– Ты куда? – встрепенулась девочка.

– Щас!

Зашуршал мусор, заскрипели лестничные ступеньки. Потом внизу что-то брякнуло: не иначе друг впотьмах свернул одну из кринок.

Рыска, не выдержав, тоже подползла к проему.

– Иди сюда, – как раз окликнул Жар сдавленным голосом. – Помоги втащить!

Девочка свесилась в темноту, нащупала что-то холодное и шершавое, вцепилась, что есть сил потянула, и на чердачный пол встал большущий… горшок.

– Зачем он тебе?

– Сейчас узнаешь. – Жар посидел на верхней ступеньке, переводя дух, а потом решительно поволок добычу на середину чердака. – Принеси-ка пару досок, там вдоль стенки лежали.

Когда Рыска вернулась, друг успел поднять горшок, надеть на гнездо и плотно прижать горловиной к балке.

– Подпирай скорей! – прохрипел он, еле удерживая груз руками и плечом.

Девочка торопливо подставила доски под горшок – наискосок, шалашиком. Жар помог заклинить их посильнее, осторожно подергал – вроде крепко стоит.

Рыска боязливо прислушалась к нарастающему тревожному гулу изнутри.

– Пожужжат-пожужжат и издохнут, – заверил ее Жар. – Тогда спокойненько снимем и выкинем.

За установкой горшка девочка немного утешилась, но стоило детям забраться под покрывала, как она снова начала ворочаться и вздыхать.

– Расскажи мне еще что-нибудь, – попросил мальчик, отвлекая ее от тревожных мыслей.

– О чем? – удивилась Рыска.

– А все равно. О себе. О родителях.

– Не хочу. – Девочка натянула одеяло до ушей, но друг не отставал:

– Тогда просто байку. Только, чур, веселую!

– Ну-у-у… – задумалась Рыска. – Хочешь, расскажу, как дядька Хвель огурцы сажал?

– Конечно!

– Ладно, слушай, – немного оживилась девочка, поворачиваясь к другу. – Живет у нас в веске один мужик, ленивый-преленивый…

Рыска давно спала, а Жар, приподнявшись на локте, все глядел на подружку, задумчиво катая в пальцах фасолину.

Хорошо, что на чердаке было темно и девочка не заметила, что последних два раза мальчик перекладывал семя из руки в руку.

Утро выдалось раннее, ясное, и Рыска проснулась до стука в потолок. Немножко полежала, прикидывая, долго ли еще до побудки, но потом сообразила, что Жара рядом нет. Девочка села, потянулась. Подпертый досками горшок стоял на месте и так злобно гудел, будто в нем варилось колдовское зелье.

Рыска выглянула из окошка, сонно щурясь на затянутый утренним туманом огород и пытаясь разобрать, кто из дворовых псов бродит по клубничной грядке – Репейка или ее сын Брех, уже переросший старую суку на голову, но такой бестолковый, словно этой самой головы у него вообще не было. На ночь собак спускали с цепей, и пес вечно норовил перемахнуть через забор и порыться в кротовьих кучах среди грядок. После чего кучи от грядок уже не отличались, а кроты и женка были очень недовольны.

Рыска призывно свистнула, надеясь, что Брех струхнет и вернется в будку. Тот действительно так и взвился… на задние лапы. Замотал головой, заполошно осматриваясь. Жар! Он-то там что делает? Проще Сашия из бездорожья вызвать, чем этого лентяя на прополку загнать, да еще в такую рань.

Мальчик заметил подругу, сердито погрозил ей, но из огорода все равно вылез. Прокрался вдоль стеночки к двери, воровато придерживая завернутую на животе рубашку.

– Ты что, Муха же нас убьет! – ужаснулась Рыска, когда Жар торжественно высыпал добычу на покрывало. Женка каждый вечер пересчитывала спелые ягоды и грозно обещала, что, если с утра будет хоть на одну меньше, – порки не миновать.

– Так ведь про белые она ничего не говорила, – рассудительно заметил воришка. – А они тоже вкусные, сла-а-аденькие…

– Краденое сладким не бывает!

– Ну, фначит, буфу дафитфя гойкими. – Мальчик запихнул в рот сразу две клубничины, только-только начавшие розоветь с одного бока. – Умм…

Девочка нехотя попробовала одну ягоду. Твердая и кислая, немножко похожа на сливу. Лучше бы в лес за черникой сбегали.

