Угадайте, на кого уставились посетители. Я тоже поглядел на Энджи. Нью-Бедфорд не так уж далеко отсюда. В Нью-Бедфорде есть бар некоего Большого Дэна. В этом баре несколько парней разложили девицу на бильярдном столе и развлеклись на свой лад и за ее счет, причем остальные завсегдатаи только пили за их здоровье и желали им удачи. Я обвел взглядом здешних – поденщики из восточных штатов, еще какая-то белая шваль, работяги-текстильщики, только недавно перебравшиеся к нам из третьего мира, португалец, кучка чернокожей молодежи, – общество подобралось малоимущее, враждебное и весьма расположенное стравить немного пара. Может, «Большой Дэн» закрылся и они перебрались сюда? Я снова покосился на Энджи, хоть и беспокоился не за нее, а за свой бизнес. Воображаю, как пойдут дела, если станет известно, что моя напарница ухлопала сколько-то подонков в переполненном лансингтонском баре! Не уверен, конечно, но есть сильные опасения, что нашу гнездящуюся на колокольне лавочку придется прикрыть.

Помещение было больше, чем казалось снаружи. Слева от меня к самой стойке вела узкая деревянная лестница – бар находился чуть ниже, по диагонали от него, у темной фанерной перегородки стояло несколько столиков на двоих, а позади виднелись телевизоры с видеомагнитофонами и угол бильярдного стола. Да-с, бильярдного стола. Ужасно.

Толкотни особой не было. Посетители все до одного – даже те, кого при известной фантазии можно было счесть женщинами, – носили бейсболки, кое-кто пил коктейль, но основная масса явно тяготела к пиву «Будвайзер».

Мы спустились по ступенькам, местное население вернулось к своим занятиям. Или сделало вид.

За стойкой стоял белобрысенький такой, смазливый паренек, однако можно было поручиться, что он далеко не безобиден, если работает в таком месте. Мне он улыбнулся слегка, а обратясь к Энджи, наоборот, растянул рот до ушей:

– Приветствую вас. Чем могу?

– Два пива, – сказала Энджи.

– Сделайте одолжение, – сказал Блондинчик.

– Охотно, – Энджи улыбнулась.

Вот она все время так – вертит хвостом перед всеми, кроме меня. Не будь я так неколебимо уверен в себе, то, пожалуй, огорчился бы.

Впрочем, сегодня вечером должно было повезти и мне. Я почувствовал это в тот миг, когда Бон Джови замолк. Пока Блондинчик ходил за пивом, я поглядел наверх. На мгновение стало тихо, и я услышал в баре какое-то движение.

Когда бармен поставил заказ на стойку перед Энджи, я спросил:

– Черный ход в вашем заведении имеется?

Он медленно повернул ко мне голову, глядя на меня с таким видом, словно я, влезая в автобус, пнул его в коленку.

– Имеется, – ответил он и мотнул головой в сторону бильярдной. Сквозь густую завесу табачного дыма я увидел дверь. Переведя взгляд на Энджи, он процедил: – А что? Намереваетесь слинять?

– Нет, – сказал я и принялся перебирать все визитки у себя в бумажнике, пока не нашел нужную. – Я намереваюсь привлечь вас к ответственности за нарушение правил эксплуатации зданий. И нарушений этих целая гроздь. – Я швырнул на стойку карточку, где было написано: «Льюис Прайн, инспектор строительного управления». Льюис дал маху, как-то раз оставив меня в своем кабинете одного.

Блондинчик отвел глаза от Энджи, что далось ему, как я заметил, нелегко, чуть отступил и посмотрел на визитку:

– А удостоверений или там значка у вас нет?

Как не быть, найдется. Отличная вещь эти бляхи – если глаз не наметан, они все выглядят одинаково, и потому мне нет необходимости таскать с собой пятьдесят видов. Я повертел одной у него перед носом и вновь сунул в карман.

– Итак, у вас только одна задняя дверь?

– Ну, одна, – заметно нервничая, ответил он. – А в чем дело-то?

– В чем дело? Вы еще спрашиваете, в чем дело? Где владелец?

– Чего?

– Владелец, говорю, владелец заведения где?

– Боб? Домой пошел.

Нет, сегодня действительно удачный вечер.

– Сынок, сколько тут этажей?

Он воззрился на меня так, словно я спросил, какое атмосферное давление сейчас на Плутоне.

