— То есть мы сообща пользуемся чем-то одним? — спросил Доминик.

— Нет, не только; мы все одно целое. — Накор посмотрел на Миранду и Пуга.

— Вы называете это магией. Я — фокусами. — Он повернулся к Доминику. — Ты называешь это молитвой. Но все это — одно и то же, а именно…

— Ну? — поторопил Пуг.

— Вот тут я испытываю затруднение. Я не знаю, что это. Я называю это материей. — Накор вздохнул. — Это некая единая сущность, из которой состоит все.

— Можно назвать это духом, — предложил Доминик.

— Можно назвать это прачечной, — сухо сказала Миранда.

Накор засмеялся.

— Как бы там ни было, мы — часть этого, и это — часть нас.

Пуг помолчал немного.

— Так и с ума сойти недолго. Я чувствую, что я почти на грани понимания чего-то, но не могу ухватить.

— И какое это имеет отношение к тому, чтобы восстановить порядок?

— Любое. Никакого. Я не знаю, — покорно сказал Накор. — Просто это то, о чем я думаю.

— Многое из того, о чем ты говорил, похоже на то, что я когда-то знал, будучи Ашен-Шугаром, — заметил Томас.

— Надо думать, — кивнул Накор. — Вселенная — это живое существо непостижимой сложности и размеров. Если нет другого слова, назовите это богом. Возможно, Создатель. Я не знаю.

— Маркос называл его Прародителем, — сказал Томас.

— Отлично! — воскликнул Накор. — Бог-Прародитель, Единый над всеми, как ишапианцы называют Ишапа.

— Но ты же говоришь не об Ишапе, — сказал Доминик.

— Нет. Он, конечно, важный бог, но не Прародитель. Я вообще не думаю, что у этого Прародителя есть имя. Он просто есть. — Накор вздохнул. — Вы можете вообразить себе существо с миллиардами звезд в голове? У нас есть кровь и желчь, а у него — миры, кометы и разумные существа… Да все! — Накор был явно взволнован придуманным им самим образом, и Пуг, поглядев на Миранду, заметил, что она улыбается, потому что ее, как и его, позабавила восторженность этого странного человека. — Прародитель, если вам угодно, знает все, является всем, но он — ребенок. Как дети учатся?

Пуг, который когда-то растил детей, сказал:

— Они наблюдают, их поправляют родители, они подражают…

— Но, — перебил Накор, — если вы — Бог, и у вас нет ни Бога-Мамы ни Бога-Папы, как вам учиться?

Миранду развеселила такая постановка вопроса.

— Понятия не имею, — засмеялась она.

— Вы экспериментируете, — сказал Доминик.

— Да, — кивнул Накор, и его улыбка стала еще шире. — Вы пробуете. Вы создаете, например, людей и отпускаете их на волю, посмотреть, что из этого выйдет.

— Так мы что — космический театр кукол? — сказала Миранда.

— Нет, — ответил Накор. — Бог не смотрит, как мы пляшем на космической сцене, потому что бог — тоже марионетка.

— Ничего не понимаю, — признался Пуг.

— Вернемся к вопросу, почему мы думаем, — объяснил Накор. — Если бог — все, то есть разум, дух, мысль, действие, грязь, ветер, — он посмотрел на Миранду, — прачечная, все, что есть и что может быть, тогда каждая вещь, которой он является, должна иметь цель. Для чего служит жизнь? — задал он риторический вопрос. — Для развития мысли. А что такое мысль? Средство для осознания? Некий отрезок между физическим и духовным. А время? Отличный способ разделить вещи. И наконец, для чего служат люди, эльфы, драконы и все существа, которые мыслят?

— Для того, чтобы дух мог осознать себя? — предположил Доминик.

— Правильно! — воскликнул Накор. Казалось, он сейчас пустится в пляс. — Каждый раз, когда кто-нибудь из нас попадает в зал Лимс-Крагмы, мы делимся своим жизненным опытом с богом. Потом мы возвращаемся назад, и все повторяется снова и снова.

Миранду не убедили его рассуждения.

— Вы что же, хотите сказать, что мы живем во вселенной, где зло — такое же порождение бога, как и добро?

— Да, — сказал Накор. — Потому что бог не воспринимает это как добро или зло. Бог как раз пытается узнать, что есть добро и что есть зло. Для него это просто некие особенности поведения живых существ.

