Я продиралась сквозь это затмение, я сжимала губы, пытаясь вывернуться из его объятий. Я преуспела, но не слишком. Он все еще был рядом.

— Нет, — выдохнула я. — Не надо. Перестань.

Сол уставился на меня с веселым изумлением:

— Ты не понимаешь, что говоришь.

— Понимаю. Прекрати.

Извернувшись, я высвободила руку и тут же нырнула в карман, где лежал мешочек Картера. Мне нужно было освободить и вторую руку, но Сол не отпускал ее. Опустив взор, я вдруг увидела, что его запястье истекает кровью. Как это произошло? Я ничего такого не делала.

— Джорджина, ты близка к тому, чтобы возвеличиться среди всех смертных женщин. Ляг. Перестань сопротивляться. Тебе не будет никакого вреда. Этой ночью ты испытаешь невиданное наслаждение, я обещаю.

Он снова потянулся к моим губам, и снова во мне воспылала эйфория. В горле застрял блаженный предательский стон. Приняв его за смирение, Сол ослабил хватку, и я смогла взять мешочек обеими руками. И все же это была тяжелая битва. Я контролировала свои действия вовсе не надлежащим образом. Целовать его в этот момент казалось куда важнее какого-то дурацкого мешочка. Ни на чем другом я сосредоточиться не могла.

Но я пыталась. Невероятным усилием воли я выбросила из головы физическое удовольствие и припомнила последствия действия амброзии: опустошенность Кейси, дикие перепады Дага от мрачного исступленного веселья до еще более мрачной депрессии и под конец его безжизненное тело в больнице.

Смертные — хрупкие существа.

Очень хрупкие. А Сол играл с ними, как будто они вовсе ничто. Тлеющие угли моего гнева мало-помалу начали разгораться.

Этот бессмертный сильнее тебя. Охотиться на тебя — особенно учитывая, что ты, так сказать, принадлежишь Джерому, — это нечто абсолютно недозволенное. Твое оправдание в самозащите.

Я снова оторвалась от его губ.

— Прекрати, — еще тверже повторила я. — Я хочу, чтобы ты перестал. Прекрати немедленно.

— И не подумаю, — огрызнулся Сол.

Гнев исказил его медоточивые интонации. Он тяжело дышал, грудь его вздымалась. Он — или я — снял рубашку, и передо мной предстал его ничем не защищенный торс.

— И не подумаю. Поверь мне, раз уж я начал, тебе самой не захочется останавливаться.

Пальцами одной руки я открывала мешочек; другая готовилась скользнуть внутрь. Амброзия притупила мои реакции, но я не прекращала борьбу и искала, где у него в груди бьется сердце.

— Я три раза просила тебя остановиться. Одного было бы достаточно. Нет — значит нет.

— Нет ничего не значит у таких, как ты. — Он хохотнул, все еще не принимая меня всерьез. — Что это с тобой? Я думал, ты хочешь стать бессмертной.

Рука нырнула в мешочек и вытащила дротик. Мы с Солом одновременно почувствовали его силу, и тут же он понял, кто я такая. Он вытаращил глаза, но я не дала ему времени на размышления. Сама я не раздумывала и не колебалась. В точности как велел Картер, я просто приняла меры — вплоть до мерзкой кульминации.

— Не впервой, — сказала я, вонзая дротик ему в сердце.

На мгновение Сол застыл, не в силах поверить случившемуся.

И тут началось черт знает что.

Пронзив сердце Сола этим крошечным кусочком дерева, я будто взорвала в комнате ядерную боеголовку. Ударная волна сшибла меня с дивана, и я больно и громко шмякнулась об пол. Застучали о стены мелкие предметы. Попадали картины и прочее искусство. Лопнули и осыпались сверкающим ливнем оконные стекла. И еще внутри хлынул дождь. Вокруг меня опадали красные сверкающие струи крови и блеска.

Обнаружилась не только моя истинная природа. За мгновение до того, как Сол взорвался, я тоже его почувствовала. Почувствовала по-настоящему. Да, он был частью системы, отличной от моей, но он не был низшим бессмертным бездельником в поисках мелких пакостей. Он был богом. Неподдельным истинным богом. Теперь я хотела бы отметить, что боги приходят и уходят в мире, основанном на вере. Божественная сила прямо пропорциональна вере приверженцев. Так что те, кого никто не вспоминает, часто бродят неприкаянные, ничем, кроме бессмертия, не отличимые от людей. У Сола, впрочем, была изрядная сила веры. Не как у Кришны или Бога с заглавной буквы Б, но большая. Уж всяко побольше, чем у меня.