– Этажей? Два. Наверху у нас номера.

– Ах, два?! – голос мой должен был зазвенеть от негодования. – Этажей два, а запасной выход только один, да и тот внизу?

– Да, – ответил он.

– А случись пожар? Как постояльцам эвакуироваться из здания?

– Через окно? – предположил Блондинчик.

– Через окно. Так. – Я покачал головой. – А вот я сейчас отведу тебя наверх, заставлю выпрыгнуть из окна и посмотрю, что с тобой будет. Через окно! Боже правый!

Энджи, сидя нога на ногу, цедила пиво, наслаждаясь всем происходящим.

– Ну... – начал было Блондинчик.

– Что «ну»! – гаркнул я, одновременно посылая Энджи взгляд, означавший «приготовься». Она изогнула бровь и допила стакан. – Парень, считай, что ты нарвался на очень крупные неприятности. – Потом подошел к фанерной стене и нажал кнопку пожарной тревоги.

Никто не кинулся к выходу. Скажу больше – никто вообще не двинулся с места. Все просто обернулись и уставились на меня. Похоже, я вверг их в легкую оторопь.

Однако из тех, кто находился на втором этаже, никто не смог бы сказать, горит дом или нет – в барах всегда довольно дымно.

Первыми появились довольно крупная женщина, драпировавшаяся в довольно маленькую простынку, и тощий малый, лишенный и этого прикрытия. Не удостоив нас взглядом, они, как кролики в охотничий сезон, порскнули к выходу.

Следующей неожиданно оказалась Симона. Она явно была очень растеряна и, ища глазами кого-нибудь из администрации, посмотрела сперва на Блондинчика, потом на толпу и, наконец, на меня.

Я тоже взглянул на нее, но затем взгляд мой застыл в некоей точке у нее за плечом.

Я увидел Дженну Анджелайн.

Энджи исчезла за углом. Я выжидал, не сводя глаз с Дженны, и вот наконец наши взгляды встретились. Ее глаза говорили, нет – вопили о том, что она покорно приемлет все. Глаза глубокой старухи. Карие и неподвижные, они уже не в силах были выражать страх. Или радость. Они были безжизненны. Но вот в них словно проскочила какая-то искра, и я понял, что она узнала меня. Нет, не меня лично, а мою, так скажем, функцию. Я был просто одним из воплощений власти, не важно кем – полицейским, налоговым инспектором, домовладельцем или начальником. И появился для того, чтобы решать ее судьбу, не спрашивая, хочет этого Дженна или нет. Она безошибочно определила, кто я такой.

Я оказался в центре внимания и знал, что сейчас придется столкнуться с сопротивлением, причем отнюдь не со стороны сестер Анджелайн. Вся публика в баре, за исключением Дженны и Симоны, Блондинчика и здоровенного, уже отяжелевшего парня, похожего по типу на бывшего футболиста, тихо слиняла под прикрытием дымовой завесы. Верзила подался вперед, а Блондинчик опустил руку под стойку. Что касается сестер, то, чтобы сдвинуть их с места, понадобился бы подъемный кран.

– Дженна, мне надо с вами поговорить, – сказал я и сам удивился, как громко и хрипло прозвучал мой голос.

Симона схватила сестру за руку и, приговаривая «Пойдем, пойдем, Дженна», повлекла к дверям.

Покачав головой, я загородил выход, одновременно сунув руку под куртку, поскольку Верзила качнулся в мою сторону. Еще один герой. Может быть, даже служит во вспомогательной пожарной команде. Правая рука потянулась к моему плечу, рот открылся, и грубый голос произнес: «А ну, оставь женщину!» Но, прежде чем он дотянулся до меня, я уже высвободил руку, отбил его лапищу и сунул ствол «магнума» ему под нос.

– Простите? – сказал я, сильнее прижимая мушку к его верхней губе.

Он скосил глаза на пистолет. Он ничего не ответил.

Не поворачивая головы, я держал в поле зрения весь бар, глядя прямо в глаза каждому, с кем встречался взглядом. За плечом я ощущал присутствие Энджи, слышал ее ровное дыхание и знал, что ее 38-й готов к действиям.

– Дженна, Симона, – произнесла она. – Пожалуйста, выйдите отсюда, сядьте в машину и поезжайте к себе в Уикхэм. Мы будем следовать за вами. Не пытайтесь оторваться, мы все равно догоним, и беседа продолжится в кювете.