— Похоже, он тугодум, — сухо вставил Пуг.

— Нет, он просто очень большой! — возразил Накор. — Он получает уроки миллиард раз на дню, в миллиарде миров!

— Однажды мы с Пугом спросили Маркоса, что будет с нашей необъятной и сложной вселенной, если на одной маленькой планете выпустить валхеру. Он сказал нам, что после Войн Хаоса природа вселенной изменилась и что возрождение валхеру в Мидкемии изменит сложившийся порядок вещей.

— Я так не считаю, — сказал Накор. — О, то есть это, несомненно, было бы большим несчастьем для всей Мидкемии, но в конечном счете вселенная сама приведет себя в порядок. Бог учится. Конечно, миллиарды людей могут умереть, прежде чем случится то, что восстановит сложившийся порядок.

Миранда сказала:

— Все это звучит совершенно бессмысленно!

— С вашей точки зрения, наверное, так и есть, — сказал Накор. — Но мне приятно думать, что смысл в том, что мм учим бога поступать правильно — мы поправляем ребенка. Мы говорим ему, что за хорошее стоит бороться, что доброта лучше, чем ненависть, что созидание лучше, чем разрушение, и еще многое в этом роде.

— Как бы там ни было, — сказал Пуг, — для жителей Королевства это сейчас вопрос далеко не первостепенной важности.

— Накор прав, — сказал вдруг Кэлис. Все посмотрели на него. — Он только что помог мне понять, что должно быть сделано и почему я здесь.

— Почему же? — спросила Миранда.

Кэлис улыбнулся:

— Я должен открыть Камень Жизни.

Эрик осушил кубок. Охлажденное белое вино было обычно для этой части герцогства.

— Спасибо, — сказал он и отбросил пустую бутылку.

Принц Патрик, Оуэн Грейлок и Манфред фон Даркмур сидели с Эриком за столом. В комнате собралось немало нобилей. Одни были одеты щегольски, другие, наоборот, были испачканы грязью и кровью, как Эрик.

Патрик сказал:

— Вы славно потрудились, учитывая скорость, с которой пал Крондор.

— Благодарю вас, ваше высочество, — сказал Эрик.

— Жаль только, что у нас не было побольше времени на подготовку, — вставил Грейлок.

— Времени никогда не бывает достаточно, — заметал Патрик. — Будем надеяться, что мы сделали все, чтобы остановить их здесь, в Даркмуре.

Вошел гонец и, отдав честь, вручил Грейлоку письмо. Оуэн развернул его и сказал:

— Плохие новости. Южных резервов у нас больше нет.

— Нет? — переспросил Патрик, в расстройстве ударив кулаком по столу. — Предполагалось, что они дождутся, пока вражеская армия пройдет, и ударят на нее с тыла. Что произошло?

Оуэн протянул свиток принцу, а для остальных пояснил:

— Кеш. Они переместили свою армию чуть южнее Дергана. Южное крыло врага и так было зажато слишком сильно, а когда на них навалились с фланга кешийцы, а с фронта — пигмеи, Королева повернула на север, наткнулась на наши укрепления и захватила их.

— И Кеш ввязался в войну? — спросил старый нобиль, которого Эрик не знал.

— Этого следовало ожидать, — сказал Патрик. — Если мы переживем эту войну, Кеш еще доставит нам немало хлопот.

— А как же лорд Сутерланд? — спросил нобиль. У него был очень усталый вид.

— Герцог Южных Болот мертв. Грегори, как и граф Лэндрета, погиб в бою. Господа, если это донесение верно, нам больше нечего надеяться на помощь с юга, — сказал Грейлок.

Один из щегольски одетых нобилей предложил:

— Может быть, нам стоит отступить к Малакз Кросс, ваше высочество?

Принц бросил на него уничтожающий взгляд и оставил эти слова без комментариев. Посмотрев на Эрика, он сказал:

— Господа, сквайры покажут вам ваши апартаменты. Там вас ждет чистая одежда и ванная. Через час буду рад видеть вас у себя на обеде. — Он встал. Вслед за ним поднялись остальные. — Продолжим обсуждение на рассвете. Утро вечера мудренее. — С этими словами он вышел из комнаты.

Манфред нагнал Эрика и Оуэна у двери.

— Ну, господа, похоже, сложилась неловкая ситуация.

Эрик кивнул.