Дерьмо собачье! Я только что уничтожила бога.

Полежав немного в позе зародыша, я выпрямилась и огляделась. Все было тихо, если не считать легкого ветерка, задувавшего в опустевшие оконные рамы. С ног до головы я была забрызгана липкой алой кровью, как будто попала под кисть у Мортенсенов. Сердце колотилось как бешеное.

Чуть погодя я услышала шаги на лестнице. Привлеченный шумом и тряской, в комнату ворвался Алек. Оглядевшись, он застыл с отвисшей чуть ли не до пола челюстью.

Опьянение не прошло с уничтожением Сола. Эта долбаная амброзия никуда не делась из моего организма и действовала все сильнее. Однако злость на Алека была такова, что я снова поборола одурманенные чувства и со стремительностью, удивившей даже меня саму, прыгнула на него и сбила с ног. Моментальное перевоплощение, и мое невысокое и стройное тело вдруг налилось такой недюжинной силой, что по виду не скажешь. Я оседлала Алека, и лицо его исказил панический страх, когда он сообразил, что не может пошевелиться. Я двинула его по лицу. Может, с координацией у меня было не очень, зато грубой силы хватало.

— Кто это был? Сол?

— Я не знаю.

Я снова его ударила.

— Честное слово, не знаю, — закричал Алек. — Просто парень… он меня сам нашел и предложил сделку.

— Какую сделку? Зачем ты привел меня к нему?

Он давился, смаргивая слезы:

— Секс. Он хотел секса. Кучу любовников непрерывно. Неважно, парней или девушек, главное, чтобы красивых. Сам я пальцем не мог до них дотронуться. Просто подсаживал их на зелье, пока не захотят встретиться с Солом. Потом он, сама понимаешь…

— Трахал их и вышвыривал, — гневно закончила я.

Я подумала о Кейси и модельном пареньке из кафе. Я вспомнила, как хотелось Алеку подсадить меня на амброзию и как он сопротивлялся моим заигрываниям. Я была предназначена Солу.

— Так это была не амброз… э-э, не то зелье в чаше. Это и в самом деле был расслабляющий наркотик для изнасилования.

— Я не знаю, — скулил Алек. — Давай, отпусти меня.

Я сжала его еще крепче и хорошенько потрясла. Онемевшие пальцы не сразу меня послушались. Пришлось напрячься, чтобы сохранить свирепость на лице и в голосе:

— Что он тебе давал? Он платил тебе или что?

— Нет. Он просто… он просто давал мне больше зелья. Сколько я хочу, пока привожу к нему людей.

— А ты раздавал его всей группе.

— Да. Это был единственный способ… единственный способ стать крутыми. Я всегда хотел только этого. Заключить контракт на запись и стать знаменитым. Это был единственный путь.

— Нет, — возразила я. — Это был всего лишь кратчайший путь.

— Слушай, что ты сделала с Солом? Что собираешься сделать со мной?

— Что я собираюсь сделать? — вскричала я, почувствовав, как ярость побеждает наркотик.

Я снова встряхнула его, так что голова застучала по полу.

— Прикончить тебя! Ты хоть понимаешь, что сделал всем этим людям? Своей группе? Даг сейчас в больнице, и все из-за тебя.

Он выпучил глаза:

— Я не знал. Честно. Я не хотел ему навредить… Я… я просто не мог вовремя достать наркоты. Пока не приведу тебя.

Он говорил обо мне и других жертвах, как будто мы были товаром. Мне захотелось вышвырнуть его в окно. Я бы и это смогла. Смертные действительно очень хрупкие существа, и хотя мое суккубовское перевоплощение не могло всю ночь удерживать такую мощь, однако пока я была способна нанести изрядные повреждения.

Несмотря на мое обычное неприятие насилия, должна признать, что швырять людей через всю комнату на самом деле доставляет куда больше удовольствия, чем можно подумать. После смерти Доминик я выследила врача, который сляпал ей аборт. Я сменила облик Жозефины на обезьяноподобного мужика семи футов росту, бугрящегося мускулами. Ворвавшись в маленький мрачный кабинет доктора, я времени не теряла. Я схватила его, как пушинку, и шмякнула о стену, сбивая полки с диковинами и так называемыми медицинскими инструментами. Фантастическое ощущение. Потом я подняла его за ворот рубахи и двинула по башке в десять раз сильнее, чем Алека. Доктор рухнул, но в нем еще теплилось достаточно жизни, чтобы отползти, как рак, в надежде дать деру.