— Эксперимент? — переспросил Пуг. — Какой еще эксперимент?
— Не знаю, — сказал Кэлис. — Я вообще не уверен в том, что мои слова соответствуют истине; я просто чувствую, что это так.
— Это так, — подтвердил Накор.
Все взгляды обратились на маленького изаланца. Накор усмехнулся.
— В этом есть смысл.
— В чем именно? — уточнил Пуг.
— Кто-нибудь, кроме меня, задавался вопросом, почему мы думаем? — спросил Накор.
Все удивленно переглянулись, не понимая, какое это имеет отношение к делу. Пуг рассмеялся:
— В последнее время нет.
— Мы думаем, потому что боги дали нам способность мыслить, — сказал Доминик.
Накор погрозил ему пальцем:
— Ты знаешь, что это — догма, и знаешь, что боги — в такой же степени творение человечества, в какой человечество — творение богов.
— Тогда к чему ты клонишь?
— Да ни к чему, я просто удивляюсь вслух, — сказал Накор. — Вы с Томасом рассказывали мне о том, как искали Маркоса и видели создание вселенной. Это навело меня на размышления.
— И?.. — спросил Томас.
— Ну, — начал Накор, — мне просто кажется, что вы должны начать все сначала.
Пуг посмотрел на него и разразился смехом. Не прошло и минуты, как хохотали все.
— Вот, — сказал Накор, — юмор — это атрибут разума.
— Ладно, Накор, — сказала Миранда. — Так что вы хотели сказать?
— С чего-то же все это началось.
— Да. — кивнул Доминик. — Был первоначальный толчок, создатель, что-то еще.
— Предположим, — сказал Накор, — что это было самосоздание.
— В один прекрасный день вселенная решила взять и проснуться? — ехидно спросила Миранда.
Накор на мгновение задумался:
— Кое-что мы должны всегда иметь в виду: все, о чем мы говорим, ограничено нашими собственным восприятием, нашей собственной способностью понять, короче говоря, нашей природой.
— Это верно, — согласился Пуг.
— Поэтому можно сказать, что вселенная в один прекрасный день проснулась, но в то же время это будет самое примитивное и самое неполное объяснение, — сказал Накор.
Доминик сказал:
— Диспуты такого рода постоянно возникают в церкви. Упражнения в логике и теологии, как правило, заканчиваются сварой.
— Но у нас есть кое-что, чего не хватает вашим братьям, аббат, — сказал Накор. — Свидетели создания.
— Если они видели именно это, — возразил Доминик.
— Ах, — сказал Накор, едва сдерживая ликование. — Ни в чем нельзя быть до конца уверенным, не так ли?
— «Что есть действительность?» — обычный вопрос в тех спорах, о которых я говорил, — сказал аббат.
— Действительность — это то, на что вы наталкиваетесь в темноте, — сухо сказала Миранда.
Накор посмеялся, а потом сказал:
— Вы говорили о большом шаре, который взорвался, образовав вселенную, правильно? Пуг кивнул.
— Значит, можно предположить, что все было внутри этого шара?
— Мы предполагаем, что так, — сказал Пуг.
— Хорошо, а что было вне шара?
— Мы были, — сказал Пуг быстро, — и Сад, и Вечный Город.
— Но вы появились из этого большого шара, — сказал Накор. Он встал и начал расхаживать, убыстряя шаги по мере того как добирался до сути. — Я хочу сказать, что вы родились в далеком будущем от момента создания, но сотворены из материи, которая была внутри шара, если вы меня понимаете.
— А как же Вечный Город? — спросила Миранда.
— Возможно, он будет создан в далеком будущем; а вы как думаете?
— Кем? — спросил Пуг.
Накор пожал плечами.
— Не знаю, и в данный момент меня это не волнует. Быть может, ты сам, когда тебе стукнет тысяча лет, создашь его и отправишь назад, к началу времен, чтобы вам с Маркосом было откуда наблюдать рождение вселенной.
— Новорожденная вселенная и тысячелетние маги, — проворчал Доминик, начиная терять терпение.
Накор тронул его за руку.
— А почему бы и нет? Мы знаем, что путешествие сквозь время возможно. Кто знает, что такое время?