– Столько добра перепортил, она ж могла еще вдвое вырасти, – упрекнула Рыска друга.

– Ага, и достаться Пасилке с сестрами! Ну уж нет, – хорохорился Жар, скрывая досаду: он-то хотел порадовать подружку.

– Слышишь? – внезапно насторожилась девочка.

– Что?

– Бубенцы звенят! Кажется, хозяева возвращаются!

– Шутишь?! – не поверил друг. – Они ж только к ужину собирались, до города-то десять лучин пути. Что они, по темноте ехали?

Конец спору положил громкий стук в ворота и незнакомый встревоженный голос:

– Эй, хозяева, отворяйте! У нас тут человек помирает, помощь нужна!

Дети кинулись к лестнице. Растолкать храпящих в каморе батраков оказалось делом непростым: Жар слышал, как они возвращались уже после первых петухов,[10] дурацки хохоча и спотыкаясь. Одно место вообще пустовало.

Когда толпа взъерошенных, злых мужчин вывалилась из сеней, у ворот уже стояли Фесся и дедок, ругаясь с незваными гостями.

– Да вы кто такие будете-то?

– Люди, разве не видно?!

– Люди разные бывают!

– Да свои мы, свои! В Копытье живем, поросят в город на продажу возили!

– Давай туда! – Жар схватил подругу за руку и потащил в противоположную сторону, к сараям. С колоды на низенький курятник, с курятника на крышу свинарника, а оттуда видно, что делается и по эту сторону забора, и по ту.

Перед все еще запертыми воротами стояла телега-двупряжка, но меж оглобель почему-то была только одна корова, неловко вывернувшая шею из-за перекошенной упряжи. Гостей оказалось трое: рослые усатые мужики в пыльной потрепанной одежде. У одного из носков лаптей выглядывали пальцы с черными ногтями, другой кутался в наброшенную на плечи дерюгу. На телеге лежало что-то длинное и неподвижное.

Пришельцы раздраженно уверяли, что они не разбойники. Батраки не сомневались, что разбойники именно это бы и говорили.

– Езжайте вон дальше по дороге, там веска будет!

– А ежели наш друг вот-вот помрет?!

– Нам труп в доме тоже не нужен! Пустишь во двор какую-нибудь холеру, сам потом месяц не отмоешься!

– Да где ж он холерный – раненый! На нас самих возле яра разбойники напали, всю выручку отняли. Шанек отдавать не хотел, так они его ножиком…

– Тетя Фесся! – неожиданно подала голосок Рыска. – Пустите их, пожалуйста! Они правду говорят.

– Ты что, их знаешь? – удивился Жар.

– Нет… но знаю, что не врут! – Девочка змейкой соскользнула с крыши и побежала к воротам.

Батраки вняли не то детскому гласу, не то совести и ворота таки открыли. Гости окриками и пинками (скорей, пока хозяева не передумали!) заставили усталую корову тронуться с места и затащить телегу во двор. Убедившись, что на ней действительно лежит раненый человек, а не куча мечей под тряпьем, хуторяне подобрели. Фесся побежала будить Муху, дедок, вроде как знавший толк во врачевании, послал детей за теплой водой и чистой ветошью.

Копытинцы расселись на песочке под стеной дома, не веря, что их мытарства остались позади. Батраки вынесли им остатки вчерашней гулянки: полкувшина крепкого, на меду и грибах, кваса, несколько кусков хлеба и копченую баранью ребрину. Гости жадно набросились на угощение, охотно отвечая на расспросы:

– Ага, на вчерашней ярмарке. По сребру ушли, они у нас хорошие были, подрощенные. Себе бы оставили, да побоялись, что не прокормим: неурожай же, лучше до весны на картошке просидеть, чем неделю мясцом побаловаться, а потом зубы на полку. Чего в городе не заночевали? Так в кормильне становиться дорого, с приличных улиц стража гоняет, а в трущобах боязно. Мы, как расторговались, сразу домой и поехали. Разложили лагерь возле Ледышкина яра, только каша сварилась – выходят из кустов. Мол, отдавайте кошели, добрые люди, – пришли люди злые…