступ раздражительности, гнева, злости, — не припомню такого с нами на стадионе. Мы не ангелы, конечно, но чтоб так подговнять любимой команде, — исключено! Что-то было. А

что — не пойму.

Врач команды сделал экспресс-анализы крови у нескольких болельщиков, остававшихся вне больничных коек и полицейских участков.

Было выявлено явное превышение нормы по билирубину и холестерину. Что не есть преступление. Выборочная кардиограмма показала: у четырех из обследованных накануне было явно предынфарктное состояние. И что интересно, даже на следующее утро зрачки у всех обследованных были сильно увеличены. В общем, ситуация была ясной и в то же время совершенно непонятной.

Романцев сидел насупившись, нервно курил и с одинаковой опаской поглядывал и на судей (их заменили на другую бригаду из соседней Чехии), и на стадион, где среди сине-голубых цветов гданьской команды лишь в двух-трех местах мелькнули красно-белые шарфы — это были стихийные болельщики, не охваченные организацией «старшины».

Уже на пятой минуте дважды мог отличиться Ширко. Оба раза он стремительно врывался на половину поля противника, великолепно обводил их защитников и... бил то выше, то мимо ворот — справа. Впритирку к штанге, почти... Но «почти» в створ ворот — не считается.

Великолепный дальний удар Парфенова отлично парировал вратарь поляков.

Трибуны неистовствовали.

Судьи были предельно корректны.

Рене, натянув на кожаную куртку нарукавник с надписью по-польски «администрация», купленную накануне матча за сто злотых у служащего стадиона, сидел на деревянной скамейке у тренировочного зала и видел, как развивались события на поле. Одновременно он успевал отслеживать ситуацию вокруг. Снайпер пока не появлялся.

Казалось, гданьской команде удалось выдержать бешеный натиск москвичей и перевести игру в спокойное русло: вязкая игра, сдерживание в мощных построениях защиты нападающих красно-белых были в их пользу.

Зрители настороженно притихли. То, что спартаковцам не удается забить, — это было хорошо, но ничья ведь не устраивала ни одну команду.

Когда же за снос Робсона судья Ирки Валер назначил одиннадцатиметровый в ворота гданьской команды, стадион и вовсе замер.

Но ситуация была предельно ясна: прорыв Робсона пытался остановить защитник поляков Владек Базиновский, но не успел к мячу и в прыжке откровенно зацепил темнокожего спартаковца. И Егор Титов хладнокровно пробил с «точки».

Рене боковым зрением засек, что из здания спортзала вышел невысокий, худощавый человек с нарукавной надписью «телевидение Гданьска» и медленно направился к вышке. На плече у него была небольшая переносная телекамера.