Все поглядели друг на друга, и каждый начал предлагать свой ответ, но скоро все замолчали.
— Время есть время, — сказал Доминик. — Оно отмечает ход событий.
— Нет, — сказал Накор. — Это люди отмечают ход событий. Времени на это плевать; оно просто есть. Но что оно есть? — Он радостно улыбнулся и сам же ответил:
— Время — это то, что не дает всему произойти одновременно.
Брови Пуга поползли вверх.
— Так в шаре все случалось одновременно?
— А потом вселенная изменилась! — с восторгом завопил Накор.
— Почему? — спросила Миранда.
Накор пожал плечами.
— Кто знает? Просто так было. Пуг, ты мне говорил, что, когда вы в последний раз нашли Маркоса, он начал сливаться с Саригом. Был ли он еще Маркосом или уже Саригом?
— На какое-то время и тем, и другим, но все еще главным образом Маркосом.
— Жаль, что я не могу спросить его: «Когда вы сливались, было у тебя ощущение, что ты перестаешь быть Маркосом?» — На мгновение Накор загрустил, но потом к нему вернулась улыбка. — Я думаю, можно смело утверждать, что чем больше ты становишься одним целым с богом, тем меньше остаешься собой.
— Кажется, я понимаю, — сказал Доминик.
— Что? — спросила Миранда.
— К чему этот чокнутый клонит. — Старый аббат постучал себя пальцем по голове. — Разум. Квинтэссенция божества, «все», которое он называет «материей». Если перед рождением вселенной происходило все одновременно, тогда все было всем. Никакого разделения.
— Да! — крикнул Накор, восхищенный догадливостью аббата.
— И вот, по причинам, которых мы никогда не узнаем, началось разделение целого. Это «рождение» вселенной стало для нее средством… — Глаза аббата расширились. — Это была вселенная, пытающаяся осознать себя!
Глаза Томаса сузились.
— Не улавливаю. Люди могут осознавать себя, как и другие разумные существа или боги, но вселенная… Она просто есть, и все.
— Нет, — сказал Накор. — Почему люди? Почему другие разумные существа?
— Я не знаю, — сказал Пуг.
Накор стал серьезен.
— Потому что обрести смертность для вселенной, для той материи, о которой я говорю, это средство постичь себя, осознать себя. Жизнь в любом проявлении
— эксперимент, проведенный вселенной, и каждый из нас возвращает ей знание о ней самой, когда умирает. Маркос сделал попытку стать одним целым с богом и узнал, что, утрачивая смертности, утрачиваешь и способность сознавать себя. Низшие боги меньше себя понимают, чем смертные, а высшие, готов держать пари, вообще не знают себя.
Доминик кивнул.
— Слеза Богов позволяет нашему ордену говорить с высшими богами. Это очень непросто. Мы редко пробуем это делать, а когда пробуем, чаще всего общение заканчивается ничем. — Старый аббат вздохнул. — Слеза — ценный дар, поскольку позволяет нам творить чудеса, которые убеждают верующих в том, что Ишап еще существует, и мы должны служить ему и готовить его возвращение, но даже природа того бога, которому мы поклоняемся, находится далеко за пределами нашего понимания.
Накор рассмеялся.
— Ну что ж, теперь, если эта вселенная была рождена в тот день, когда Маркос, Пуг и Томас все это видели, что это о ней говорит?
— Я не знаю, — признался Пуг.
— Она — ребенок, — сказал Накор.
Пуг засмеялся и долго не мог успокоиться.
— Вселенной несколько миллиардов лет, по моим подсчетам.
Накор пожал плечами.
— Для нее это может быть то же, что для нас пара лет, и что тогда?
— К чему вообще весь этот разговор? — сказала Миранда.
— Да, — сказал Томас. — Все это замечательно, но у нас еще уйма проблем, которые надо решить.
— Это верно, — кивнул Накор, — но чем больше мы узнаем о том, с чем мы столкнулись, тем больше у нас шансов их решить.
— Согласен, но с чего начать?
— Я спрашивал уже — почему мы думаем? Возможно, у меня есть кое-какая идея. — Накор сделал паузу и продолжал:
— Предположим на мгновение, что все во вселенной, все, что в ней было, есть и когда-либо будет, связано между собой.